А потом он замолчал — к обоюдному удовольствию. Но когда его поцелуи опустились в район пупка, Макс был остановлен.

— Максимка, иди ко мне… — она легко потянула его за волосы.

— Чуть позже.

— Макс, пожалуйста… — пришлось уже просить. — Не надо…

— Как это «не надо»… — Макс увлеченно нацеловывал ей кожу ниже пупка. — Очень даже надо. У тебя такой живот красивый.

— Максим…

— Тшшш… Все будет хорошо.

— Не надо, — тут она всхлипнула. — Пожалуйста.

Вот на это он среагировал. Оторвался, тяжело дыша. Приподнялся на руках, заглянул в глаза.

— Кирюш, ты чего? Девочки же любят куни. Я не великий умелец, но буду стараться, обещаю.

— Не надо, — повторила она.

— Почему? — Кира успела забыть, какой он может быть невозможно упрямый. Но звуки вдруг перестали складываться в слова. И она просто отвернулась.

Макс смотрел на ее повернутое в сторону лицо, на тонкий профиль на белой подушке, на разгорающийся на скуле румянец.

— Ой… Ой-ей-ей… Кажется, караул. Кирааа… Ты что… Тебе ни разу не делали куни?

Она отвернулась еще резче, совсем носом в подушку. Румянец стал и вовсе темным.

Его затопила какая-то незнакомая до этого момента нежность. Нежность на грани с душевной болью почему-то.

— Кирюшка… — уткнулся лбом в нарисованную сову. — Горе ты мое луковое… А еще хвасталась. А сама даже вон… — вздохнул, обнял крепко за плечи. — Какой же ты у меня ребенок неиспорченный.

Она всхлипнула в подушку.

— Да не переживай ты так. Сейчас испорчу. Вот прямо не сходя с этого места испорчу.

Она вздрогнула. И через секунду Макс с облегчением понял, что она смеется.

— Ты невозможный тип, МАлыш!

— О, да. И ужасно испорченный, — он снова принялся целовать ее.

— Максим…

— Тебе будет хорошо.

— Давай вечером, — жалобно.

— Сейчас! — он уже точно знал, что в некоторых моментах Кире просто нельзя давать спуску. И надо дожимать. Сейчас был именно такой момент.

— Ну, пожалуйста…

— Какой, к черту, вечер?! — Макс второй раз прервался на том же самом месте. — Почему не сейчас?

— Ну… — она шмыгнула носом. — Сейчас светло. Все видно. И вообще…

— Кира, если у тебя есть легкие огрехи в эпиляции интимной зоны и тебя это смущает, то я могу закрыть глаза, — весело хмыкнул испорченный тип.

— Нет там никаких огрехов!

— Тогда будь хорошей девочкой — раздвинь ножки и покажи.

Она задохнулась — откровенной непристойностью предложения, хрипотцой в голосе, поволокой в зеленых глазах. А больше всего — своим острым желанием выполнить его просьбу. И сопротивляться этому желанию сил просто не было.

Макс действительно не был большим мастером по этой части. И действительно очень старался. В какой-то момент стало казаться, что ничего не получится. А потом он вспомнил, что у него есть два союзника. Две его замечательные девочки — правая и левая. И они не подвели. Кончила у него Кира Артуровна. Как миленькая кончила.

* * *

Ее ресницы поднимались медленно — так, словно каждая была из металла. И поднимать их было тяжело.

— Кира, не смотри на меня так.

— Как — «так»? — ее улыбка была совершенно нездешней. И сама она была словно еще не совсем тут.

— Когда ты на меня так смотришь, у меня просыпаются странные желания.

— Какие, например?

— Чтобы ты варила мне борщ и пекла ватрушки. И встречала меня по вечерам с работы — примерно как вчера. И еще я хочу увидеть тебя… беременной. Моим ребенком.

— Ого. Ну… — Кира прокашлялась. — В принципе, нет возражений. Ни по одному из пунктов.

— Вот и отлично, — он поцеловал ее в нос. А она поморщилась. — Что не так?

— Ты пахнешь… — и смущенно добавила. — Мной.

— Разве это плохо?

— Нет. Наверное, нет.

— Ну, вот видишь — как все здорово получилось. А ты боялась…

— Вы — тролль, Максимилиан Валерианович, — с удовлетворенным вздохом констатировала Кира, уткнувшись носом ему в грудь.

— Ничего подобного, — возразил Макс, удобнее перехватывая ее руками. — Кира, пока ты вся из себя такая расслабленная… У меня к тебе есть три вопроса интимного характера.

— Целых три? — хмыкнула Кира. — Ты такой серьезный с утра — жуть просто. Спрашивай.

— Спрашиваю. Первое. Если мы вчера… без презерватива… а ты говоришь, что сейчас не время, и ты не забеременеешь…

— Ну-ка, ну-ка, смелее, — весело подбодрила его Кира.

— Кто из нас тролль — это еще вопрос! — огрызнулся Макс. А потом вздохнул. — Просто никогда не думал, что без резинки так… офигенно. Можно, я и сейчас тебя тоже… без всего?

Кира просканировала его нарочито внимательным взглядом. А потом милостиво кивнула.

