Я выглянула из окна – перед дверью стоял запойный дядя Семен, завхоз нашей базы.

– Алена, у твоего друга большие неприятности! – пытаясь успокоить дыхание, протараторил он. – Только что из отделения милиции звонили! Тебе надо приехать за ним. Они передали, чтобы ты взяла с собой деньги, все, какие у вас есть! Вот адрес – и он сунул в мою ладонь какую-то измятую бумажонку.

В отделении милиции было так душно, что у меня подкосились ноги – влажную жару я могу переносить только в сочетании с прохладным соленым бризом. Пахло там крепким мужским потом, нестиранными носками, скисшим молоком, дешевым табаком и еще черт знает чем. Обессиленная, я рухнула на стул. Сэкономив на такси, я сорок минут бежала по остывающему душному городку, пока не нашла нужный дом. И все это время в голове пульсировало: что он натворил? Неужели кого-то убил? Неужели подрался? А что, Валерка горячий, он мог. На соседнем стуле сидела заплаканная женщина – приглядевшись, я узнала в ней однажды встреченную на пляже курортницу из дорогого пансионата. Я еще подумала: как несправедлива жизнь, пока на моих стройных бедрах будут устраивать пиршество комары, эта туша пойдет на концерт Билана. Было ей лет тридцать пять-сорок. Одутловатое лицо. Сквозь нависающие щеки, мешки под заплывшими глазами и пигментные пятна (еще одна рано постаревшая любительница солярия!) проступала бывшая красавица. Похоже, сама она еще не смирилась со временем, окутавшим ее, как кокон. Она продолжала одеваться, как красавица, и краситься, как красавица. Она пыталась создать себе легкомысленный образ беззащитной куколки. Позолоченные кудри, розовый кружевной топик, белая теннисная юбочка, и из каждой щели выпирает пяток лишних килограммов.

Встретившись со мной глазами, она беззащитно улыбнулась в поисках сочувствия. Пожала покатыми плечами:

– Пытались обокрасть. На пляже, среди бела дня. Знаете, там есть дальний пляж, за камнями, где никогда никого не бывает. Вот я и решила искупаться голышом. Я люблю купаться голой, это… обновляет.

Зачем она мне все это рассказывает? Это такая форма стресса?

– И вот я разделась, совсем. Сняла даже украшения. И тут он как выпрыгнет из-за камня! На велосипеде! С ножом! Рожа такая уголовная!

– На велосипеде? – насторожилась я.

– Ага, на старом, того и гляди – развалится, – брезгливо поморщилась мадам. – А знаете что самое странное? На мне были брильянтовые серьги, дорогие часы, кольца от Van Cleef. Он ничего этого брать не захотел. Ему понадобился мой браслетик! Пластиковый браслет, нам в пансионате такие выдали.

– Оранжевый? – с опустившимся сердцем уточнила я.

– Ну да. Зачем это ему, ума не приложу. Наверное, наркоман.

Свобода Валеры обошлась нам в двести долларов – примерно столько мы и взяли с собой в Анапу. На обратном пути он угрюмо оправдывался:

– Откуда я знал, что тетка раскричится? Я вообще ждал за барханом, когда она подальше отплывет. Хотел браслетик стянуть и тихонько уехать. Чтобы моя Русалка попала на концерт Билана. Но тетка оказалась такая агрессивная, склочная… Выскочила из воды, набросилась на меня, царапается, визжит! И не побоялась – а вдруг я бы настоящим уголовником оказался?

– Ты и есть настоящий уголовник, – мрачно заметила я, – обокрасть человека, женщину…

– Скажешь тоже… Кусочек пластика. Никчемная вещица. Ей бы выдали вечером такой же. Но мне не повезло – мимо проезжал милицейский патруль, они услышали крики. А им тут, наверное, скучно, никаких громких дел, сплошные пьяные драки да воровство чурчхел на рынке. А тут такое – практически вооруженный грабеж. А когда они узнали, что я еще и москвич! Надо сказать, нам с тобой очень повезло, что так легко отделались, двести долларов всего.

И тут мои нервы не выдержали.

– Всего? – вскричала я. – Всего двести долларов?! А ты в курсе, что денег у нас с тобой осталось – один раз хлебушка купить! Что мы тут будем есть целую неделю! Улиток?!

– Русалочка, ну не злись… – он попробовал притянуть меня к себе, но получил болезненную зуботычину и растерянно отстранился. – Завтра утром сходим на вокзал, поменяем билеты и на вечернем поезде уедем обратно в Москву.

– И ты так просто об этом говоришь?! А ничего, что я столько мечтала об этом отпуске, о море?! Что мне в Москве делать, подыхать от жары да слушать родительские нотации о том, что я ничтожество и мне светит карьера разве что валютной проститутки?!

– Успокойся, – мямлил Валера. – Я тебя свожу на море еще десять тысяч раз. Подожди. Немножко раскручусь, заработаю, все ради тебя. Если хочешь, мы домик на море купим. А что, это сейчас не так уж и дорого. В Болгарии или на Кипре. Или в Аргентине, там экономический кризис, и цены на недвижимость упали. Как насчет белокаменной виллы в Аргентине, а, Русалочка? Представляешь, ты и я, и играет танго, и на гриле жарится сочное мясо, и…

Почему-то эта «белокаменная вилла» добила меня окончательно. В тот момент мне хотелось его убить. Я сдерживала себя, чтобы не броситься на него с кулаками.

