— Что-что?

— Голубой бумажный бантик, — повторила она.

— Да, но… — начал адвокат.

— Подожди, Зак! — перебил Дженкинс и нетерпеливо обернулся к Клодин. — Его что, нашли на теле?

— Нет, рядом.

— Но в материалах по делу об этом нет ни слова! — он бросил взгляд на лежавшую на журнальном столике папку.

— Да, его не включили в число вещественных доказательств.

— Но почему, во имя Господа?! — воскликнул Смит.

— Как я поняла, там замешана политика… большая политика… — повторила Клодин слова Лейси.

До сих пор Ришар лишь удивленно переводил глаза с нее на Дженкинса и обратно — похоже, как и сама Клодин часом раньше, был не в силах понять, почему обычный бумажный бантик вызвал такую бурю эмоций. Но, как ни странно, именно это, столь туманное сообщение заставило их со Смитом после секундного замешательства понимающе переглянуться.

— Так вот оно что-о! — протянул Ришар.

— Да, — медленно кивнул адвокат. — Да, это многое объясняет. В том числе и ваш поспешный арест, и слабые улики — ведь выиграть процесс для них не главная цель.

— До ноября месяца три — как раз…

— И газета сюда отлично вписывается, — добавил Дженкинс.

Клодин переводила взгляд с одного мужчины на другого, делая вид, что понимает, о чем они говорят. Показывать свою неосведомленность ей не хотелось, поэтому она решила, что спросит Ришара, о чем шла речь, потом, когда они останутся вдвоем.

— Миссис Конвей, насколько достоверны эти сведения? — адвокат наконец вспомнил и о ней.

— Мне так сказали. Больше я ничего не могу добавить.

— Кто сказал?!

Клодин с извиняющейся улыбкой покачала головой.

— Мистер Смит, извините, но на этот вопрос я вам ответить не могу. Человек, который мне все это рассказал, просил не выдавать его инкогнито.

Ришар рассмеялся так неожиданно, что они оба оглянулись.

— Ох, Смит! Помните, вы мне еще выговаривали, что присутствие Клодин при нашем разговоре неуместно, нарушает принцип конфиденциальности и так далее?!

Клодин покосилась на адвоката, в его ответном взгляде не было и толики смущения — лишь невозмутимая вежливость.

— Ну и где бы мы сейчас без нее были?! — продолжал Ришар. — Я ведь вам говорил, что у нее светлая голова и острый ум. — Перекатился на диване, чтобы дотянуться до нее, взял за руку и поцеловал тыльную сторону запястья. — Благодаря Клодин мы теперь по крайней мере знаем, в каком направлении нужно действовать.

— Пожалуй, да, — кивнул Смит, но все же не удержался — добавил скептически: — Если, конечно, мы не идем по ложному следу.


— Но мне-то ты можешь сказать, откуда у тебя эти сведения? — спросил Ришар, едва они остались одни. — Кого тебе понадобилось ради них прикончить?

Клодин на миг опешила, лишь потом поняв, что это шутка.

— Помнишь девушку, с которой ты танцевал на конкурсе? Ей еще партнер неудачный попался?

— Эту миленькую сероглазку? Помню, конечно!

— Я тогда тебе говорила, что ее мать — здешний прокурор…

— И что — ты ей позвонила и все это у нее выспросила?

— Не-а! — помотала головой Клодин. — Все наоборот — мы случайно встретились в городе, и она сама, первая ко мне подошла. Начала что-то говорить, я почувствовала, что она сейчас расплачется, и увела ее в машину. Там она все это мне и выложила — и про бантик, и про политику, и про то, что тебя хотят подставить. Оказывается, она ненароком услышала разговор матери, касающийся тебя, и мучалась, не знала, что делать.

— Бедная девочка…

— И еще она просила тебе передать, что с самого начала ни на секунду не верила, что ты убийца.

— Правда? — Ришар улыбнулся так, словно был растроган чуть ли не до слез.

— Только ты никому про нее не говори — она очень милая девочка, и я не хочу ее подвести.

— За кого ты меня принимаешь?!

— За человека, который обещал мне кофе и до сих пор не дал.

— Я тебе еще омлет обещал, какого ты никогда не пробовала! — встрепенулся Ришар. — Пойдем на кухню — я буду его готовить, а ты меня за это развлекать!

Взял Клодин за руку и подтолкнул в сторону кухни.

— А вообще ты чудо. Кстати, скажи мне, пожалуйста, чего они так всполошились из-за этого бантика?

— Баш на баш — а ты мне наконец объяснишь, что значат слова «большая политика»!


Крохотная кухонька была явно не предназначена для присутствия двоих человек; Клодин пришлось пристроиться в углу на металлической круглой табуретке — стильной, но крайне неудобной: даже ее не слишком объемистая задница на ней помещалась с трудом.

— Ну так что там с бантиком? — спросил Ришар, выставляя на рабочий стол три миски. (Зачем столько? Лично она бы обошлась одной!)

— Лейси сказала, что такие бантики оставлял на своих жертвах орудовавший лет восемь назад в этих краях серийный убийца.

— И чем дело кончилось — его арестовали?

