Ники вздохнул.

– Пожалуйста, не надо. Я и не собирался тебя целовать. Потому что помню про уважение и все прочее. Сегодня вечером я получил массу важных сведений о приличных девушках.

– Вот и хорошо,– произнесла я, спеша открыть дверцу и выйти из машины, чтобы не сделать ничего такого, что перечеркнуло бы все мои старания. – Я тебе позвоню.

Ники высунулся в окно.

– Буду гипнотизировать телефон.

Когда я открывала дверь подъезда, у меня так дрожали руки, что поначалу я никак не могла вставить ключ в замочную скважину. Поднявшись наверх, я обнаружила, что Нельсон ушел с Роджером в кино, а для меня оставил полпирога с курятиной в духовке и счет за газ на столе. Ощущение было, словно это не Ники, а я опять превратилась в жабу.

Несмотря на старания Ники отвлечь меня, я продолжала изводить себя раздумьями о Джонатане и поисками выхода. Сосредоточиться на чем бы то ни было, даже на рутинной работе с бумагами, получалось с большим трудом. Однако я вдруг поняла: не стоит себя мучить. На Джонатана я именно за это и сердилась – за чрезмерное увлечение делами. Поэтому, отложив счет Фрэдди Каррента, которому я помогла обновить гардероб, я взяла свою большую сумку и отправилась в Грин-парк поразмышлять.

На дворе стоял обычный жаркий летний день. Улицы кишели туристами, направлявшимися к Букингемскому дворцу, и офисными работниками, спешившими в конторы со стаканчиками кофе и бутербродами в бумажных пакетиках. Сначала я шла медленно, собираясь с мыслями, потом зашагала увереннее.

За последнее время я услышала массу различных мнений о том, как мне следует действовать, но в голове засели лишь два – Габи и Нельсона. Габи уверяла в необходимости ясно и твердо изложить Джонатану свои соображения о дальнейшем ходе моих дел (а правда, чего я боялась?). Нельсон советовал найти человека, с которым будет легко полностью расслабиться. С Джонатаном, я знала, это невозможно.

В самом начале я надеялась, что когда наладится Джонатанова личная жизнь, он заживет спокойнее. Однако теперь понимала, что пребывание в вечном напряжении – неотъемлемая часть Джонатановой сущности, как хорошие манеры – моей.

«Но ведь все начиналось так замечательно!» – спорила я сама с собой. Настолько романтические отношения стоит спасать до последнего, разве не так?

Я смотрела рассеянным взглядом на деревья и переполненные мусорные баки. Что в данном случае наиболее важное? Само представление об отношениях или мы с Джонатаном и наши истинные чувства?

Если взглянуть правде в глаза, с грустью заключила я, мы оба влюблены не в друг друга, а в выдуманные, пусть и очень романтические образы. Не принимать во внимание расчетливую бизнесменскую сущность Джонатана я никак не могла. Он был крайне сдержан, на десять лет меня старше и не понимал моих чрезвычайно сложных семейных привязанностей. Вдобавок, хоть и наверняка из лучших побуждений, стремился превратить меня в soignee и целеустремленную бизнес-леди. До поры до времени это было допустимо, но жить так до конца своих дней?.. Конечно, мы могли обзавестись домом и в Лондоне и разрываться между работами, Англией и Францией. Однако меня такая перспектива совсем не радовала.

С другой стороны, мои родители, например, умудрялись по сей день жить вместе, невзирая на все разногласия и противоречия.

Мне остро захотелось услышать еще один, последний совет, и я сделала немыслимое – позвонила маме.

Судя по шуму, она была чем-то занята.

– Алло? Мелисса? Говори громче – я у парикмахера.

Конечно, я бы хотела побеседовать с ней при других обстоятельствах, но ждать не могла.

– Мам, я знаю, что мой вопрос прозвучит странно, но… – Я прикусила губу. – Вы с папой счастливы? Я имею в виду, вместе?

– Дорогая, я говорю тебе двадцать лет подряд: мы не разведемся. Слишком недешевое это удовольствие!

– Но…

– У вас неприятности с Джонатаном? – вскрикнула мама.

Порой она, как бабушка, очень проницательна.

– Да,– ответила я, обнимая сумку.

– Что-нибудь серьезное?

Я помолчала, представляя себе, что думает о маме клиентка, сидящая в соседнем кресле.

– Да.

– Дорогая, не могла бы ты немного подождать? – Я чуть не выронила трубку, решив, что мама обращается ко мне, но тут стихло громкое жужжание. – Спасибо. Скажи Марио, что я на минутку отлучусь. Мелисса,– произнесла мама лишь самую малость потише,– я скажу тебе то, что говорила Эмери и Аллегре, когда они только собирались замуж. Да, у нас с папой не самый счастливый брак. Однако мы до сих пор вместе, потому что знаем друг о друге все – самое лучшее и самое худшее. Папа бывает невыносим. А иногда он – само очарование. Так или иначе, он всегда такой, каким хочет быть. И я тоже. По моему мнению, в этом и заключается секрет счастливых брачных союзов. В противном случае ничего не получится. Это как удалять воском усы: если притворишься кем-то другим единожды, будешь вынуждена играть эту роль всю оставшуюся жизнь.

