Дмитрий Барчук - Майдан для двоих. Семейная сага

Надо было уводить разговор в сторону, чтобы Оксана Марковна совсем не расстроилась.

— Папа, а мы с Катей гуляли в парке возле бювета в Трускавце, где ты познакомился с матерью.

Эта тема оживила мою будущую тёщу.

— Данила мне рассказал вашу историю. Я так удивилась, что он совсем не общается с мамой. Вы-то поддерживаете отношения с бывшей супругой?

— Практически нет. А зачем? У неё своя жизнь, у меня — своя. Теперь далее в разных странах живём.

— Но для наших детей границы — не преграда! — торжественно произнесла Оксана Марковна и тихо добавила: — Как женщины могут бросать детей?!

Мне Киев очень понравился. И не Россия, и не Европа, а так — серединка на половинку. Древние православные храмы с золотыми куполами, монументальный мемориал Славы на берегу Днепра — всё, вроде, по-нашему, по-славянски и по-советски. Прохожие на улицах говорят на русском, экскурсии по памятникам архитектуры — тоже. Много сходства с Москвой. Та же столица, но компактная и какая-то домашняя. Крещатик — Тверская, Подол — Арбат. «Динамо» Москва — «Динамо» Киев. Но едва уловимые отличия всё же проскальзывали: и в архитектурном облике старинных зданий, и в тесноте центральных улочек, и в самом воздухе, напоенном запахом высохших листьев и ароматом свежего кофе. Кофейни здесь встречались на каждом шагу. Возле станций метро мололи и варили кофе далее на автомобильных и мотоциклетных фургонах под открытым небом. А может быть, тёплый южный климат, другие деревья — каштаны и вязы — вводили приезжего человека в заблуждение относительно отличия матери городов русских от других больших поселений некогда необъятного отечества.

По столичному снобизму киевляне мало отличались от москвичей. Высокомерное отношение к лимитчикам, «понаехавшим тут», было и в семействе Ивановых, самих обосновавшихся в столице совсем недавно. Особенно Катина мама не любила «донецких».

«Порш Кайен» золотого цвета нагло подрезал наш маленький джип. Оксана Марковна едва успела нажать на тормоз, чтобы не врезаться в задний бампер авто за сотни тысяч евро. Распахнув дверцу на половину улицы, из машины вылез коротко стриженный накачанный мордоворот в спортивном костюме. И, демонстративно поигрывая тяжёлой битой, развалистой походкой направился к нам.

— Ты как ездишь, коза?! — жуя жвачку, процедил он сквозь зубы Оксане Марковне.

Она изменилась в лице и молчала. Сидевшая на переднем сиденье Катя — тоже.

— Молодой человек, а вы ничего не попутали? Правила-то нарушили вы! — вписался в разборку мой отец.

— А ты, старпёр, вообще помалкивай. А то урою тебя в тряпочку.

Ударить лицом в грязь перед любимой девушкой в присутствии родителей я не имел права. Выпрыгнул из машины и оказался лицом к лицу с хулиганом. Тот не ожидал от меня подобный прыти и замешкался.

Клаксоны выстроившихся за нами авто разрывались. Послышалась милицейская сирена. Громила осмотрелся, оценил ситуацию и, сплюнув жвачку на асфальт, прошипел: «Пока живите». Вразвалку поковылял к своему золотому джипу.

— Вот, Владимир Святославович, полюбуйтесь на красавца! — выдохнула наша водительница. — Каких экземпляров навёз с собой из Донбасса президент Янукович! И они в Киеве теперь заправляют всеми делами!

— Мне казалось, что такие музейные экспонаты остались в девяностых.

— А Украина из них и не выходила. У нас всю жизнь — девяностые. С воровством и коррупцией чиновников мы уже свыклись. Но раньше простые люди хоть как-то могли заработать на жизнь. Теперь же все лакомые куски эти бандюки под себя подмяли. Что делать — ума не приложу.

— В России сейчас тоже не сладко, — сказал отец, когда наша машина наконец-то тронулась. — В угольной и металлургической промышленности вообще застой. Целые города бедствуют. Мировые цены на уголь и металл уже три года держатся на исторических минимумах, а ведь это основные статьи украинского экспорта.

Глобальные рынки Оксану Марковну мало заботили, другое дело — семейный бюджет.

— У меня есть одна идея, гарантирующая стабильный доход.

В глазах бывшего бизнесмена проснулся интерес.

— И какая, если не секрет?

— Инвестиции в киевскую недвижимость с последующей сдачей её в аренду. Только не надо ухмылок! Сейчас квадратный метр хорошего жилья в Киеве можно купить за тысячу евро. Однокомнатная квартира в новом доме обойдётся в 40, а двухкомнатная — в 60 тысяч евро. На съём за 800 евро в месяц «однёшки», а «двушки» — за тысячу очередь из арендаторов выстроится. Через каких-то четыре года затраты полностью отбиваются, и вы получаете квартиры в европейской столице бесплатно. Не забывайте, что Украина вот-вот вступит в ЕС. Тогда наша недвижимость взлетит в цене до небес!