— Можно.

— Премного благодарен! — фыркнул Макс. Но следующий вопрос задал серьезно. — Кирюш… Не подумай, что я лезу в твою прошлую жизнь. И что это имеет для меня принципиальное значение. Скорее, я переживаю, что… — удивительно, но он казался смущенным. — В общем, ты такая узкая. Очень просто. И в первый раз, и во второй. Тебе не было больно?

— МАлыш… — Кира неверяще округлила глаза. — Ты идиот?

— Кира!

— Я оба раз кончала с тобой! Какое «больно»? Ты не можешь сделать больно… — он уже точно знал, что обожает эти мурлыкающие интонации в ее голосе. — Ты такой специальный человек, чтобы доставлять мне удовольствие. Макс МАлыш — это секс-машина… — напела она.

— Спасибо, польщен, — буркнул Макс. — Но, возвращаясь к моему вопросу. Кир…У тебя давно секса не было?

— Давно, — она перестала улыбаться.

— Очень давно? — надо бы остановиться в этом допросе, но не мог. Почему-то не мог.

— Очень, — ответила Кира негромко. Но взгляд в этот раз не отвела. И он был ошарашен ответом, который прочитал в ее глазах.

— Кирюш… — неверяще. — Ты что… С тех самых пор… Это же сколько лет прошло?!

— А я не могла сначала, — она говорила спокойно. Потому что видела его глаза напротив. Потому что чувствовала его руки. Потому что знала — все гадкое осталось позади. Потому что была уверена — он поймет. — Вот просто физически не могла. Такое отвращение было — я даже в общественном транспорте не могла ездить. Если час пик и ко мне мужчины прижимаются — чуть ли не тошнило. Вот такая обратная реакция… после всего. В другую сторону. Я пешком стала ходить. Потом дядя Паша мне «опель» свой старый выдал — пожалел меня, дуру, которая через весь город на своих двоих. Потом вроде полегче стало.

— Кир… — он убрал темную прядь с ее лба. — Тебе сколько лет тогда было — девятнадцать, двадцать?

— Ну, примерно.

Макс покачал головой.

— Я как вспомню себя в этом возрасте… трахал же все, что движется. А ты… пешком… Бедолага ты у меня.

— Я у тебя идиотка, — мягко усмехнулась она. — Но я над собой работаю. Я пару лет назад решила проверить и попробовать, как оно.

— Ну? — ревновать было глупо, но он именно ревновал. Глупо и непоследовательно ревновал.

— Противно было, — поморщилась Кира. — Противно — и все.

— А со мной не противно?

— Дурачок, — она дунула ему прямо в нос, заставив поморщиться. И снова замурлыкала: — Макс МАлыш — это секс-машина…

— Да-да, это я. У секс-машины остался последний вопрос.

— Неужели последний? И мы, наконец-то, займемся сексом?

— Совершенно необузданная и ненасытная женщина, — демонстративно вздохнул Макс.

— Жалуешься?

— Офигеваю от собственного везения, — улыбнулся Макс. — Я вот думаю, что пора внести разнообразие. А то, что это все одно и то же: я сверху, ты снизу.

— Неа, — Кира лениво покачала головой. — Даже не мечтай. Прыгать на тебе я просто не в состоянии. Не сейчас.

— А как же утренняя зарядка?

— Можно, я свой комплекс упражнений сделаю в исходном положении «лежа на спине»?

— Нельзя! — он ловко повернул ее спиной к себе. — На спине ты уже лежала. Теперь полежи на боку.

Кира хотела что-то возразить, но не успела. Вместо этого с губ ее сорвался томный выдох пополам со стоном. Она так и дышала все это время. Под каждое его движение выдыхала жарко, шумно. Словно дышала его движениями, их наслаждением. А он, приподнявшись на локте, целовал ее затылок, плечо, шею и самое вкусное — место, где одно переходит в другое. И смотрел — насмотреться не мог. На нее — такую разверстую всю: приоткрытые в сбитом дыхании губы, дерзко торчащие вверх маленькие аккуратные груди, распахнутые бедра. Ему даже видно то место, где он сам входит в нее. Видно собственную руку, которая придерживает Кирино бедро, закинутое на его. Все видно так ярко, откровенно, бесстыдно. Невозможно прекрасно. Как она доверчиво и без остатка открывается и отдается ему. В голове гудит стремительный ток крови, в груди становится тесно, словно там бьется надрывно не только его сердце — но и ее тоже. В такт этим хриплым выдохам под каждое его движение.

Левая его рука смещается с бедра туда, между. Правая накрывает грудь. И ее руки тоже приходят в движение — перехватывают его запястья. Чтобы не вздумал убрать. Чтобы гладил и ласкал дальше. Держит его. Приказывает. Просит. Умоляет.

В момент оргазма ее пальцы сжимаются так сильно, что потом у него останутся синяки — на тыльной стороне запястья, где кожа тонка и виден голубой разлив вен. Но она не будет за это извиняться, а он — сожалеть.

* * *

Первым заговорил он. Отведя влажную прядь, на ухо:

— Кира МАлыш — это секс-машина… Это секс-машина — таки вам говорят…