— Ты что творишь?! Я сейчас охрану позову!

— Нет у вас никакой охраны, — мягко и проникновенно произнес Макс. — Влад с похмелья болеет и ему не до тебя. Позвони Кире и узнай, где она.

— Не буду!

— Какая статуэтка красивая, — Макс аккуратно взял со стола изящный парусник. — Муранское?

— Поставь!

— Что-то руки у меня дрожат…

— Ты придурок! Ненормальный!

— Звони Кире.

Теперь уже очередь Оксаны несколько секунд молча смотреть на Макса. А потом она резко схватила телефон. А потом так же резко отняла его от уха.

— Она не берет трубку!

— Звони еще, — голос Макса обманчиво ласков. — Звони. Пока она не возьмет трубку.

С третьей попытки Оксана дозвонилась.

— Она на меня наорала!

— И я ее целиком и полностью одобряю, — невозмутимо кивнул Макс. — Где она?

— Угол Троицкого и Измайловского! Показывает объект!

— Точнее. Адрес.

И, дослушав ответ, разжал пальцы.

— Упс… Какой я неловкий…

Остатки стеклянного парусника захрустели под подошвами мужских туфель. Оксана открывала и закрывала рот как вытащенная на берег рыба.

— Да ты… — он был уже у двери, когда она снова подала голос. Почти криком. — Что ты с ней носишься?! Что ты в ней нашел?! Ты знаешь, какая она?! Что у нее было?! Да она же шалава! Потаскуха! Шлюха! А ты с ней носишься, как с принцессой!

Его пальцы уже легли на дверную ручку. Макс медленно обернулся.

— Ты совсем не знаешь значения слов, которые произносишь, Оксана. Шалава, потаскуха и шлюха — это ты.

Дверь снова закрылась с мягким щелчком. Но перед этим Макс не удержался и опрокинул на пол ни в чем не повинный фикус. Лучше фикус, чем Оксану. Ударить женщину воспитание не позволило.

* * *

Знакомый серый «субарь» красовался аккурат напротив Троицкого. И от сердца немного — но отлегло. А потом Макс увидел и саму Киру — она стояла в десятке метров от своей машины, рядом с другим автомобилем. И разговаривала с парой: мужчина и женщина. Видимо, супруги. Наверное, клиенты. Наконец-то ему повезло — не придется искать Киру по всему городу.

Макс, не торопясь, подходил к разговаривающей троице. Разглядывал Киру. Где ее пальто и костюм — «я-вся-из-себя-приличная-дама-риэлтор»? На ней джинсы, ладно облегающие ее аккуратную попу и длинные ноги. Короткая кожаная куртка, шарф укутывает шею и подбородок, руки спрятаны в карманах. Не риэлтор — студентка. Но ее клиентов это не смущало — все трое о чем оживленно переговаривались и улыбались. Макс остановился у Киры за спиной. Оказывается, можно злиться на человека и одновременно им любоваться. Потому что соскучился до жути, хоть она и коза.

На него обратили внимание собеседники Киры, женщина улыбнулась понимающе. Кира обернулась. Он не успел заметить выражение ее лица — если и было удивление, не поймал его. Потому что она снова резко обернулась к своим клиентам. Но те уже спешили завершить разговор и попрощаться. Видимо, основные моменты они уже обговорили. И Кире пришлось снова оборачиваться к нему. Но начинать диалог она явно не собиралась. Смотрела куда-то мимо, на Троицкий, лишь мазнув мимолетно взглядом по его лицу. Какие же у нее глаза темные.

— Ничего не хочешь мне сказать? — хорошо начал разговор. Спокойно.

Кира покачала головой. Вот ведь коза!

— Точно ничего? — голос Макса звучал мягко и вкрадчиво. — Например, почему ты два дня со мной не разговариваешь — не хочешь объяснить?

У нее дернулась щека. Полезла в карман за сигаретами, прикурила. Жутко хотелось вырвать у нее пачку и зажигалку из рук, выбросить все, встряхнуть, наорать. Поцеловать. Но нельзя. Надо все выяснить. Раз и навсегда!

— Ты же все и так знаешь, — она резко выдохнула дым в сторону. — Оксана звонила — а я-то думала, зачем? К чему это все, Макс? Она же тебе все сказала.

Не нужен этот разговор. Все и так понятно. А еще — очень больно. Даже смотреть на тебя — больно.

— Мало ли что я знаю, — он пожал плечами. — Я предпочитаю узнавать правду напрямую от людей. Мне интересно, почему ты вдруг решила со мной перестать разговаривать. Вот я и спрашиваю.

Спокойствие, с которым он начал разговор, быстро испарялось. Но пока еще держалось.

— Тебе обязательно надо, чтобы я произнесла это вслух? — она курила, глубоко затягиваясь. Такое ощущение, что ему назло. — Ладно, пожалуйста. Я не люблю групповух, Макс. Не практиковала и начинать не хочу. Тебе нравится Оксана, нравится заниматься с ней сексом — дело вкуса. Можешь ухаживать за ней, приглашать в гости, заниматься с ней сексом. Но я — пас. Я в этом не участвую. — Она поперхнулась табачным дымом, закашлялась. И добавила как-то без прежнего задора и даже почти жалобно. — Не хочу.

Жалость остро кольнула под ребрами. От ее агонически вздернутого подбородка. От дрогнувшего на последних словах голоса. От выступивших на глазах слез — от кашля ли?

Но — нет. Никакой жалости. Жалость Кире Артуровне не нужна. Она ей даже противопоказана. Все, что ей нужно — это хороший пендель.

— Значит, по твоему мнению, у меня был секс с твоей сестрой?

— А по твоему мнению — нет? — она даже умудрилась усмехнуться.

