– Ну ладно, безобразник, будем играть по твоим правилам, – произнесла я голосом няньки и, крепко держа ошейник, отстегнула поводок.

Храбрец многозначительно зарычал, но я, ни капли не пугаясь, свободной рукой раскрыла сумку, быстро засунула его внутрь и застегнула молнию так, что снаружи осталась лишь пушистая собачья голова.

Дамская сумка не бывает слишком большой – лично я считаю так.

Распутав поводок, я намотала его вокруг запястья, встала со скамьи и повесила сумку на плечо. Без толку рычащий Храбрец оказался у меня под мышкой. Хорошо, что у него было вдосталь времени опорожнить мочевой пузырь.

– Мы станем большими друзьями, только без труда не вытащишь и рыбку из пруда, – пробормотала я вполголоса, чтобы мои слова не долетели до шахматистов.

Еще подумали бы, что я из тех чокнутых дам, что всюду таскают собак в сумках и беседуют с ними, точно с малыми детьми.

Храбрец все рычал, но уже не пытался вырваться, а когда я выпустила его и снова повела на поводке, он стал почти как шелковый.

Дома, следуя указаниям Синди, я отвела его в коридор, дала корм и Му-Му – жуткую замусоленную игрушку-корову – и с легким сердцем отправилась в «Блуминдейл». Мне все чудилось, что кредитка Джонатана вот-вот прожжет в кошельке дыру. Путь оказался неблизким, но я всю дорогу разглядывала витрины и вывески и не заметила, как пролетело время. К тому же было отрадно думать, что сгорают лишние калории, – я шла за особенным нарядом и непременно должна была в него влезть.

Милейшая консультантка не рассмеялась мне в лицо и не порекомендовала заняться пилатесом, когда я, высунув из раздевалки голову, попросила ее подобрать мне белье, в каком фигура преобразилась бы точно после пластической операции, но при этом незаметное под легкой летней одеждой. Ханна с готовностью кивнула (казалось, мы с первого мгновения нашли общий язык), удалилась, вернулась с грудой белья, смахивавшего на кожные лоскуты, снова ушла, явилась с охапкой платьев для коктейля, потом через каждые пять минут приносила по три пары туфель.

Удивительно: за единственный час можно обзавестись не только новым нарядом, но как будто и новым телом.

Я взглянула на себя в зеркало. Внутри все дрожало от волнения, но снаружи… У меня возникло ощущение, что вместе с босоножками на высоченных каблуках я приобретаю еще одну индивидуальность.

Я протянула кредитную карту Джонатана.

– Покупаю все.

Бонни и Курт Хегель жили в Верхнем Ист-Сайде. Лондоном, где название каждой улочки дает представление о ней, тут и не пахло. Оказывается, чем дороже район Манхэттена, тем сильнее в нем власть цифр.

Вообще-то, по лондонским меркам, дойти можно было и пешком, но Джонатан, взглянув на мои каблуки, поймал такси. Я не стала возражать. На подготовку к вечеринке у меня ушло не меньше времени, чем когда я собиралась на великий праздник Аллегры – ей исполнялся двадцать один год. Она велела всем гостям явиться в аристократических нарядах восемнадцатого века и в напудренных париках.

Джонатан переоделся в свежую рубашку и легкий летний костюм. У него был особый изысканный стиль, не зависящий от погодных условий. И набор одежды на все случаи жизни.

– Честное слово, не стоило так суетиться, детка, – в сотый раз повторил он.

– Я и не суетилась, – ответила я, снова поправляя платье, чтобы оно не помялось. По словам моей новой подруги Ханны, это был «беспроигрышный вариант от Лили Пулитцер». – Повтори еще раз, кто там будет.

– Бонни и Курт – с ними ты уже знакома, – терпеливо начал Джонатан. – Пейдж, она училась с Синди в колледже; Дэвид с Питером, агенты по недвижимости; Брэдли, мой друг из Принстона…

– «Хаус»! – с восторгом воскликнула я.

– Что?

– «Хаус»! Это ведь в Принстоне!

– Неужели все свои культурные познания ты черпаешь из телевизора? – Джонатан скривил губы. – Да, верно. Еще Принстон известен одним из лучших в США университетов.

– А, да-да, конечно, – пробормотала я, но, поскольку стены клиники «Принстон-Плейнсбо– ро» мне были знакомы лучше, нежели больница, где я при необходимости посещала личных врачей, Принстонский университет волновал меня куда меньше.

– Я учился в Принстоне, – напомнил Джонатан, потому что сама я об этом даже не обмолвилась. – Брэдли и Курт – тоже. И еще кое-кто из наших общих знакомых. Только там об университетах ни слова. Бонни, насколько я знаю, выпускница Гарварда – ни к чему затрагивать эту тему.

Я сделала пометку в воображаемом блокноте.

Такси остановилось, и швейцар в ливрее открыл дверцы; он же провел нас под широкий навес и распахнул парадную. Джонатан назвал консьержу наши имена, и тот указал дорогу к роскошному лифту. На пороге квартиры Хегелей нас встретил дворецкий.

Великолепие вокруг произвело на меня неизгладимое впечатление. Мне казалось, в домах, где есть дворецкие, должно быть не менее семи спален, а на заднем дворе – собственный загон с лошадьми.

