Но ничего подобного не произошло. На лицах людей, стоявших с ней рядом, не было страха. Их глаза были устремлены на поле, где рыцарь Бригант, собравшись силами, нанес сокрушительный удар рыцарю де Гини. Сэру Ланселоту удалось удержаться в седле, правда, с трудом. Толпа одобрительно загудела. Аликс к ней не присоединилась. Она ее просто не слышала. Она думала о той силе, которая вышла из нее. Она не сомневалась, что она прошла через нее и стала ее частью и, вполне возможно, существенной ее частью. Когда удивление прошло, Аликс поняла, что она всегда знала об этой силе, даже тогда, когда она еще только ждала своего часа, и, даже тогда, когда Аликс еще не могла сформулировать то, что с ней происходит. Ее мать, Джулиан Мадригал, хотела ее защитить. Мать не рассказывала ей об этой силе, и поэтому Аликс неоткуда было узнать, что женщины ее семьи с незапамятных времен чувствовали, когда эта сила себя проявит.

«Доверяй ей, – шептала Магдалена. – Доверяй тому, чем ты обладаешь».

Аликс, напуганная, отогнала от себя этот голос. Она не понимала, что произошло и в кого влилась вышедшая из нее сила.

Труба протрубила в третий раз, и оба рыцаря вновь сошлись в поединке. Северин видел, как Ланселот де Гини поднял копье и нацелился ему прямо в сердце. Неужели это конец? Сэр Ланселот хорошо знает доспехи. Он хорошо знает, куда нанести удар.

Северин взял наперевес свое копье и еще ниже склонился в седле. Плечо снова начало болеть, но он старался об этом не думать. Когда они сошлись вновь, он увидел в прорезь шлема горящие глаза де Гини. Раздался треск скрестившихся копий, и вслед за ним оглушительный крик толпы. Боль пронзила Северина. В глазах потемнело, но он, к своему удивлению, прочно держался в седле. Все вокруг – его люди, люди де Гини, крестьяне – стучали о перила и громко кричали:

– Упал! Упал!

И только тогда Северин понял, что вызвало у него такую острую боль: отдача от копья, попавшего в цель. Он выбил Ланселота де Гини из седла! Волосы Северина намокли от пота под шлемом. Пот струился по его лицу и застилал глаза. Протерев глаза, он наклонился, чтобы помочь Ланселоту встать. Сейчас, когда поединок закончился, рыцарские законы требовали, чтобы он это сделал.

Ланселот де Гини упал с лошади.

Северин Бригант победил.

– Поединок закончился! – закричала Аликс, готовая броситься Кристиано на шею, но он вовремя отступил. Впрочем, ей уже было все равно. Она забыла о благоразумии и своем положении единственной благородной дамы. Она была счастлива, и радость переполняла ее. Возможно, Северин и не любит ее, возможно, она не хочет выходить за него замуж, но его победа спасла ее от кошмарной участи. Сейчас никто не сможет заставить ее выйти замуж за Ланселота де Гини. Никто не заставит ее испытать объятие рук, обагренных кровью ее мужа.

«А Северин не будет насильно заставлять меня выходить за него замуж, – подумала она, слушая оглушительные крики толпы. – Он, даст мне возможность спокойно уйти в монастырь». Но слово «монастырь» уже не звучало так уверенно, как раньше.

Голос Магдалены шепнул: «Случилось плохое».

Аликс увидела удивленное лицо Кристиано.

– Он поднялся! Граф де Мерсье не покидает поле сражения.

Северин протянул руку Ланселоту де Гини и в следующее мгновение оказался в грязи. Он лежал в неуклюжей позе. Его рана горела огнем, и не было сил подняться. Над ним стоял рыцарь де Гини с мечом в руке.

– Мошенник! Мошенник! – кричала толпа.

Но человека, который осмелился нарушить обычай и рыцарский кодекс чести, убив спящего Робера де Мерсье, не заботило мнение толпы.

Каким-то чудом де Гини не удалось убить его первым ударом, и Северина это спасло. Чудом было и то, что ему удалось встать на ноги и вытащить свой меч. Ланселот был сильным противником, хитрым и коварным, он не собирался щадить Северина, делая скидку на его рану. Рыцари наносили и парировали удары друг друга, кружа на месте. Никому из них пока не удавалось нанести смертельный удар.

В Северине проснулась жажда крови. Она, как всегда в сражении, пришла ниоткуда и была замешана на ярости. Его раненая рука теперь чертовски болела, но он продолжал кружить вокруг де Гини, полный решимости его убить. Звуки металла разрывали тишину раннего утра. Других звуков не было. Зрители затаили дыхание. Можно сказать, что они даже вздохнуть боялись.

Аликс, ошеломленная, наблюдала за сражением.

То, что происходило сейчас, нельзя было назвать рыцарским поединком.

То, что сейчас разыгрывалось перед ней, было не чем иным, как ненавистью.

Северин не сомневался, что Ланселот де Гини решил его убить. Он это понял с первым ударом своего противника, Де Гини нацеливал свои удары ему в голову, в самую уязвимую часть в рыцарских доспехах. Удар, еще удар, отражение. И с каждым ударом рана Северина болела все сильнее, и у него начало темнеть в глазах. Он тряс головой, стараясь избавиться от пота, застилавшего ему глаза, но силуэт врага расплывался перед его помутневшим взором. Однако он видел перед собой монстра, жаждавшего его крови. Все было как в кошмарном сне, который он видел ребенком. Этот монстр являлся к нему каждую ночь. Сейчас Северин вспомнил этот сон.

