С этими словами Лелик пододвинул мне тарелку. И батон, и докторская колбаса были нарезаны так толсто, от души, что я всерьез засомневалась, смогу ли нормально укусить такой бутерброд. Чай Лелик мне тоже налил не в чашку, а в самую большую кружку, какую смог обнаружить в навесном шкафчике с посудой. И щедро всыпал туда сахара.

– Спасибо, Лелик! – от чистого сердца поблагодарила я и обеими руками взяла гигантский бутерброд.

– На здоровье!

Подперев ладонью щеку, он с умилением наблюдал, как я завтракаю. И когда я закончила, серьезно спросил:

– Александра, что у тебя за проблемы? Только не говори, что все в порядке.

– Но у меня и в самом деле все в порядке, – неубедительно ответила я.

– Ты плохо выглядишь, плохо спишь! Я знаю тебя, и ты сейчас сама на себя не похожа. Это как-то связано с позавчерашней находкой? Хотя, впрочем, ты изменилась еще раньше. Может, твои переживания связаны с моим предложением? Ты передумала выходить за меня замуж и не знаешь, как об этом сказать? У тебя появился мужчина, который тебе понравился?

– Лелик, Лелик, не заходи так далеко! – перебила я его и усмехнулась.

Отчасти он был прав: я не была готова выходить за него замуж. Вообще выходить замуж за кого-либо. Но как объяснить причину? Объяснять причину – это рассказывать о Тиме и признаваться в том, что я не все помню из своего прошлого.

– Саш? Мартышка? – позвал меня Лелик.

– Да, я здесь.

– Но как будто не здесь!

– Я знаю. Знаю, – вздохнула я. – Может быть, и расскажу, но это долгая история. Сейчас у тебя нет времени.

– Я могу остаться.

– Не надо. Я все равно не хочу рассказывать сейчас. Ничего страшного не случилось, никто мне не угрожает, все нормально. Впрочем, я потеряла одну вещь – кольцо, которое мне было очень дорого как память. И переживаю по этому поводу.

– Ну, если так, – сдался Лелик. – Но знай, что я готов помочь тебе. А кольцо, надеюсь, найдется.

– Тоже надеюсь, – улыбнулась я, слабо веря в то, что так и случится.

– Мартышка, я, собственно, вот зачем пришел. У меня для тебя сюрприз! Думаю, тебе понравится, – меняя тему, с торжественной улыбкой объявил Лелик.

После чего встал, вышел в коридор и вернулся с небольшим свертком в руках.

– Что это?

– Диск, – произнес он, довольно улыбаясь. – Диск той группы, которую ты хотела услышать, но так и не услышала. Группы «Клан» или как там она еще называется. Попросил вчера секретаршу найти его и...

– Лелик! Спасибо!

Я не дала ему договорить, забыв о вежливости, выхватила сверток из его рук и нетерпеливо развернула, будто ребенок – новогодний подарок.

Хоть я и ожидала подвоха, разочарование резануло по сердцу острой бритвой – мгновенно и очень больно. Да, группа, если судить по названию, написанному на обложке, называлась «Клан». Но под надписью оказалась фотография трех девиц, одетых в секси-тряпочки и похотливо выпятивших в объектив накачанные силиконом губы и груди.

– Ну, как? Этот диск? – нетерпеливо спросил Леонид, по выражению моего лица догадавшийся, что что-то не так.

– М-м-м... Да-да, этот, – с наигранным энтузиазмом сказала я, чтобы не расстраивать его. И улыбнулась. – Спасибо, Лелик!

– Ну что ж, наслаждайся музыкой, – с облегчением выдохнул он и встал, – а мне уже пора.

Я проводила Леонида до дверей, после чего отправилась в комнату и поставила диск в музыкальный центр. И уже с первых аккордов поняла, что не ошиблась – этот диск не имел никакого отношения к Тимкиной группе. Из динамиков полились слащавые девичьи голоса, поющие какой-то бред с примитивной рифмой и мелодией. Я разочарованно выключила магнитофон и убрала диск обратно в пластиковую коробку.

Может, так и надо – чтобы у меня не осталось вещей Тима? Странная игра судьбы – подкинуть друг за другом несколько напоминаний и так же друг за другом их отнять.

У меня был диск – живой, потому что с него звучал живой Тимкин голос. Было колечко – живое уже потому, что оно согревалось теплом, исходящим от моего пальца. Остались лишь эти мертвые часы, остановившиеся, когда перестало биться сердце их хозяина. Страшное напоминание...

Делать ничего не хотелось. Я бестолково слонялась из комнаты на кухню. Зачем-то включила телевизор и тут же выключила. Открыла книгу, прочитала абзац и отложила. Хотелось лишь лечь на диван вниз лицом, обнять подушку и уснуть. Но я боялась, что кошмары вновь вернутся ко мне.

Я выглянула в окно, подумав, не пройтись ли по улице. Но погода не радовала: с неба сыпало мокрым снегом, который, не долетая до раскисшей земли, превращался в дождевые капли.

Мой самый нелюбимый месяц в году – ноябрь, хмурый и брюзжащий, как уставший от жизни и впавший в маразм старик. И мне почему-то подумалось, что если рай и ад в самом деле существуют, то в аду, должно быть, вечный ноябрь.

