– О-о-о-о да! – выкрикнула Труди из кухни.

Я бросила на Антона вопросительный взгляд, но он смотрел только на Мими и Ронни.

– А почему нет? Потому что твоей матери не нравится, когда женщины пьют что-либо другое, чем маленькую рюмочку яичного ликёра после воскресного пирога? – спросила Мими. – На случай, если ты забыл, Ронни: Я не беременна и могу пить столько, сколько захочу.

– Супер, твой шеф очень обрадуется, когда его лучший старший консультант вернётся алкоголичкой, – ответил Ронни. – Пьяной ты дашь себя точно лучше пощупать.

– Мой дорогой Ронни, только потому, что мой шеф считает меня привлекательной, он вовсе не ощупывает меня, – сказала Мими. – Но хорошо, что мы затронули эту тему: я уже думала, что у тебя есть другие причины, кроме ревности, чтобы отговаривать меня выйти на работу.

– Есть и другие, – резко возразил Ронни. – Я считаю, что это слишком рано!

– Рано для чего?

– Ты это знаешь совершенно точно!

– Да, да! – донёсся до нас крик Труди. Я не могла этого понять. Эта женщина была действительно невозможна! Было слышно, как что-то с громким стуком упало на пол. О Боже, наверное, Труди свалилась со стола. Правда, казалось, что она ничего себе не повредила. Во всяком случае, раздался её смех, а потом упоённый крик. Элмар и Деревянные очки выглядели неприятно поражёнными.

Я нервно вздохнула.

– Мне пройти?.. – спросила Нелли и показала в направлении кухни.

– Не смей, – ответила я. Хотелось бы получить основательные разъяснения, но лучше не надо.

– Что это делают оранжевая женщина и тот мужчина на кухне? – спросила Эмили у Антона.

– Я надеюсь, не то, чем это слышится, – ответил Антон, глядя на меня. Я извинительно пожала плечами.

– О-о-о, это так хорошо, – пискнула из кухни Труди.

Йоханнес ухмыльнулся.

– Такое впечатление, что они доедают остатки, – сказал он Эмили.

Только Ронни и Мими, казалось, не замечали фиаско в кухне. Ронни раздражённо смотрел на Мими.

– Я думаю, что нам тоже надо пойти домой.

– Иди, – ответила Мими.

– Я, может быть, так и сделаю, если ты так и будешь продолжать, – заметил Ронни.

– Ох, это что, угроза?

– Да, да, о да, да! – вскрикнула Труди из кухни.

– Эй, вы оба, давайте-ка поспокойнее, – сказал Антон, и было не совсем ясно, кого он имеет ввиду. Но после этого замечания и у Мими и Ронни, и в кухне воцарилась тишина.

Пока Труди не воскликнула:

– О Петер, бэби, это действительно самый долгий оргазм в моей жизни!

– В любом случае, тебе больше не надо беспокоиться о том, что тебя тошнило, Юли, – сказала Нелли, когда мы уже ехали на велосипедах. – Тётя Труди позаботилась о том, что у людей останутся совершенно другие воспоминания.

– Что такое оргазм, мама? – спросил Юлиус.

Я устало посмотрела на него.

– Знаешь, зайчик, мне кажется, что я уже этого не помню.

* * *

– Я так волнуюсь, – сказала Пэрис. – Ты волновалась, когда была беременна Нелли?

Да, волновалась. Так же волновалась и была беременна от того же мужчины. Мир – большая деревня.

– Женщина с ребёнком заходит в электричку. Кондуктор говорит: Фу, какой у вас уродливый ребёнок. – Врач без приглашения рассказывал анекдот, натягивая на руки перчатки. – Женщина возмущена, она проходит в салон и начинает рассказывать другому пассажиру: Кондуктор был таким бессовестным со мной, вы не можете себе представить. Пассажир говорит: Вы не должны такое пропускать. Пройдите опять к нему и потребуйте извинений. Иначе вы пожалуетесь его начальству. А я пока подержу вашу обезьянку.

Врач разразился громким смехом.

– Ну разве не прекрасный анекдот?

Я вежливо кивнула. Шутки я не поняла. Пэрис сказала:

– Это самый ужасный анекдот, который я когда-либо слышала.

– Но я надеюсь, что это не причина поменять гинеколога, – заметил врач, продолжая смеяться. – То есть если он не обезьяна! Хахаха! – У него было какое-то странное чувство юмора.

Пэрис почти раздавила мою руку, а её взгляд не отрывался от экрана УЗИ. Там была, как обычно, видна, чёрно-белая путаница со снегом. Эта круглая кроличья нора была маткой – так, во всяком случае, сказал доктор. Затем он умолк.

– Я же беременная, да? – спросила у него Пэрис.

– Хм, да, – ответил врач. – Вы это видите?

– Не совсем, – ответила я. Пэрис спокойно могла подождать с этим УЗИ. По крайней мере, пока кролик не станет больше булавочной головки.

– Он здоров? – испуганно спросила Пэрис.

– Или это обезьяна? – спросила я.

– Хм, – ответил врач. – Пятая неделя, я бы сказал. И их двое.

– Двое чего? – воскликнула Пэрис и села. – Два сердца? Это можно вырезать? О Боже, моё бедное дитя!

Я сощурила глаза. И действительно: можно было увидеть две булавочные головки.