— Полагаю, что лучше тебя осведомлен в этом вопросе, — невозмутимо.

— Прекрати! — он пробил. Пробил все-таки ее с таким трудом возведенную стену спокойствия и отстраненности. Полетел в сторону окурок, а Кира наставила на него палец. — Прекрати мне врать! Я знаю. Я все знаю! У меня есть доказательства!

— Доказательства? — то, что Макс еще говорил, а не орал — это было настоящим чудом. Никак, Троицкий благотворно влиял. — Интересно, какие? На ютубе выложили запись, как мы с Камышиной трахаемся? Сколько просмотров? Как я там выгляжу? Ракурс удачный?

— ПРЕКРАТИ! — она сорвалась на крик. Руки чесались вмазать ему. Прямо по наглой архитекторской зеленоглазой роже с редкими бледными веснушками. — Откуда она знает про интерьер твоей квартиры?! Про гранитную столешницу, лаковые вставки на диване и спальню в японском стиле? Про подушки у окна с видом на Финский?! Откуда, я тебя спрашиваю?! На чай ее приглашал в гости?!

— Нет, не приглашал, — слегка озадачился Макс. И криком, и фактами. — Не было ее у меня в гостях. Мы и встречались-то раза три всего с ней, все время в присутствии других людей. Так что не знаю… — Макс потер лоб. — Хотя нет — знаю. Я с ребятами советовался по поводу интерьера. С дизайнерами знакомыми. А у них своя группа в фейсбуке. И я там постил фотографииквартиры — показать, что в итоге получилось. Кто угодно мог это видеть.

— Конечно-конечно! — Кира уперла руки в бедра. — И свои фото топлесс ты тоже там постил, да?

— Вообще-то, нет, — слегка опешил Макс. — А… зачем?

— Тогда откуда Оксана знает про родинку у тебя около пупка?! — проходящая мимо женщина с изумлением оглядела их, но Кире было плевать. — Откуда она это знает, объясни мне?! Хотя, нет, — махнула рукой. — Не объясняй. И так все понятно.

— А мне непонятно! — все-таки повысил голос Макс. — Не имею привычки выкладывать без толку свои фото куда попало, а уж тем более — полуголым. Странно это все…

— А, по-моему, все понятно!

— Помолчи, а! — рявкнул он. — Не умеешь думать — другим не мешай! А, хотя… — Макс прищелкнул пальцами. — Все ясно. Это Янка.

— У тебя все виноваты — даже твоя бывшая! Кроме тебя!

— Да потому что я не виноват! — ярость вместе с облачками пара вылетала изо рта. — Она меня задрала прошлым летом на Кипре своими фотосессиями. А потом их выкладывала вконтакте — как мы круто отдохнули. Фото в шортах и без майки там точно были!

— Откуда Оксана знает твою Яну?!

— Без понятия! Вполне возможно, что… — тут Макс слегка остыл. — Я сто лет вконтакт не заходил, все больше фейсбуком и твиттером пользуюсь. Вполне возможно, Яна у меня до сих пор числится в друзьях. Я вообще этот виртуальный соц. пакет не отслеживаю! Так что было бы желание — все это можно узнать. Было бы. Желание.

Последние слова он выделил. Нарочно. У Киры засосало где-то в районе желудка, там, где болталась только одна чашка кофе. Неужели… Неужели она ошиблась?

— Конечно. Все так просто. Фейсбук. Вконтакт. А ты — святой.

— Я не святой, Кира, — его голос вдруг прозвучал устало. — Но верить мне можно. В отличие от твоей сестры, от которой ты, как я понимаю, ничего хорошего не видела. Но тебе проще поверить ей, так? Видимо, в твоих глазах я доверия не заслуживаю. Кто я такой — чтобы мне верить?

В горле мгновенно набух огромный комок. Сказать что-то невозможно. А сказать надо. Извиниться надо. Потому что глубоко внутри что-то тут же радостно ему поверило. Поверило, и в коленях стало совсем мягко и слабо. Так, что стоять трудно стало. Стоять трудно, говорить невозможно. И все из-за тебя. Из-за тебя.

— Даже не знаю, — Макс низко опустил голову, покачал ею. — Видимо, я в юности много накуролесил, если сейчас… Столько ведь девушек было — красивых, умных, добрых. А я все выбирал чего-то. Ждал. Дождался! Из всех возможных вариантов я влюбился вот… — теперь он обличительно ткнул в нее пальцем. — Вот в ЭТО!

Колени чуть окончательно не подвели ее. Комок из горла ухнул куда-то вниз — добивая и без того зашедшееся в замысловатом риффе сердце.

— Что… Что ты сказал?…

— Нет-нет! — он даже отступил на шаг назад. — Забудь! Я этого не говорил.

— Но ты… — растерянно. Ошеломленно. — Ты сказал, что…

— Забудь, что я сказал! Потому что ты еще не заслужила, чтобы я тебе это говорил! Вот если бы… — тут его прервал звонок мобильного. Макс раздраженно поднес телефон к уху. — Да?! Все, я уже подъезжаю! Да, честное слово! Сейчас буду, не паникуй, еще есть время! — Все так же раздраженно Макс сунул телефон в карман. — Все, я поехал. У меня дела. А ты, Кира Артуровна… — его взгляд из-под нахмуренных бровей был сердитый и, одновременно, какой-то странно и удивительно нежный. — А ты подумай над своим поведением, как говорится. Крепко подумай. А как надумаешь чего толкового — звони. Может быть, я возьму трубку и тебя выслушаю. Я стараюсь выслушивать тех, кто дорог мне. И верить им. Мне надо только, — вздохнул. — Немного остыть. Все, пока. Опаздываю уже.