— Понятия не имею, я про него никогда раньше не слышала. Завтра с утра схожу в библиотеку, посмотрю местные газеты, тогда буду что-то знать. Давай теперь ты — про политику, — потребовала Клодин.

— Имеются в виду выборы губернатора, которые состоятся в ноябре. Основные кандидаты — нынешний губернатор Страйкер и бывший заместитель прокурора штата Френк Гауэр. Сейчас, согласно опросам общественного мнения, у Страйкера имеется небольшой перевес, но он может легко сойти на нет, если станет известно, что человек, неоднократно гостивший в его доме, сын одного из спонсоров его избирательной кампании — убийца.

Слушая его, Клодин одновременно пыталась, вытянув шею, заглянуть ему за спину — что он там такое интересное делает?! Пока удалось подглядеть лишь, что в одной миске лежит мелко нарезанный базилик, в другой — яичные желтки, а в третьей — белки.

— То есть очень похоже, что мой арест — это на самом деле атака на губернатора, — продолжал Ришар. — Потому что обычно персону моего ранга, — прозвучало это очень мило и естественно, — не арестовывают без достаточных оснований, и уж тем более не ведут по вестибюлю отеля в наручниках — смотрите, вот он, преступник! Создается впечатление, что прокуратуре дано негласное указание во что бы то ни стало выставить меня виновным в глазах общественности. И статья эта в газете сюда отлично вписывается…

Заслушавшись его, Клодин забыла, что надо подсматривать, и опомнилась лишь услышав шкворчание вылитой на сковородку омлетной массы.

— А ты что — белки отдельно от желтков взбивал? — осмелилась спросить она.

— Естественно! — кивнул Ришар. — И вилкой — только вилкой, никакого миксера! Так вот, слушай — ты ее, кстати, читала?

— Нет…

— Губернатора там поминают раза три, не меньше. И фотографию моего отца с ним откуда-то выкопали.

— Ну, и что теперь будет?

— Вечером поговорю с папой. Думаю, что Страйкеру тоже не помешает обо всем этом знать.


Больше Клодин подсматривать за действиями Ришара не пыталась, все равно такой подвиг — взбивать белки отдельно от желтков, притом вилкой — это не для нее.

Вскоре наступил торжественный момент: сложенный вдвое и разрезанный пополам омлет был выложен на подогретые и натертые долькой чеснока тарелки. При этом Ришар сетовал, что сковорода не та — для настоящего омлета нужна чугунная, и сыр он бы предпочел французский, Грюйер-де-Комт, а не швейцарский Эмменталь — лучшее из того, что нашлось на кухне отеля.

У Клодин создалось впечатление, что на самом деле он плодами своего труда очень доволен, а все эти жалобы — лишь попытка набиться на комплимент. Поэтому, попробовав первый кусочек, она восхищенно воздела к потолку глаза.

— Ну как — вкусно? — нетерпеливо спросил Ришар.

— Потрясающе! — не покривив душой, подтвердила Клодин — и не удержалась, хихикнула: — Но Томми я все равно не брошу, не надейся.

— А я-то старался! — ухмыльнулся он.


Когда Клодин вернулась в Форт-Лори, Томми, как ни странно, был уже дома — если можно этим словом назвать номер отеля. Она думала, что он спросит, где она была, но он сказал лишь:

— А я тебя уже жду! Хотел заказать что-нибудь на ужин — но подумал, может, ты что-то привезешь.

— Увы, нет, — развела руками Клодин. На самом деле она действительно хотела по дороге купить что-нибудь, но засиделась у Ришара, а потом, взглянув на часы, заторопилась и забыла.

Он подошел, поцеловал. Клодин боялась, что он почувствует запах вина — у Ришара нашлась бутылка «Мари-Сесиль»[28], и они за разговором незаметно ее прикончили — но Томми не сказал об этом ни слова.

— А чего ты сегодня так рано? — спросила она; хотела пристроиться щекой у него на плече, но вовремя вспомнила, что еще с утра на него сердится.

— Мы завтра уезжаем — на те самые маневры, о которых я тебе говорил.

— Да, я знаю, мне Фиона уже сказала.

Сухости в ее голосе Томми предпочел не заметить. Притянул к себе, сказал, глядя сверху вниз:

— Плюнь ты хоть раз на свою диету — давай закажем сейчас что-нибудь повкуснее и бутылочку вина?

— Давай, — вздохнула Клодин. Говорить, что спиртного ей на сегодня уже хватит, она сочла недипломатичным — решила, что просто будет пить поменьше.

— Если б ты только знала, как мне этого всего будет не хватать… — продолжал Томми.

— Чего — этого?

— Ну… этого, — он обнял ее еще крепче. — Запаха твоих волос… твоих колючих взглядов, когда ты сердишься… твоих хрупких плечиков — иногда кажется, что чуть сильнее обниму, и что-то может поломаться…

— Чего это ты чуть ли не стихами заговорил?

— А может, я тебя соблазнить хочу? — заговорщицким полушепотом спросил он.

— Ну, попробуй! — рассмеялась Клодин и поняла, что ей больше не хочется на него сердиться.