Дарья Волкова - Малыш, который живет под крышей (СИ)

* * *

— Наелась?

— Да, мам, спасибо, — Кира отодвинула тарелку с остатками противоречащего всем нормам здорового питания позднего ужина.

— Слушай, Кира… — Раиса Андреевна забрала тарелку, заменила ее чашкой. — Зеленый?

— Угу.

— Так вот, Кирочка… А что там тот молодой человек в машине? Максим, кажется?

— У него дурацкое имя — Максимилиан. Да высадила его у подъезда, денег… денег он сразу дал. Так что все «ок».

— Телефонами обменялись?

— Мама!

— Что — «мама»? Ты же сама сказала — архитектор, холостой, симпатичный…

— Симпатичный — это он сам про себя так сказал!

— Так что — урод?

— Да нет, в принципе, — Кира пригубила чаю, вздохнула. — Обычный. Нормальный. Глаза зеленые.

— Вооот! Глаза рассмотрела! Значит, понравился.

— Ничего он мне не понравился. И у него девушка есть.

— Девушка — не стенка. Отодвинуть можно.

— Мама, ты…

— Что — «я»?! — Раиса Андреевна встала за спиной дочери, принялась легко массировать плечи. А потом наклонилась и заговорила негромко, в темноволосую макушку. — Кирюш, у тебя тридцатник не за горами. В твои годы у меня ты уже в школу ходила.

— Мама, сейчас другое время.

— Время другое, а люди — те же. Ты у меня — умная, красивая, порядочная девочка. Тебе положено быть замужем.

— Так то порядочным положено…

Слова Киры прозвучали тихо. Но Раиса Андреевна расслышала их очень хорошо. Пальцы ее сжались на плечах дочери.

— Кирочка, доченька, ты вбила себе в голову какую-то ерунду. То дело прошлое, давным-давно быльем поросло, да и…

— Мам, я спать пойду, ладно? Завтра вставать рано.

— Да выспалась бы с дороги. Ты же человек не подневольный, как я. Чтобы «от» и «до», и по звонку.

— Воли у меня тоже не так уж и много — вон хоть у Оксаны поинтересуйся. И потом, у меня завтра сделка в десять. На Выборгской.

— Ну, тогда иди, конечно. Отдыхай, хорошая моя. И не придумывай себе глупости.

— Спокойной ночи, мам.

— Чего это мы такие грустные, Максимилиан Валерианович? — Костя спросил, не оборачиваясь, рисуя маркером что-то невидимое Максу на напольной доске. Как диагноз «грустный» поставил — непонятно.

— Я не грустный.

— Ты из-за встречи в Москве расстроился, что ли? — упорно допытывался Костя, все так же занимаясь невидимым художеством. — Да не бери в голову. Сразу было понятно, что так просто они не клюнут.

— Я лично считаю, что результат встречи скорее положительный, чем отрицательный. Есть там перспективы, — Макс развел руки, поднял вверх и потянулся.

— Вот и я так считаю! — Костик, наконец-то, обернулся. — Так что тогда с настроением, шановный пан?

На доске за спиной Кости красовался заяц. Этими зайцами — однообразными и страшными до невозможности Драгин просто изводил своего партнера и совладельца архитектурно-строительного бюро «Малыш и К». Макс и рисовал, и чертил прекрасно — образование обязывало. А Костя умел выбивать деньги из банков, чуять своим длинным носом выгодные проекты и рисовать страшных зайцев.

— Да не выспался просто, — Макс демонстративно зевнул.

— Ай, Яночка, ай баловница.

— Баловница — не то слово.

Костя нахмурился мрачному тону друга и отсутствию реакции на очередного зайца.

— А ну-ка, выкладывай. Поругался с Яночкой?

— Нет. Не поругался. Яночка сегодня утром получила команду «С вещами на выход».

— Вон оно что… — Костя сел к столу и подпер ладонью щеку. — Суров ты, царь-батюшка. Чем не угодила?

— Всем, — лаконично ответствовал Макс. — Достала.

— Ага-ага… — Дрыгин взъерошил волосы на затылке. — Чую, был поставлен ребром вопрос: «Или я веду ее в ЗАГС, или она ведет меня к прокурору».

— Без «или», — Малыш пружинисто встал, подошел к окну, отвел в сторону жалюзи. — Пусть валит на все четыре стороны и ищет достойный экземпляр для осчастливливания. Я — пас.

— Радикально.

— Честно, — Макс обернулся. — Я попробовал. Мне не понравилось жить с кем-то. Особенно если этот «кто-то» маниакально хочет за меня замуж. Не мое. Я лучше один.

— Зачем ты вообще на это решился — жить с ней?

— Не знаю. Наверное, я латентный мазохист. И разнообразия захотелось. Попробовать — как это: жить с кем-то? Эксперимент признан неудачным.

— Ну, тогда — да здравствует возвращение холостой жизни Макса МАлыша! — Костя отсалютовал стаканом для карандашей. — Это надо отметить как в старые добрые времена. В клуб и пара-пабабам!

— Успеется, — усмехнулся Макс. — Яночка будет еще неделю мне мозг выносить, минимум. Это въехала она моментально. Выезжать будет долго. Будет забывать любимые туфли, зарядник для мобильника, крем для бровей.

— Не бывает крема для бровей, — неуверенно произнес Костя.

— Ну, какая-то хрень для бровей бывает. Может, не крем. Да какая разница. В любом случае, это тема не быстрая. Вот как последние туфли заберет — так и завалимся в клуб.

— Договорились!

* * *

— Кира, где ты была? Почему не предупредила, что задерживаешься?

— Здравствуй, Оксана. У меня регистрация сделки была. И я…

— Кира, в офисе я — Оксана Сергеевна!

Ага, сейчас, как же. «Сергеевна». Может, еще «Вашим королевским величеством» называть — как во время игр в детстве? Детство кончилось, дорогая сестрица.

— Оксана, повторяю еще раз. Я была в регистрационной службе. И Владислава Юрьевича я об этом в пятницу предупреждала. А ты не хочешь, дорогая моя, спросить меня, как там дела у дяди Бори? Как Лиза и Семка? Они и твои родственники, между прочим.

— Ладно, — Оксана поджала губы. — Пойдем в мой кабинет.

Сколько гонору, блин. Кабинет. Будка собачья. Зато персональный закуток с табличкой. «Камышина Оксана Сергеевна, заместитель директора». Все те же детские игры в королеву и ее служанку.

— Сейчас, только схожу покурю.

— Кира!

— Прости, хочу курить — умираю, — Кира сладко улыбнулась. Сама тоже как ребенок — не может не дразнить двоюродную сестру. — Я быстро. Или могу в твоем КАБИНЕТЕ покурить.

— Возле входа не кури, — после паузы брезгливо ответила Оксана. — Клиентов распугаешь.

— Конечно-конечно. Я возле помойки курю.

Оксана закатила глаза и уплыла в свой кабинет. А Кира пошла курить к мусорным бакам. На помойку. Туда, где, по мнению ее распрекрасной кузины, Кире самое место.

* * *

Как и следовало ожидать, Яночка явилась вечером. Скромный макияж, закрытая одежда — сама поруганная невинность и попранное достоинство. Однако дверь открыла своим ключом — как к себе домой.

— Макс, а я тебе вчера равиоли приготовила… твои любимые — с шампиньонами. Они в морозилке.

— Можешь и их забрать тоже.

— Ты что — серьезно? — она подошла к нему совсем близко. — Макс… Ну, Мааакс… Прости меня! Я же извинилась! И не один раз. Мы же с тобой вчера так славно помирились, нет разве?

— Нет. Тебе показалось, — это был прощальный минет, но Макс не стал этого говорить вслух.

— Ты все еще сердишься? Признаю — я была очень неправа. И больше так не буду, честно! Не знаю, что на меня нашло, но я обещаю, что больше не…

— Ян, не надо. Я все решил.

— Ты все решил? А я? А мои чувства? Ну, Масюша… — она потянулась к нему губами, но Макс увернулся.

— Я начал собирать твои вещи. Помочь? Или дальше сама справишься?

У Яночки пухлые губы, и сейчас они очень эффектно задрожали.

— Ладно, не буду мешать. Пойду, пройдусь.

Дожил. Выставили из собственного дома. Сначала из машины выкидывают, теперь из дома. Но выносить это представление не было никаких моральных сил.

Далеко Макс не ушел — до набережной. Подумал — и пошел по мосту. На середине остановился. Смотрел на темную воду, в которой отражался свет фонарей с моста и Университетской набережной. Вдали виднелись линия огней Дворцового моста и круглая шапка Исакия. Постоял-постоял, потом замерз. И пошел в обратную сторону, на Васильевский. Что-то это просто его бич в последнее время — мерзнуть на улице. Тут некстати вспомнилась черноглазая и нелогичная Кира. Почему уехала, почему денег не дождалась — он так и смог придумать внятного ответа. Дойдя до конца моста, Макс свернул направо и пошел по набережной. У сфинксов спустился к воде. Час поздний, туристов уже нет, и можно постоять в одиночестве.

На город незаметно опустился вечер, и чернота воды сливалась с темнотой гранита ступеней. Сверху на Макса бесстрастно смотрел безбородый сфинкс, что когда-то, несколько тысяч лет назад, украшал вход в гробницу фараона — Макс, хоть убей, не смог бы сейчас вспомнить его имя. А когда-то ведь знал точно. Да какой только хренью не была забита его голова тогда, десять лет назад, когда он был еще студентом ГАСУ и каждое лето работал экскурсоводом по протекции тети Гали.

Макс запрокинул голову. Одна из городских легенд гласила, что с наступлением темноты у сфинксов меняется выражение лица. Спокойные и умиротворенные с утра, древние стражи египетских пирамид становятся безжалостными и даже угрожающими к вечеру. Макс прищурился. Ничего такого не углядел, да и видно плохо — только шея заболела. Макс погладил по макушке сидящего у подножия ближнего к мосту сфинкса грифона. Всем известно, что если положить грифону руку в пасть и потрогать зуб — то сбудется загаданное желание. Да, это тоже городская легенда. Макс задумчиво потер гладкую бронзу. У него нет особых желаний — всего, чего он хотел, он добивался сам. Его нынешняя мечта — собственная квартира. Не та, что досталась после отъезда матери в далекое Забайкалье с новым мужем. Эту квартиру Макс, конечно, привел в порядок и отремонтировал в соответствии со своими понятиями о комфорте. Нет, он мечтал о стенах. Вот, что ему нужно. Голые стены. Пол. Потолок. И панорамное окно с видом на Финский залив. Все остальное Макс сделает сам. Под себя. Ведь это его работа — проектировать пространство. А здесь он совместит работу и мечту. У архитекторов — своеобразные мечты.