Анжела нервно прошлась по раскаленной платформе и бросила в урну искусанную палочку. Она собралась было пойти купить еще мороженого, но тут раздался пронзительный свисток, и Анжела мгновенно оказалась в толпе теток в растянутых футболках, полуголых рабочих, пахнущих лесом и костром охотников с собаками и прокуренных рыбаков с торчащими во все стороны удочками. Выбраться из толчеи не было никакой возможности, и скоро Анжела уже шла по проходу, подталкиваемая женщинами с раздутыми хозяйственными сумками и разноцветными пустыми ведрами. Наконец слева мелькнуло свободное место, и Анжела юркнула туда. Бормоча извинения, Анжела плюхнулась на жесткое сиденье и, уже ни на что не обращая внимания, углубилась в разгадывание кроссвордов и чайнвордов.

Садоводство встретило девушку свежим воздухом, шелестом темных длинных листьев черноплодки, росшей вдоль всех заборов, и то и дело выкрикиваемыми с грядок приветствиями.

— О, наконец-то приехала! Что-то ты в этом году долго!

— Как нога-то? Мать приходила, рассказывала…

— Здравствуй! Что нового в городе?

— Анжела! Здравствуй, дорогая! Как дела?

— Как ты похорошела-то! Или мужик добрый попался?

— Анжелочка, девочка, как хорошо, что ты приехала! Зайди ко мне вечерком кошку посмотреть — что-то она хромает.

— Анжела приехала! Анжела приехала! — кричали мчавшиеся на велосипедах мальчишки. — Пойдем завтра щенят магазинной Жульки смотреть? И птенцов покажем!

Анжела только успевала улыбаться направо и налево и кивать, обещая полечить кошку и посмотреть щенков. В таком гомоне и суматохе стало и вправду не до мыслей о Володе. К тому же вернуться в город до вечера было уже невозможно — электрички ходили по летнему расписанию, с огромным перерывом днем. А уж дома стало и вовсе не до чего. Мама все не хотела верить, что нога совсем зажила и что Анжела может сколько угодно копаться в огороде. Она еле-еле уговорила отца не вешать гамак, который будет только мешать на их не очень большом участке. Но все-таки полностью убедить заботливых родителей в том, что она совершенно здорова и не нуждается ни в лежании среди бела дня в гамаке, ни в усиленном питании, Анжеле не удалось. На газон был торжественно выставлен старенький выцветший шезлонг, а за обедом в Анжелину тарелку были положены пугающе большие порции и самые лучшие куски.

— Мама! — ныла Анжела. — Ну что ты делаешь?! Я же растолстею! Ты ведь знаешь, каких трудов мне стоит держать себя в форме!

— Выздоравливающему организму нужны силы. Поэтому ешь и не капризничай. Не маленькая уже, сама должна знать, как важно для здоровья хорошее питание. А для костей кальций нужен. Вот я вечером пойду к Комновым, возьму творога.

— Мать права, — выглядывал из-за газеты отец, — надо лучше кушать.

— И ты туда же, папочка? — Девушка укоризненно качала головой. — Я же растолстею, стану некрасивая…

— Тебе, чтобы некрасивой стать, еще толстеть и толстеть. А так только округлишься немного, станешь пышечкой. Мать твоя тоже такой в молодости была — и ничего, счастлива.

— Папа! Но сейчас другие времена! Сейчас пышечки не в моде, на меня и смотреть никто не будет!

— Красивые женщины с пышными формами всегда в моде. Уж поверь мне, я тебе как мужчина говорю.

— Да сейчас и мужчины другие, папочка!

— Мужчины всегда одинаковые.

— Да что ты с ней препираешься?! — не выдерживала мама. — Мужчины, женщины, мода!.. Ей здоровье поправлять надо!

Анжела только покорно опустила голову и тяжело вздохнула, представляя, как будет сбрасывать лишние килограммы. Но спорить с мамой, когда она начала так активно заботиться о здоровье дочери, было бесполезно.

«Хорошо еще, что Володя уехал. А то мне ему на глаза показаться стыдно такой толстой, какой я тут стану через неделю, а то и раньше. А к его возвращению я уж точно успею привести себя в норму».

Весь день прошел в хлопотах и огородных делах, так что скучать и страдать Анжеле было просто некогда. Копаясь с клубникой и подвязывая помидоры, она так заботилось о том, чтобы не сломать ни одной веточки, не обрезать ни одного лишнего усика, что забыла и о Володе, и о своих страданиях и тревогах. И только к вечеру, когда стали ходить электрички, Анжелу иногда отрывал от забот об огороде протяжный гудок, от которого сжималось сердце. Но о поездке в город и думать было нечего. Мама ни за что не отпустит ее — не помогут ни слезы, ни обида. А удирать тайно, как подростку, стыдно и глупо.

Но вот стихли свистки электричек, все дела на сегодня закончены, родители негромко беседовали на террасе, а забор и кусты черноплодки потихоньку исчезали в наползающих сумерках. Анжела сидела на веранде и изо всех сил старалась не заплакать. От тоски ныло сердце. Но вдруг Анжела уловила знакомый голос, здоровающийся с родителями, суетливое шарканье мамы и уверенный стук каблучков по деревянному полу.