– Замолчи, замолчи, немедленно замолчи! – я сжала ладонями виски. – Не хочу ничего такого слушать! Знаешь что, поезжай один. Возвращайся в свою Москву, я остаюсь. Сегодня же собираю вещи и переезжаю.

– Но… – у него вытянулось лицо. – Как же… Куда же ты…

– Не волнуйся, – усмехнулась я. – Красивой девушке рады везде.

Я позвонила Андрею Андреевичу. Тот даже не удивился и вроде бы не обрадовался – потом он признался, что был уверен на сто процентов в том, что у меня хватит ума набрать его номер. Оказывается, он даже заранее спланировал вечер, заказал столик в самом дорогом ресторане Анапы – на горе, велел украсить гостиничный номер свечами и орхидеями, а в ванную повесить дополнительный махровый халат.

Он оказался приятным собеседником, не пытался дразнить меня, напоминать об унизительном пляжном разговоре, разглагольствовать о шансах. Нет, он вел себя так, словно мы только что познакомились, словно между нами не существовало условной договоренности о совместной ночи, словно в номере нас не ждали шампанское и презервативы. Рассказывал о своем бизнесе, о своей вилле в Йоханнесбурге, о квартире в Нью-Йорке, о путешествиях, бывших женах (их было пять, кто бы мог подумать), бывших любовницах (среди них попадались топ-модели, я надеялась, что он врет). Он расспрашивал обо мне и слушал так внимательно, словно ему была действительно интересна моя жизнь, мои родители, моя несостоявшаяся карьера актрисы. Очень смеялся, когда рассказала ему историю об украденном браслете. В общем, это был неплохой вечер – за исключением финальной его части, когда мы приехали в отель. Во время ужина я старалась пить как можно больше, и теперь комната кружилась перед моими глазами. Но я все равно не могла абстрагироваться от его рук, его губ, его дыхания… Я старалась представить на его месте Джонни Деппа, Орландо Блума, Владимира Вдовиченкова, Валерку… Ничего не помогало, ни плотно сомкнутые веки, ни путающиеся мысли. В итоге меня все-таки вывернуло наизнанку, но я объяснила это перебором с градусами, краснела, оправдывалась – в общем, Андрей Андреевич счел, что это даже трогательно. Почему-то я не думала о том, что будет дальше. Заплатит ли он мне за одну ночь или захочет, чтобы я осталась рядом с ним? На какое-то время или на всю жизнь?

В Москву мы вернулись вместе. И в первый же вечер Андрей Андреевич высказал желание познакомиться с моими родителями. Я сопротивлялась изо всех сил. Представляла, как этот самодовольный лысый коротышка как ни в чем не бывало заявляет моей ошарашенной маме: я, мол, потенциальный жених вашей непутевой дочери. Но как ни странно, все прошло как по маслу. Андрей Андреевич пришел с бутылью двенадцатилетнего виски и огромной охапкой свежих роз. Сначала мы все ели приготовленные мамой блины, потом он заперся в комнате с папой, и они о чем-то долго договаривались.

– Мам, неужели он тебе нравится? – спросила я.

– Вроде приличный человек, – помявшись, ответила мама. – Самый лучший из всех, кто у тебя был.

– Ну, а Валера? Разве не он лучший? Он так меня любил…

– Понимаешь, доченька, этого недостаточно, – мягко ответила мама. – Андрей Андреевич может дать тебе такое, о чем ты и не смела мечтать. Когда-нибудь ты и сама поймешь…

Я переехала в пентхаус Андрея Андреевича. Мне выдали платиновую кредитную карточку, ключи от седьмой модели БМВ и угрюмого типа по имени Вася, который должен был стать моим водителем-телохранителем. Андрей Андреевич записал меня на курсы флористики, потом на курсы испанского языка, потом – на художественное бисероплетение. Это чтобы я не скучала. Хотя скучать и так не приходилось – не привыкшая к шальным деньгам, я целыми днями тратила, тратила, тратила. А его это почему-то умиляло. Он восхищался моей жадностью, жаждой жизни, называл меня прекрасной мещаночкой и все время повторял, чтобы я ни в чем себе не отказывала.

Я и не отказывала.

Белая норковая шуба в пол, брильянты, одежда из Третьяковского проезда (за один раз я могла оставить там тридцать тысяч долларов), швейцарская косметика hand-made, какие-то хитрые американские витамины, омолаживающие организм изнутри. Утром я уезжала из дома, а вечером возвращалась, шурша пакетами. Это был рай, если бы не сексуальный аспект. Впрочем, у Андрея Андреевича было восемнадцать постоянных любовниц плюс случайные интрижки, так что он меня беспокоил не слишком часто.

Иногда мы выезжали в Нью-Йорк, Милан, Рим, Рио. Там продолжалось то же самое – потребительский разврат, шопинг-оргии. Я не запоминала собственную одежду, украшения, крема. Покупала, покупала, покупала…

У меня не было времени вспоминать Валеру, но все же… Все же иногда ядовитые пары меланхолии пробивались сквозь броню потребительского оптимизма. Я вдруг – ни с того ни с сего, честное слово! – вспоминала аромат его загара, или его глаза, когда он улыбался, или то, как он меня называл – Русалочка (Андрей Андреевич придумал другое прозвище – Перепихонистая Сучка, впрочем, из его уст это звучало не обидно, а нежно и забавно).