И он был напуган – очень напуган. Совсем как в детстве. Но он снова и снова поднимал свою раненую руку и сражался, преодолевая страх, как это было прежде и как это будет всегда. Он кружил и наносил удары этому монстру, и внезапно в нем вспыхнул маленький лучик надежды. Сквозь скрежет металла он что-то услышал, что-то слабое, но утешительное. Что-то такое, чего де Гини не мог слышать.

Ланселот ритмично работал мечом. Северин, наоборот, не скрывал своей усталости. Он специально медленно наносил удары, подбираясь к де Гини все ближе и ближе. Он выжидал, когда расстояние между ними сократится на четверть копья.

Такой момент наступил, и рыцарь Бригант опустил свой меч.

Наблюдая за схваткой со своего места на помосте, Аликс поняла, что Северин собирается сделать, еще до того, как он это сделал. Она видела, как Ланселот уверенно приближался к Северину, готовый в любой момент нанести смертельный удар. Она видела кровь, просачивающуюся через полированную сталь доспехов Северина, и знала, что Ланселот тоже это видит. Ей оставалось надеяться, что Северин знает, что делает.

Не выдержав, графиня де Мерсье закрыла глаза.

– Милорд!

Звонкий голос пажа прорезал тишину, застигнув рыцаря де Гини врасплох. Северин заметил его нерешительность и слегка повернул голову, но даже этого «слегка» оказалось достаточно, чтобы заметить, что происходит.

Юный паж со светлыми волосами был не один. Вместе с ним по полю бежали трое других, одетых в красно-зеленые, расшитые золотой нитью ливреи, сверкавшие позолотой в серой дымке дня. Их появление могло означать лишь одно. Сейчас и сэр Ланселот понял, что происходит, и отбросил в сторону свой меч. Два трубача встали по обе стороны поля и громко затрубили. Звук труб еще висел в воздухе, когда один из пажей провозгласил:

– Дорогу его светлости Жану, герцогу Бургундскому!

Оба тяжело дышавших, истекающих потом и кровью рыцаря сорвали свои шлемы и бросили их на землю. Но Северин, благодарный Богу, что остался жив, не смотрел в сторону подъемного моста замка Мерсье, где появились первые люди из свиты герцога. Он только бросил беглый взгляд на самого герцога, скакавшего среди развевающихся красно-зеленых знамен Бургундии.

А затем взгляд Северина скользнул поверх голов зрителей на трибунах. Во время самой тяжелой части поединка, когда де Гини пронзил его отравленным копьем, Северин посмотрел туда, куда он смотрел сейчас, и увидел бирюзовые глаза, неотрывно смотревшие на него.

Он почувствовал силу этого взгляда, и она передалась ему. Она его спасла.

И он сейчас смотрел туда, откуда исходили тепло и свет.

Глава 15

– Герцог Бургундский ненавидит своего кузена Людовика, герцога Орлеанского, – шепотом сплетничали в замке Мерсье во время утренней трапезы, на которой подавали украшенных перьями куропаток, – и не способен на его убийство.

Аликс, изнемогая от жары в отороченном мехом черном бархатном платье и сидя за главным столом рядом с герцогом Бургундским, не могла понять причину этого. Она встречала герцога Людовика, когда, направляясь в Мерсье, остановилась в Париже. Он показался ей необыкновенно красивым. Он был внимателен и очень благосклонно относился к своему брату Карлу, а также к своей невестке, королеве.

По словам отца Аликс, любовь к невестке была одной из самых серьезных ошибок герцога Орлеанского, которые он успел совершить за свою короткую жизнь. И не только потому, что Изабелла Французская была женщиной распутной да к тому же ведьмой. Такая неприятность может произойти с любым мужчиной, и пока женщина остается любовницей, а не женой, он может легко от нее отделаться. Но для Людовика Орлеанского его связь с королевой стала неотъемлемой частью его жизни, в которой царили похоть и амбиции.

Его называли «преданным слугой Валуа». Увидев его однажды, давным-давно, и, очарованная им, юная Аликс верила, что так оно и есть.

Сейчас, став, старше, Аликс понимала, почему красота герцога Орлеанского вызывала такую жгучую ревность в сидевшем рядом с ней мужчине. Для Жана Бургундского не существовало человека, который мог бы очаровать его с первого взгляда. Сутулый и мрачный, он склонился над-, своей едой, жадно поглощая ее. С таким же усердием он прикладывался и к вину, которое предусмотрительно привез из Дижона.

Могущественный герцог Бургундский был кем угодно, но только не человеком, заслуживающим доверия.

Подобно своему безжалостному отцу Филиппу Смелому, герцог был низкого роста и одет небрежно, хотя и дорого. Он отдавал предпочтение глубокому красному цвету, но у него не было того вкуса в выборе ткани, который отличал его кузена или придавал экстравагантность Роберу де Мерсье. Аликс заметила, с каким любопытством он рассматривает расписанные гирляндами стены большого зала, как вспыхнули его глаза при виде знамен Мерсье, свисавших с потолка, но почти не проявил интереса к украшенному орнаментом золотому блюду, из которого ел.