У меня в ушах до сих пор звучали слова «само очарование».

– А, да,– добавила мама, вдруг о чем-то вспомнив,– и не забывай проверять корзину с грязным бельем. Бывает, там оказываются чужие интимные вещи.

– Спасибо,– пробормотала я несчастным голосом.

– Надеюсь, все образуется, дорогая,– продолжала мама. – Сама знаешь, Джонатан нам всем очень нравится.

– Знаю.

В том-то и состояла добрая половина проблемы. Джонатан был моим первым бойфрендом, которого приняла семья.

Отец до такой степени проникся к Джонатану симпатией, что уже прибирает к рукам мое агентство, напомнила я себе. Во всяком случае, пытается.

– Домой в ближайшее время не собираешься? – с надеждой в голосе спросила мама. – Эмери очень хочет с тобой поговорить. По-моему, как это ни печально, они совсем не ладят с няней Эг. И потом, надо решить насчет крестин…

– Не знаю,– ответила я, вешая сумку на плечо. Мои мысли были заняты отнюдь не домашними проблемами. – Ну, до скорого, мама, мне пора бежать. Надо заказать билет на поезд.

Я торопливо пошла назад в агентство мимо белых зданий Белгравии. С каждым ударом каблучка об асфальт решимости во мне прибавлялось. Однако, едва переступив порог офиса, я от неожиданности попятилась. Пол был устлан несчетными десятками бархатно-красных роз. Посреди цветочного моря стоял Джонатан.

ГЛАВА 18

– Привет,– сказал он, запуская руку в рыжие волосы. – Ждать целую неделю оказалось для меня невыносимой пыткой. Надеюсь, ты не возражаешь?

Я еле переводила дыхание, и не только потому, что по лестнице поднималась почти бегом.

Это было очень в духе Джонатана – розы, неожиданное появление, попытка повторно завоевать мое сердце.» Однако я поймала себя на мысли, что больше раздосадована, чем приятно ошеломлена. Он приехал, будто чтобы застать меня врасплох в моем собственном агентстве. Я же нуждалась не в широких романтических жестах, а в обстоятельной беседе. Которая должна была состояться сотню лет назад.

– Нет, конечно, я не возражаю. Кофе будешь? – машинально произнесла я.

На лице Джонатана отразилось удивление.

– Что? А, да. Кофе. Не откажусь.


Включая кофеварку, я старалась привести в порядок мысли. Не заметить, что Джонатан потрясающе выглядит, я не могла. Костюм сидел на нем идеально, волосы были аккуратно подстрижены. А я, как назло, не вымыла утром голову.

– Если бы я знала, что ты приедешь, привела бы в порядок и себя, и офис,– сказала я, стараясь говорить непринужденно.

– И то и другое выглядит замечательно, как всегда,– ответил Джонатан, осматриваясь. – Когда я здесь и когда вижу тебя за хлопотами, меня охватывает тоска по прошлому. – Он перевел на меня взгляд серых глаз. – Впрочем, с тех пор все, конечно, изменилось.

– Гм… и да и нет. – Я искоса взглянула на него. – Пожалуйста, присядь.

Джонатан шевельнул бровью и убрал из кресла стопку бумаг и принесенные Габи образцы краски и обоев.

– Затеваешь ремонт? – спросил он, кивая на верхний обойный листок.

– Да,– сказала я.

– Можешь обозвать меня Шерлоком Холмсом, но, если бы ты собиралась переехать в Париж, строила бы другие планы,– заметил он.

– У меня свой бизнес,– ответила я, ставя перед ним чашку на блюдце. – Обстановку в офисе непременно следует периодически обновлять.

– Может, перейдем к главному, а, Мелисса? – Джонатан взял меня за руку и потянул к себе так, что я вдруг очутилась у него на коленях и почувствовала сквозь хлопковую ткань рубашки его тепло. – Я скучал по тебе. И очень переживал, что мы поссорились. Не знаю, что я должен сделать или сказать, чтобы вернуться к прежним счастливым временам. Намекни – и сразу и услышишь, и увидишь.

Когда он обнял меня, сердце в моей груди сжалось и подалось вперед, будто его потянули за ниточку. «Сколько же во мне упрямства!» – подумала я. Откуда оно, черт возьми? У меня есть мужчина, невообразимо романтичный, независимый и… безупречный. Все предыдущие ему и в подметки не годятся. И он любит меня! Чего мне еще нужно?

Однако где-то глубоко внутри я твердо знала, что нуждаюсь в другом, и игнорировать этот приглушенный сигнал тревоги больше не могла.

– Скажи, что возвращаешься ко мне,– тихо произнес Джонатан, приподнимая мой подбородок и заглядывая мне в глаза. – Пожалуйста! Я купил тебе билет. Первого класса. Давай начнем сначала, с чистого листа?

Я смотрела на него и, хоть мое сердце разрывалось от боли, думала: в этом-то и состоит основная беда. Неужели Джонатан правда полагает, что двумя сотнями роз и билетом первого класса в один конец можно устранить ворох давних проблем? Неужели считает, будто все так просто?

– Джонатан, мне нелегко об этом говорить… – начала я.

Он перебил меня.