Когда я вышел из бассейна, то час пик был в самом разгаре. Народ со стоянки устремился к станции метро.

Кроме нее.

Казуми сидела на траве на корточках и наводила объектив своего фотоаппарата, пока офисные служащие торопились на работу.

Я застыл на месте и долго смотрел на нее, как маленький любопытный зверек.

На ней была черная куртка, сапоги и короткая бежевая юбочка-килт. Даже я смог определить, что килт у нее от Бэрберри. Черные колготки, отличные ноги. Волосы, упавшие налицо. Вот сейчас она опять отбросит их назад. Она слишком хорошо выглядела для часа пик.

— Что вы фотографируете?

Она взглянула на меня и на этот раз узнала.

Улыбнулась:

— Листья. Распускающиеся листья. Они прекрасны, но всего лишь мгновение. Я люблю японскую сакуру. Вы знаете, что такое сакура?

Я кивнул:

— Цветущая вишня. Да? Японцы ходят в парк смотреть на цветущую вишню каждый год. Она цветет всего несколько дней. Школьники, служащие, рабочие, старики — все ходят смотреть на цветы вишни, пока они не опали.

Она поднялась на ноги, одернула юбочку от Бэрберри и отбросила с глаз прядь волос:

— Вы знаете о сакуре от Джины?

— Да, от Джины.

За все годы, проведенные с моей первой женой, я получил краткий вводный курс по культуре Японии. Я знал о традиции сакуры.

— Не уверен, что листочки северного Лондона подпадают под ту же категорию.

Она рассмеялась:

— Замечательные краски. Разные оттенки зеленого. Очень размытая граница между ними. Нужно только посмотреть на это другими глазами. Вы интересуетесь фотографией?

— Я? Очень даже.

— Правда?

— Конечно. Для меня это не просто снимки во время отпуска, которые за тебя проявляют в фотолаборатории. Знаете ли, фотография — это один из видов искусства двадцатого века. Э-э-э… Исключительно современное направление, которое до конца еще не исследовано.

Что это я несу? Какая чепуха! Она, наверное, подумала, что я полный идиот.

— Остановись, мгновенье, ты прекрасно, — произнесла она.

Я, должно быть, выглядел озадаченно.

— Эти слова поэта очень подходят к фотографии. Это — как смотреть на сакуру. Момент интересен тем, что длится только мгновение. Остановись, мгновенье, ты прекрасно, — она улыбнулась. — Люблю эти слова. Они так красивы.

«Остановись, мгновенье, ты прекрасно», — подумал я.

— Мне тоже нравится. — Я произнес это вполне серьезно.

Она надела крышку на объектив фотоаппарата и опять одернула юбку. Она собиралась уходить. Я попытался возобновить иссякшую беседу:

— У вас все в порядке, Казуми? Вы работаете?

— Пытаюсь. Ищу.

— Вы нашли себе жилье? Она кивнула.

— Там же, на Примроуз-Хилл. Через несколько домов от бывшего жилища Джины.

— Замечательно. Примроуз-Хилл — отличное место.

— В магазине видела Джуда Лоу с малышом.

— Повезло вам, — сказал я, хотя на самом деле подумал, что повезло Джуду Лоу. — Давно хотел спросить вас, могу ли я заказать вам сделать еще фотографии Пэта? Если вы не очень заняты. Я отметил кадры на негативах. Я точно знаю, какие снимки хотел бы.

Она кивнула головой. Эти быстрые, обнадеживающие движения.

— Я перешлю их вам.

— Или я смогу зайти к вам и забрать их.

— Или я пошлю их по почте.

— Мне не трудно. Правда.

Она смотрела на меня какое-то время, раздумывая.

— Хотите чашку чая, Казуми? За теннисным кортом есть кафе.

— Конечно. Британцы всегда хотят чаю.

— Как и японцы.

Мы пошли в сторону маленького кафе у теннисных кортов, двигаясь против потока спешащих офисных служащих. Когда мы заказали напитки, я представил себя в ее квартире на Примроуз-Хилл, увидел, как она снимает свои сапоги, а потом освобождается от юбки. Я видел это совершенно отчетливо. И мне казалось, что лучше этого нет ничего на свете. То старое ощущение, которое появлялось у меня всегда, когда что-то должно вот-вот начаться.

— Как Пэт? — спросила она.

И я за это обожал ее. Я мог обожать каждого, кто проявит заботу о моем мальчике.

— Думаю, хорошо, — ответил я. — Начал учиться в школе. Завел собаку. Ее зовут Бритни. Он приедет сюда на каникулы. Надеюсь, скоро. Мы должны это обговорить. А как вы? Нравится в Лондоне?

— Лучше, чем в Токио. Лучше, чем тогда, когда я была замужем.

Я подумал о плакавшем парне в саду у дома Джины. Какая-то часть меня не хотела об этом слышать. Терпеть не могу, когда начинают вспоминать о прошлом. Это все портит. Но Казуми хотела, чтобы я ее выслушал. А я был слишком любопытен, чтобы прерывать ее.

— Он фотограф. Достаточно известный. По крайней мере, в Токио. Он знал многих европейских фотографов: Хорста, Роберта Дуано, Алана Брукинга. Фотографов из «Магнума». Вы знаете? «Агентство Магнум»? Он был великолепен. Я работала у него помощником. Моя первая работа после колледжа. Я — как это сказать? — буквально божила его.