Сходить в гости к Лейле или, что еще лучше, позвать ее с малышом к себе? Может быть, тогда моя квартира, наполненная разговорами и детским лопотанием, немного оживится. Я вышла на лестничную площадку и позвонила в соседскую дверь. Но открыла мне не подруга, а ее свекровь.

– А Лейла с Сережей в гости ушли, – сообщила она.

Из глубины квартиры донесся детский плач, и соседка, извинившись, торопливо попрощалась.

Ну что ж, суббота, у многих свои планы. Это только у меня на сегодня нет дел и не к кому пойти. Если честно, я бы согласилась даже на скучный обед в компании деловых партнеров Лелика. Но Леонид меня не пригласил.

Я взяла мобильный телефон, чтобы позвонить кому-нибудь и увидела два «потерянных» звонка. Один был от Леонида. Второй номер, оставшийся в памяти телефона, оказался мне незнаком. Я подумала, не перезвонить ли, но решила, что просто ошиблись номером. Если бы я была кому-то нужна, мне бы позвонили еще раз.

Я набрала номер, который когда-то был моим домашним, но уже давно сменил уютное и теплое, как свежеиспеченные пироги, название «дом» на более «взрослое» – «родители». Родительский дом уже не мой дом. У меня нет своего дома, у меня есть лишь съемная квартира – перевалочный пункт в жизни, такой же затянувшийся и промозглый, как ноябрь.

Я звонила родителям раз в неделю, но лишь для того, чтобы сказать, что у меня все в порядке, и спросить, как поживают они. Делиться проблемами я не привыкла. Из провинции жизнь в столице кажется празднично-блестящей, как елочная игрушка. И я всячески поддерживала для родителей этот образ столичной жизни. Им совершенно не нужно знать, что за облетающими блестками проглядывает обычная пластмасса.

Мне ответила мама. И я получила оптимистичный ответ, что дома все хорошо. Отец работает, она – ведет хозяйство, все живы-здоровы. Я спросила, не нужно ли им выслать денег, мама ожидаемо отказалась, и я привычно решила, что в понедельник сделаю перевод – тоже, как всегда. Про себя я рассказала совсем немного: работаю, устала, возможно, скоро возьму небольшой отпуск. Поклонники есть? Да, есть. Обычный наш разговор, на бодрой ноте, но мама, прежде чем попрощаться, неожиданно сказала:

– Сань, если тебе плохо, приезжай. Бросай все и возвращайся!

– Мам, мне здесь неплохо.

– У тебя голос грустный!

За нарочито бодрыми интонациями она интуитивно разгадала мое истинное настроение.

– Не грустный, а немного уставший. Что я забыла в нашем поселке? Разве найду там такую хорошую работу, как здесь?

– Все так, – вздохнула мама. – Но приезжай хотя бы в гости. Ты уже столько времени у нас не была!

Она права. После переезда в столицу я ни разу не съездила в свой город. Мама приезжала ко мне два раза, один раз – с отцом. И все наше общение свелось к еженедельным звонкам по телефону.

– Ладно, мам, приеду. Может быть, скоро.

Остаток этого тянущегося, как жвачка, дня я провела за просмотром телевизора, равнодушно щелкая пультом с канала на канал, пока не остановилась на музыкальном. Убаюканная музыкой, я даже ненадолго погрузилась в поверхностную дрему, из которой меня опять вырвал звонок в дверь. Решив, что пришла Лейла, которой свекровь сообщила о моем визите, я обрадованно побежала к двери открывать.

Но на пороге стояла не Лейла.

– Как ты меня нашел? – спросила я неожиданного гостя, едва справившись с замешательством.

– Ты оставила медсестре адрес и телефон в свой первый визит ко мне в больницу, – пояснил с чуть смущенной улыбкой Кирилл. – Ничего, что без предупреждения?

– Заходи, заходи! – пригласила я, распахивая дверь и приглаживая взъерошенные волосы.

Мне неожиданно стало стыдно за свой излишне домашний вид – старый свитер и широкие вельветовые брюки, которые хоть и были когда-то модными и нарядными, но сейчас годились лишь на роль домашней одежды.

– Я приезжала к тебе в пятницу, но мне сказали, что тебя уже выписали.

– Да, в четверг, – пояснил Кирилл.

Он разулся и повесил на вешалку кожаную куртку.

– Хочешь чаю? – предложила я.

– Не откажусь, – улыбнулся он.

Нам обоим было немного неловко, как в мои первые визиты к нему в больницу. И хоть во время последних встреч мы довольно непринужденно общались, сейчас будто вновь налаживали тонкий контакт.

Мы прошли на кухню, и я порадовалась про себя тому, что успела перемыть всю грязную посуду. При Лелике мне не бывает стыдно за тарелки в раковине. Хороший это знак или плохой? Может быть, Леонид мне уже настолько привычен, что я не стыжусь при нем ни невымытой посуды, ни вытертых старых брюк, в которых не выйдешь на улицу. Или просто от Леонида не исходят такие притягательные для меня флюиды, как от Кирилла?

– Я приходил к тебе в пятницу вечером... – сказал он, присаживаясь за стол.

И я, не дав ему договорить, резко перебила: