Последним было сообщение Эмери. «Привет, Мел, это Эм. Послушай, нам надо поговорить о церемонии крещения. Папа навязывает мне свою дату, потому что договорился с каким– то там журналом. Они якобы оплатят еду, а он взамен предоставит фотографии или что-то в этом роде. В общем, я бы хотела, чтобы ты приехала и помогла мне. Кстати, как ты считаешь, можно попросить Джонатана стать крестным отцом? Об этом я еще ни с кем не разговаривала, но подумала, будет неплохо, если в жизни Берти появится хоть один благоразумный человек. Папа от него не отходит ни на шаг. Вместо диска «Моцарт для детей» ставит ему свой, с речами Уинстона Черчилля от няни Эг меня что-то тоже начинает тошнить. – Создавалось впечатление, что Эмери говорит из– под лестницы, или из сарая, или из кладовки. Ее голос звучал чуть громче шепота, однако чувствовалось, что теперь в ее жизни появилась некая цель. По-видимому, наша Эмери перерождалась. – Вообще-то мне сейчас нужно сцеживать молоко. А я прячусь в конюшне. О, черт!»

Телефон, очевидно, упал, послышалась странная возня, потом приглушенный голос няни Эг и нытье Эмери.

Я удалила все сообщения, положила трубку на стол и в сгущавшихся сумерках стала прислушиваться к звукам вечерней лондонской суеты.

ГЛАВА 17

Ники изо всех сил старался отвлечь меня от непрерывной, изматывающей и будто движущейся по кругу тоски по Джонатану. Почему – я не имела понятия. Быть может, его задевало уязвленное самолюбие прожженного сердцееда – я общалась с ним, с Ники, а горевала о другом мужчине. Или же он действительно желал меня подбодрить. Думаю, не стоит упоминать, какого мнения по этому поводу придерживалась Габи. Так или иначе, Ники звонил мне на той неделе каждый день – «просто поболтать» – и всякий раз напоминал о моем обещании составить ему компанию за ужином.

– Ты сразу воспрянешь духом, если заставишь себя почистить перышки,– настойчиво повторял он тоном знатока. – Девчонок хлебом не корми, дай выйти в свет при полном параде.

Я не хотела в этом признаваться, но он был прав.

Как только я зашнуровала черный атласный корсет Милочки – а почему бы и нет? – и посмотрела на свою ставшую осиной талию, тотчас почувствовала, как ко мне возвращается изысканная сексуальность. Собираясь, я то и дело поглядывала в зеркало и не без удовольствия замечала, что отражающаяся в нем женщина превращается в роскошную красавицу. Когда я надела облегающее платье и светлый парик, мне показалось, что мое сердце заковали в броню. Мелиссу проблемы убивали, Милочка же не ведала, что такое сдаваться и опускать руки. Ей было по плечу преодолеть любую неприятность.

А еще, добавила я мысленно, надевая сережки со стразами, я обязана довести до конца дело по превращению Ники в джентльмена. Как Милочка, ибо не могу остановиться на полпути, и как Мелисса, поскольку дала обещание бабушке.

Я внесла последний штрих в свое парадно-выходное лицо – накрасила губы ярко-красной помадой и причмокнула.

Милочка из зеркала довольно мне улыбнулась

Ники предупредил меня заранее, что заказал столик в «Уолсли» на Пикадилли. Когда я приехала, он уже был там. Сидел в зале с высоким потолком и осматривался по сторонам, очевидно проверяя с помощью зеркал, нет ли среди прекрас– новолосых клиенток его знакомых и не с мужьями ли они. Я сразу отметила, что он выбрал один из лучших столиков, посередине. Меня бы, пусти я в ход хоть все свое обаяние, никто не посадил бы в специальной зоне для самых дорогих гостей.

При моем появлении лицо Ники озарилось широкой улыбкой.

– Привет,– сказала я. Ники поднялся и чмокнул меня в щеку. – За то, что приехал пораньше даю тебе сразу пять очков.

– Замечательно,– произнес он. – Я чувствую себя так, будто сдаю экзамен на водительские права. Ответил правильно – получай плюсик У тебя, наверное, даже есть перечень верных поступков?

– Нет,– сказала я, спокойно и бесстрастно глядя в его манящие темные глаза. – У меня есть перечень промахов.

– О боже! – воскликнул он, сразу посерьезнев. – А ведь я обожаю совершать ошибки, не тебе рассказывать. Буду стараться еще упорнее. Кстати, ты потрясающе выглядишь. Тебе очень идет синий цвет. А почему ты сегодня блондинка?

Я немного смутилась и невольно поправила светлуюпрядь.

– Простоя… Ники вскинул бровь.

– Надеюсь, ты не прячешься под своим париком?

– Конечно, не прячусь,– протараторила я. – Я всего лишь подумала, что в «Уолсли» всегда очень людно и что, если тебя заметят знакомые, нисколько не удивятся, потому что со мной блондинкой ты уже не раз показывался в обществе. А наша с тобой встреча – деловая. Посвятим ее правилам поведения за ужином. Надеюсь, ты не против?

– Разве деловая? – спросил Ники. – Может, пусть это будет просто встреча в ресторане с подругой и попытка ее поддержать после незаслуженно печальных выходных?

Я взглянула на него, и мне показалось, что между нами над столиком содрогнулся воздух.

– По-моему, будет гораздо разумнее вести разговор в деловом ключе,– сказала я. – В противном случае мне за сегодняшний вечер не заплатят.

Несмотря на то, что этой фразой я сама себе напомнила Леони, прозвучала она куда кокетливее, чем я планировала. Или, может, так я и хотела. Казалось, Ники разыскал во мне и с удовольствием исследовал Милочкину суть. В любом случае я на час-другой забыла о Мелиссе и грузе ее проблем.

– Хорошо, хорошо,– согласился Ники. – Я не против. Мне очень нравится, что у нас есть общий секрет. Одному мне известно, что за ним кроется.

Он подмигнул.

Я подмигнула в ответ и снова сделала строгое лицо.

– Нет, нет, нет,– твердо произнесла я. – Пожалуйста, об этом ни слова. Вообще забудь.

– Ладно,– ответил Ники и достал из барсетки блокнот и ручку.

– И выброси барсетку,– добавила я. – Барсетки – признак дурного европейского вкуса.

– А в чем же мне носить нужные вещи? – спросил Ники и зубами снял колпачок с монблановской ручки.

– В карманах. Или в кейсе.

Ники вскинул руку с поднятым указательным пальцем.

– Нет, Мелисса, всему есть предел. В ночных клубах мой кейс станет вызывать разного рода подозрения. – Он записал «об этом ни слова».

Впрочем, казаться несколько сомнительным я даже не прочь. В этом есть нечто притягательное.

– А, по-моему, ничего особенного. На твой взгляд, Рекс Харрисон когда-либо выглядел сомнительным? Вдобавок нет ни малейшего смысла быть за ужином чрезмерно сексуальным. Если между тобой и твоей спутницей есть хоть капля взаимной симпатии, гораздо лучше производить впечатление человека сдержанного. От этого интерес твоей дамы к тебе лишь усилится. Порой, когда мужчина ведет себя в высшей степени достойно, сама женщина начинает строить ему глазки, стремясь проникнуть сквозь стену хороших манер и открыть для себя поистине страстного любовника.

– Все понятно,– сказал Ники. – В общем, тебе позволительно разглагольствовать о проникновении и страсти, а мне нет. Так получается?

Я покраснела.

– Гм… я просто хотела объяснить…

– Отлично,– пробормотала Ники. – О чем же мне можно говорить с женщинами? Расскажи, пока выбираешь блюда.

Я раскрыла меню и задумалась, какое бы блюдо заказать, чтобы не пришлось облизывать пальцы или причмокивать губами – словом, не выглядеть как Найджелла Лоусон.

– Говори о книгах, о странах, где бывал, или о своих знакомых. Только не сплетничай и не рассказывай о людях гадости,– добавила я. – А то может выясниться, что твоя собеседница тоже их знает. Со мной подобное случалось. А у меня гораздо меньше приятелей, чем у тебя… В общем, никаких гнусностей!

– Что еще?

– Советую не упоминать о религии, политике, «Большом брате», твоих или ее бывших. А еще ни в коем случае не спрашивай, на какой она диете. Запиши.

– О, Мелисса, ты такая строгая. – Ники вздохнул. – И такая мудрая. Словом, мечта каждого мужчины. Учишь, как следует себя вести, и при этом носишь корсеты. Наверное, все твои клиенты под конец в тебя влюбляются?

– Нет,– кокетливо ответила я. – Только мой же… – Мне вдруг сделалось настолько гадко, что глаза повлажнели от слез. Нет, скомандовала я себе. Ты не должна распускаться! – Только Джонатан,– смело договорила я. – Впрочем, сомневаюсь, что он знает, где заканчивается Милочка и начинается Мел. Поэтому-то я и надеваю на подобные встречи парик. Отчасти поэтому… Очень сложно объяснить.

На лице Ники внезапно отразилось раскаяние. Он схватил меня за руку, совершенно отбросив шутливый тон.

– Ой,прости, пожалуйста! Как глупо и бестактно с моей стороны. Честное слово, я не хотел причинить тебеболь! Я болван!..

– Поэтому-то я и вожусь с тобой,– сказала я, стараясь говорить весело. – Хочу научить тебя уму-разуму.

– А я от радости забыл, что всего лишь прохожу курс обучения, – просто сказал Ники. – С тобой очень легко расслабляться.

– Серьезно?

– Да. – Он кивнул. – По-моему, в моей жизни не встречалось девушек, с которыми так хотелось бы болтать и болтать о том о сем.

– Это потому, что большинство твоих знакомых девушек не особенно любят вести разговоры,– произнесла я, продолжая изучать меню. – Но насколько я понимаю, ты и знаешься с ними не затем, чтобы спрашивать их мнение по поводу чего бы то ни было, правильно?

Ники посмотрел на меня таким прямым и напряженным взглядом, что мне сделалось не по себе. – По-твоему, это моя главная ошибка? Тут к нашему столику подошел официант, и мне не пришлось придумывать остроумный ответ.

Мы болтали, ели, пили и снова болтали. Несмотря на то что пару раз Ники пускался активно кокетничать, в остальное время все больше и больше раскрывался передо мной с совершенно другой стороны. Как в Париже, он был в этот вечер серьезным и вдумчивым и с поразительной искренностью рассказал о своем детстве. Оказалось, ему, как и мне, пришлось из-за бесконечных переездов сменить несколько школ. Рос он в окружении нянек и всегда мучился чувством, что ему не хватает внимания.