— Боготворила его.

— Он очень меня хвалил. Потом мы поженились, и он изменился. Хотел, чтобы я сидела дома и завела ребенка.

— Что за мужчина? Как он мог так поступить?

— Не хотел, чтобы я работала. — Она отпила чай. — Как вы и Джина.

Я не мог оставить это без ответа:

— Совсем не как мы с Джиной. Она сама захотела остаться дома и воспитывать сына. По крайней мере, сначала.

— Женатые мужчины, — произнесла она, как будто этим объяснялось все. Она встала, вынула маленький кошелечек от Прада.

— Уберите деньги. Я заплачу. Вы расплатитесь в следующий раз.

— Нет, — сказала она. — Следующего раза не будет. Я перешлю вам фотографии Пэта по почте.

* * *

Казуми направилась к выходу, а я смотрел ей вслед, пока она не смешалась с потоком офисных служащих. Девушка-азиатка в килте от Бэрберри.

Я крикнул ей вслед:

— Когда я вас снова увижу?!

Не оборачиваясь, она подняла вверх левую руку:

— Когда ваш палец излечится.

Я взглянул на свою руку. На безымянном пальце поблескивало золотое кольцо. Я чувствовал, что сегодня с ним что-то не так. Оно просто врезалось в кожу.

* * *

Я был уверен, что у Джины, глубоко внутри, осталась еще ко мне слабость.

— Ты, чертов кретин! — набросилась она на меня, когда я позвонил. — Идиотская твоя башка. Круглый дурак. Ты хоть имеешь представление, который здесь час? Уже за полночь. Пэт давным-давно спит. Ну, ты и болван, Гарри.

— Я не с Пэтом хотел поговорить, а с тобой.

— Давай, только быстро. Я уже собиралась чистить зубы и идти спать.

— Я хочу, чтобы Пэт приехал сюда. Примерно на неделю. Дней на семь. На Пасху. Как насчет пасхальных каникул?

Я услышал, как она, закрыв ладонью трубку, сообщила Ричарду, что это звоню я. А он вздохнул, хлопнул дверью и надулся (последнее я себе представил).

— Это невозможно, Гарри.

— Почему нет?

— Потому что очень накладно для нас отправлять его туда-сюда через Атлантический океан. К тому же это нарушит его режим. И он еще слишком маленький. Кто он, по-твоему? Тони Блэр? Ему всего семь лет.

— Он будет в порядке. Для него это будет приключением. Я должен его увидеть, я не могу ждать до лета. А деньги — не проблема.

— Неужели? — Она могла быть ужасно язвительной. — Для тебя, может быть и не проблема. Но работа Ричарда в компании «Брайдл-Уортингтон» не сложилась. — Пауза. — Он уволился.

— Господи, не может же он без конца менять работу! Ему придется просто взять себя в руки и вспомнить о своих обязанностях!

Ответом мне было долгое молчание. И я догадался, что моя бывшая жена уже раньше высказала Ричарду все, что она думала, почти такими же словами.

— Значит, он сейчас безработный?

— Нет, он сейчас осматривается. Но денег на поездку у нас нет.

— Я оплачу билет. Не беспокойся об этом, Джина. Я просто хочу увидеть моего сына. Хочу, чтобы он знал, что здесь у него тоже есть какая-то жизнь. У него ведь бывают каникулы? Отправь его сюда на Пасху. В любой день.

— Я об этом подумаю.

— Пожалуйста. — Приходилось умолять ее, чтобы я мог увидеть собственного сына. Но я почему-то совершеннона нее не злился. По неясной мне самому причине я скорее испытывал чувство, похожее на жалость. — Как там у вас жизнь?

— Побережье в Нью-Ингланд очаровательно. Много исторических мест. Всякие антикварные магазинчики и рыбацкие деревушки. Все эти названия, которые напоминают детство в Англии, — Ярмут, Портсмут. Здесь, кажется, есть даже маленький Хэмптон. Все эти английские названия, Гарри.

— Звучит заманчиво. Я рад за тебя, Джина.

— Но…

— Что?

Она перешла почти на шепот, как будто разговаривала не со мной, а сама с собой:

— Здесь, где мы живем, все не совсем так. В Хартфорде не так уж замечательно. Видишь ли, это большой, уродливый город. Тут высокая преступность. И мне немного — не знаю, как лучше сказать, — наверное, одиноко. Ричард каждый день отправляется в город искать работу. Пэт в школе.

— Учится хорошо?

— Очень хорошо. Он больше не слоняется по классу во время урока.

— Это отлично, Джина.

— Но я никого здесь не знаю. Днем все расходятся, вечером сидят дома. Все не совсем так, как я ожидала.

Тут, как мне показалось, она встрепенулась, вспомнив, с кем разговаривает:

— Но мы справимся. Привыкнем, и тогда все будет хорошо.

— Послушай, отправь Пэта сюда на неделю. Он побудет с моей мамой. Ему понравится. И она будет рада.

Я ничего не сказал Джине о маме, об опухоли размером с целую планету. Те времена прошли.