Бонни и Курт стояли почти у входа и оживленно беседовали под негромкие звуки джаза. Оба энергично жестикулировали, и казалось, будто разговаривают два глухонемых.

– Бонни, Курт! – Джонатан пожал руку Курта и наклонился поцеловать в щеку Бонни.

– Привет! – провизжала Бонни, едва не подпрыгивая. Секунда, и я очутилась в тисках ее рук, прижатая к костлявой груди с дорогим украшением. – Ужасно рада! Ты что, покрасила свои чудесные волосы?

Курт повернул ко мне голову, и его лысина блеснула в неярком свете ламп.

– Покрасила волосы. Зачем, Милочка? Прежний цвет был исключительный. Правда же, Бонни? Мы даже решили, что из-за волос ты похожа на Брижит Бардо в молодости.

Я с тревогой взглянула на Джонатана. Он, улыбаясь, положил руку на мою талию.

– По мне, она выглядит восхитительно, что бы ни сотворила с волосами. Да, кстати, гостям представляйте ее «Мелисса», не «Милочка», хорошо?

Бонни наклонила голову набок.

– А, ясно. Милочка – твое любовное прозвище, верно?

– Угадала, – поспешила ответить я, не желая, чтобы за меня весь вечер говорил Джонатан. – Как я называю Джонатана – секрет.

Бонни разразилась звенящим смехом.

– С вами не соскучишься! Скорее берите по бокальчику. – Она сделала знак официантке, что курсировала с уставленным бокалами подносом, взяла один и протянула Джонатану. – Тебе белое сансерское, как всегда. А ты что предпочитаешь, Мелисса?

Я снова взглянула на Джонатана. В эту минуту к нему подошли два приятеля, и все трое принялись похлопывать друг друга по спине.

– Добро пожаловать домой! – проорал один. – Как твои зубы после года в Лондоне? Еще на месте?

– Я бы выпила минеральной воды, – твердо произнесла я.

Если уж хочешь произвести должное впечатление, держи себя в руках.

– Может, лучше шампанского? Сегодня мы отмечаем возвращение Джонатана – не грех немного расслабиться! И твой приезд тоже, – торопливо прибавила Бонни.

Я взяла с подноса бокал шампанского. Долгие колебания человека не красят. И потом, никто ведь не заставлял меня пить до дна.

– Давай-ка подыщем тебе компанию, – сказала Бонни, обводя зал взглядом. Гостей собралось человек тридцать–сорок – жалкая горстка для столь огромной гостиной. Как и в прежней квартире Джонатана, тут тебя сплошь окружали деревянные панели и светильники, однако здешняя обстановка больше тяготела к минимализму. – Мы тут все близкие друзья. Есть и несколько новых людей – чтобы немного разнообразить компанию. Пожалуйста, чувствуй себя как дома!

Другая миниатюрная официантка, возникнув у хозяйки за спиной, будто из-под земли, что– то шепнула ей на ухо.

– Что значит «впали»? – потребовала Бонни. – Речь о закусках! – Она снова повернулась ко мне и сверкнула белоснежной улыбкой, однако по выступившим жилам на ее шее я сразу поняла, что ей не до любезностей. – Возникла небольшая проблема с закусками. Это сюрприз для вас с Джонатаном. Я на минутку отлучусь, прости.

Она поспешила прочь, сопровождаемая облаком «Шанель».

По счастью, я не из тех, кто на вечеринках жмется по углам, потому тут же осмотрелась, ища, с кем бы поболтать. Если открыто человеку улыбнешься, он сам подойдет и придумает, о чем заговорить.

Не успела я выбрать, кому могла бы поведать, что думаю о местном климате, когда мое внимание привлекла беседа прямо у меня за спиной.

Впрочем, беседой такое не назовешь. То была тщетная попытка одной дамы вытянуть слово– другое из невообразимо угрюмого мужчины.

Тип был с головы до пят в черном, глаза прятал под солнцезащитными очками и жутко хмурил брови. Бедная женщина лезла из кожи вон, дабы разговорить его, а мистер Сумрачность молча поглощал камберлендские сосиски, будто на конкурсе «кто быстрее съест», потом шпажкой для закусок ковырялся в зубах. Полный придурок.

– Значит, вы англичанин, – произнесла женщина.

Угрюмый замычал в ответ.

– Здорово! – воскликнула дама. – С радостью пожила бы в Великобритании! Удивительная страна!

– Думаете?

– О да! Тони Блэр! Полностью поддерживаю его выступления за справедливую торговлю.

Боже мой, подумала я. Пыл бедняжки скоро иссякнет, раз речь уже зашла о Тони Блэре. Человек в черном на миг отвлекся от столика с закусками.

– Блэр – долбаный кретин.

Дама отступила на шаг назад.

– Серьезно? Вы, правда так считаете?

Я прищурилась. Может, мне изменяла память, но неожиданно возникло ощущение, что мы с этим парнем уже встречались. Наверное, на эту мысль меня навело слово «долбаный»: его употребляли британцы особого склада, с какими я сталкивалась едва не каждый день.

Нет, он определенно кого-то напоминал– Я принялась листать воображаемую записную книжку. Кто этот ненормальный? Мой бывший клиент? Или однокурсник?

– А его болтливая дура жена?