– Близнецы, – сказал доктор. – Мои поздравления.

Пэрис опустилась назад на кушетку.

– В вашей семье были близнецы? – спросил доктор. – Они обычно появляются через поколение.

Пэрис ничего не ответила. Она закрыла глаза. Что у её ребёнка может быть два сердца, не напугало её так, как тот факт, что у неё двое детей, каждый со своим сердцем.

– Пэрис? Пэрис??

– Может быть, в семье её мужа?

– Не думаю, – ответила я вместо Пэрис.

– Мы не можем рассказать об этом Лоренцу, – шепнула Пэрис. – Пообещай, что ты ему ничего не скажешь!

– Он всё равно это заметит, – сказала я. – Даже если они однояйцевые и будут по очереди кричать и спать, всё равно он когда-нибудь заметит, что их двое. Хотя бы по количеству пелёнок, с которыми вам придётся иметь дело.

Врач снова засмеялся. Он был исключительно весёлой натурой.

– Ах, он заметит раньше! Как вы думаете, каким толстым станет ваш живот?

Пэрис по-прежнему не открывала глаз.

– Это конец, – сказала она.

– Да ладно, Пэрис! Ты ведь хотела по меньшей мере двоих детей! Просто ты получишь двоих сразу!

– Здесь много преимуществ, – добавил врач. – У вашего ребёнка всегда будет с кем поиграть. И э-э-э…

– И э-э-э… потом дети могут на этом зарабатывать, – сказала я. – Тебе не надо будет бояться, что у них нет никакого дохода.

– Да, это хорошо, – вздохнула Пэрис. – При том, что я, скорее всего, буду матерью-одиночкой, потому что мой муж ещё сегодня меня бросит.

– Это пока мой муж, Пэрис, и ты его недооцениваешь. Он гораздо крепче, чем можно подумать.

Я оказалась права: разумеется, Лоренц не бросил Пэрис, когда узнал о близнецах. Он просто устроил театр и бросался цифрами, высосанными из пальца.

– 3650 поносов только за первый год! – например, восклицал он. – 3650 раз ходить по комнате, похлопывая по спинке, пока тебе не выплюнут на рубашку порцию молока!

– Для этого есть салфетки, – отвечали мы. – Их надо положить на плечо…

– А эти салфетки означают триста дополнительных кипячений в год! – продолжал Лоренц. – То есть можно сказать, что деньги на детей полностью уйдут на салфетки, не говоря уже о других вещах. Вместе с тем, что заберёт у меня Констанца при разводе, это означает, что мы приблизимся к черте бедности!

– Да, и за бэбиситтерство с близнецами я, разумеется, запрошу двойную цену, – сказала Нелли.

В неделю перед каникулами наконец наступило лето и принесло с собой температуру свыше тридцати градусов в тени. Даже ночами было жарко. Нелли можно было носить её топики с голым животом, а Юлиус с Яспером бегали по саду в кепках с козырьками. Я была очень благодарна за тенистый сад – тень давали многочисленные старые деревья, которые посадили мои свёкор со свекровью. Труди едва выдерживала жару в своей маленькой квартире и почти каждое утро стояла у нас перед дверью с обеими сиамскими кошками. Я всё ещё злилась на неё за то, как они с Петером вели себя у Антона, но она сказала, что это печальные, пуританские взгляды, которых она не ожидала от своей лучшей подруги.

– Ни один современный человек не станет возражать против хорошего оргазма, – сказала она. – Антон точно не возражал против этого.

– Разумеется, возражал! – ответила я. – И не только Антон! Все это слышали. Как ты думаешь, как мне было неудобно!

– Мне тоже, – добавила Нелли. Труди была её крёстной.

– Сами виноваты, если вам от этого было неудобно, вы чопорные курочки, – сказала Труди. – Но не надо по себе судить о других. Антон точно порадовался тому, что мы с Петером развлекались в его кухне. Если хочешь знать, он сконструировал свою кухню именно для этого.

– Для чего, скажи, пожалуйста?

– Ну, чтобы можно было самым лучшим образом удовлетворять друг друга, – ответила Труди. – Например, этот кухонный блок, у него действительно подходящая высота, и эта классная столешница не такая холодная, как мрамор или что, она ощущается тёплой и приятной, и освещение…

– Прекрати! – вскинулась я. – Плохо уже то, что ты настолько не держишь своё либидо под контролем, что ты не можешь подождать, пока вы с этим типом не останетесь наедине!

– Моё либидо совершенно естественное, – ответила Труди. – Зато твоё либидо кажется мне слегка недоразвитым, курочка. Иначе ты бы давно знала, для чего Антон оборудовал свою кухню. Возьмём, к примеру, вытяжку: как ты считаешь, для чего её можно применить при условии нормальной гибкости?

Я перестала с ней дискутировать. Труди была безнадёжный случай. Зато она не стала интересоваться моим мнением о Петере, возможно, потому, что она совсем не хотела услышать мой ответ, и вместо этого она помогла мне со срочными работами в саду. Мы постригли газон, установили детский бассейн, перетащили ратановые кресла из зимнего сада под клён и привязали гамак между буками под домиком на дереве. Впервые с тех пор, как мы переехали из квартиры Лоренца, Нелли высказалась исключительно позитивно о нашем новом доме.