— Удивительно, жильё стоит, как в Томске, а арендная плата, как в Москве, — не поверил отец.

— В этом-то и уникальность сегодняшней ситуации! — Катина мама разошлась, она умела убеждать. — У людей нет денег на покупку жилья, а на аренду они всё равно находят. В Киеве же — вся власть, все министерства, ведомства, крупные фирмы. Основная работа — в столице, как и в России.

Родитель всерьёз задумался.

— А ведь предложение заманчивое на самом деле. Данилин дед давно мечтает пожить в тёплых краях. У меня, правда, сейчас нет свободных денег. Но у нас с отцом в Томске есть недвижимость. Две квартиры в центре, загородный дом. Если это всё продать, то полмиллиона евро, думаю, выручить можно.

Оксана Марковна выдохнула.

— Для Киева сейчас это очень большие деньги. Представляете, вы можете купить десять однокомнатных квартир, только с аренды в месяц будете иметь восемь тысяч евро. Поверьте, на такой доход здесь можно жить припеваючи. А себе купите фешенебельный особняк в живописном месте. Как бонус — европейское гражданство и безвизовый въезд в любую страну мира!

Ужинали мы в японском ресторане. Батя с Марковной произносили тосты за нашу с Катей любовь, пили украинский коньяк и закусывали его дальневосточными экзотическими блюдами. А утром мой отец исчез. Ему постелили в гостиной, но когда, проснувшись, я заглянул туда, диван был собран, одеяло и простынь аккуратно лежали в стопке. Солнце стояло уже высоко, и часы показывали начало одиннадцатого. Я позвонил ему на мобильник, но он был вне зоны доступа. Перезвонил отец только через час, когда мы с Катей и Оксаной Марковной уже собирались отправляться на его поиски.

— Данила, как твои будущие родственницы относятся к опере? — как ни в чём не бывало спросил мой пропавший родитель.

Поинтересовавшись их мнением, я ответил, что положительно.

— Замечательно! — отозвался отец. — Я купил четыре билета в оперу. Дают «Женитьбу Фигаро». Классика! Начало в 19 часов. Не опаздывайте.

— А ты, собственно, где? — задал я вопрос.

— Гуляю по Киеву.

— И давно?

— С шести утра.

От транспорта и сопровождения он отказался, договорились, что встретимся вечером возле Оперного театра.

Он сидел на лавочке под фонарём, усталый, но довольный. Радуясь, как мальчишка, доложил нам, что отстоял заутреннюю службу в Успенском соборе, ходил по пещерам в Лавре, завтракал в монастырской столовой, гулял по парку Победы над Днепром. София Киевская, Михайловский собор, Майдан независимости, Крещатик. Даже в кино мой батя успел сходить.

— И как вам Киев? — поинтересовалась Оксана Марковна.

— Замечательный, красивейший город! Только в нём очень много обозлённых людей.

Театр, где застрелили премьер-министра империи, реформатора Столыпина, вызвал у меня настоящий восторг. Прежде я никогда не бывал в Опере. А тут — золотая лепнина, массивные бронзовые люстры, занавес из тяжелого красного бархата и скрипучие кресла, обтянутые под стать занавесу. Арии певцов на итальянском языке. Настоящая эпоха Возрождения!

Я не ведал за своим отцом музыкального пристрастия и был приятно удивлён его эрудиции в оперном искусстве.

Прошёл дождь, тротуары блестели лужами в электрическом освещении, холодало, пар шёл изо рта. Мой отец говорил очень громко, почти кричал, как пьяный:

— Друзья мои, лучшие в мире оперные театры вовсе не в Милане, Вене, Нью-Йорке, Москве, Санкт-Петербурге или Сиднее! Поверьте мне, я там был. Такой душевности, камерности, гармоничного сочетания пения и архитектуры нет нигде, только на Украине. В Киеве, во Львове и Одессе!

Одесса встретила меня жарой и дурманящим запахом весеннего цветения. На Фонтане, где жила семья моей матери, цвели яблони, груши, вишни, сирень, черёмуха, жасмин и многие другие деревья и кустарники, как они называются, я даже не знаю. В начале мая этот район походит на один большой цветущий сад. Белым-бело от цветов, даже жилые дома едва угадываются за этим благоухающим буйством природы.

Маркшейдера мы похоронили, как героя. С оружейным залпом. Вместо белого подвенечного платья его невеста, так и не ставшая женой, надела траурное, чёрное. И она ещё долго рыдала на могильном холмике в окружении венков и цветов.

— Спасибо за цветы, сын, — сказала мать, выпустив меня из молчаливых объятий.

Она долго искала подходящую вазу, чтобы поставить красные розы. В итоге выхватила из серванта первую попавшуюся под руку и побежала в кухню за водой.

— Как же ты вырос, Данечка! — сквозь шум струи донёсся до меня её взволнованный голос. — Я помню тебя маленьким и пухленьким, а ты такой рослый, стройный, красивый мужчина. Девки, наверное, с ума сходят?