«Полина! — обрадовалась Анжела. — Конечно, это она — моя верная, находчивая Полинка! Она догадалась, что мне сейчас очень плохо одной, и приехала. На последней электричке, наверное, или на частнике — с нее станется».

— Так я и знала, что мое присутствие здесь совершенно необходимо! — Полина широко распахнула дверь, и в темную веранду ворвался с освещенного крыльца сноп яркого света.

— Ты даже не представляешь, как я тебе рада! — Анжела уже спрыгнула с кровати и подбежала к подруге.

— Очень даже представляю, — Полина уже ставила на стол вино, конфеты и звонко шлепала по клеенке какими-то яркими толстыми журналами.

— Ты что, как мама, хочешь, чтобы я растолстела?! Меня и так сегодня кормили как на убой, а ты еще конфет принесла.

— Сладкое успокаивает нервы.

— Особенно если знаешь, что оно тебе категорически противопоказано! К тому же я сегодня уже и так мороженое ела. А это что? — показала она на журналы, закрывая таким образом обсуждение своей диеты, потому что спорить с Полиной было так же бессмысленно, как с мамой. Да и полгода впереди до приезда любимого — это все-таки не несколько дней. Можно недельку и конфеты, и творожок поесть в свое удовольствие.

— Модные журналы. Надо же тебя как-то развлекать. Да я и сама их еще не смотрела. А на такую прекрасную принцессу, как ты, можно и платье сшить. Тут, знаешь, сколько моделей, и самых модных! Несколько журналов я из Италии привезла. А вот — масса аппетитнейших рецептов, заметь, весьма низкокалорийных, специально для таких, как ты. И, конечно, несметное количество скандальных тайн и романтических историй.

Полина разлила по бокалам вино, раскрыла журналы, зашуршала конфетными обертками, и Анжелка действительно забылась, глядя на умопомрачительные наряды и потягивая терпкое вино, дополняемое тающим на языке шоколадом.


— Вы зря смеетесь! Она замечательная, правда, замечательная.

— Что ж ты тогда до сих пор с ней только закатами любовался?

В комнате было душно и накурено. Открытое окно, выходящее во двор, почти не давало прохлады, потому что снизу доверху заросло плющом. Мужчины громко разговаривали и смеялись.

— К ней подход нужен. Да я и хочу от нее гораздо большего, чем месяц-два постели. Мне кажется, я заслужил немного отдыха и заботы. Анжела — это именно то, что для этого нужно. Добрая, ласковая, горячая, душевная — настоящая русская баба. И внешность тоже очень славянская: длинные русые волосы, крупные черты, высокая и не тощая, как сейчас модно.

— Есть, в общем, за что подержаться!

— Да-а-а, есть еще женщины в русских селеньях.

— Вот именно. Характер исключительный. Тихая и скромная, но уж если полюбит — всю себя отдаст, никаких трудностей не побоится.

— Может, ты жениться на ней собрался, раз так тщательно не только тело, но и характер выбираешь?

— О! Нашли о чем говорить! О женитьбе! Что, повеселей тем нет? А, Володька?

— Это не я, это Пашка про женитьбу спросил. Я ему о прекрасном толковал, а он… — Владимир трагически опустил голову.

— Эй вы, записные сердцееды! Водку будете? Или вам болтовни о женщинах достаточно?

— А кто принес горячие пирожки?

— Тебе бы только поесть — ни водка, ни женщины не нужны. Зайцев пирожки принес, он у нас водку холодным не закусывает.

Над столом, вокруг которого столпились мужчины, повисло облачко дыма и тоненько, зазвенели рюмки.

— Ничего ты не понял, Павлик. Я ее привязать к себе хочу, — продолжал Владимир под звяканье вилок и стаканов, — так, чтобы она на все ради меня готова была, везде бы за мной пошла. Я хочу быть в ней абсолютно уверен. Мне надоели бесконечные постельные и интеллектуальные романы. Хочу отдохнуть. К тому же умственной деятельности мне на ближайшие полгода с головой хватит, а вот тепла, душевности и простого полноценного секса как раз недостает. И, поверьте, лучшего варианта, чем Анжела, мне все равно не найти. Над ней поработать надо, но она того стоит.

— По-моему, ты больше времени потратишь на «работу», чем на наслаждение плодами своих трудов. Ты же в конце августа уезжаешь.

— Я ее и в Питер возьму. Только не сразу, а когда устроюсь. Там она будет просто незаменима. Ведь иногда (особенно, если чем-то серьезно занят и отвлекаться на случайные связи не с руки) хочется, чтобы дома ждала любящая жена, вкусный обед, теплая постель. А искать этого у петербурженок — дело гиблое. Там у меня просто времени не хватит, чтобы приручить какую-нибудь барышню. Да и глупо делать из женщин, самой природой созданных для игр и страстей, домашнюю утварь, когда в российской провинции полно баб, душой и сердцем стремящихся к роли домашней принадлежности.

— Что вы там про вкусный обед из рук столичной кокетки говорили? — вынырнул откуда-то из клубов табачного дыма Димка. — Знал я тут одну барышню, успевшую в Москве пожить и тамошних манер нахвататься. Полина Ордынцева, не слышали? В пединституте на инязе работает. И зачем сюда вернулась, кому она здесь с таким нравом нужна, неужели сама не понимает? Вроде ведь умная баба.