Дмитрий Барчук - Майдан для двоих. Семейная сага

После границы я так и не смог заснуть. Зато Катя, оказавшись на родине, тут же засопела. Это была её идея — поехать из Праги в Киев на автобусе через пол-Европы. Вначале мы добрались до Берлина. День ушёл на обзорную экскурсию по германской столице. В ночь мы уехали в Варшаву. Ещё одна экскурсия по польской столице. А потом ночной переезд до Львова.

Катя разлепила глаза и сразу закрылась от солнца ладошкой.

— Сколько здесь воронья! Буквально стая на стае, — соскучившись по общению, я сразу завязал разговор.

— Это не вороны, — потянувшись, произнесла Катюша. — Вороны живут поодиночке, а не стаями. Скорее всего — галки. На древнем гербе Галиции изображена именно галка. На гербе города Галич, есть такой в Ивано-Франковской области, — тоже. Названия провинции и города произошли от этой птицы. А вот символ самого Ивано-Франковска — старинного польского города Станислав — ворон. Кстати, ты знаешь, что ворон и ворона — это разные породы? Ворон крупнее и умнее. Хотя все они питаются падалью.

Катин дед Марк Самуилович занял мою сторону во львовском инциденте.

— Негоже нам идти на поводу у западенцев. Дай им волю, они и в Бабьем яру бандеровский бедлам устроят.

— Но ведь это история, дед! — продолжала стоять на своём Катя. — Её не перепишешь заново. Словно его Россия всегда была во всём права! А голодомор? Раскулачивание? Репрессии?

— Есть такие истории, внучка, о каких надо забыть и никогда не вспоминать. А то они могут повториться вновь. Демонов прошлого лучше держать под замком.

Райцентр, где жили Катины деды, располагался на автотрассе Киев — Харьков недалеко от Полтавы. Это обстоятельство и дедова должность (он работал директором местной автобазы) предопределили рывок семейства из глубокой малоросской провинции в столицу, а затем и в Нью-Йорк. А всё — его величество Случай. Судьба порадовала Марка Самуиловича Михельсона перед самой пенсией. Нельзя сказать, что до этого момента он чувствовал себя несчастным и обездоленным. Напротив, по местным меркам его жизнь очень даже удалась. Директор крупного предприятия, в советские времена — номенклатура далее не райкома, а самого обкома партии. Жена Анна Ильинична — бессменный председатель райпотребсоюза, без малого тридцать лет. Обеим дочерям высшее образование дали. Старшая Оксана пошла по материнской линии, получила диплом товароведа в Институте советской торговли, устроилась снабженцем на оборонный завод в Полтаве. А младшая Елена, хоть и отучилась в не очень-то престижном педагогическом институте, зато на факультете иностранных языков. Английским и немецким владела свободно. Обеих дочек Михельсоны выдали замуж. Только с зятьями не повезло. И парни, вроде бы, неплохие попались. Спортсмены, без вредных привычек, после армии, но безынициативные какие-то. Ни украсть, ни покараулить. Все проблемы за молодых решали Марк Самуилович и Анна Ильинична.

Но даже в трудные годы перестройки и в лихие девяностые семейство, в отличие от многих, не бедствовало и даже понемногу богатело. Марк Самуилович вовремя подсуетился: через жену достал кому надо из начальства дефицит, а другим просто дал взятку. И приватизировал на себя автобазу. Но надо отдать ему должное, он был хозяином от природы, а не временщиком, какому сиюминутно лишь бы урвать жирный кусок, а потом хоть трава не расти. Марк Самуилович во всём любил порядок. Чтобы территория была ухожена, площадка заасфальтирована и на клумбах радовали глаз пёстрые цветочки. Все машинки, естественно, должны всегда быть на ходу. На заре украинской самостийности с запчастями было совсем худо, пришлось на автобазе оборудовать разные ремонтные цеха, далее цех по восстановлению автомобильных двигателей. Такие Кулибины взрастились, не то, чтобы блоху подковать, двигатель самого «Мерседеса» с закрытыми глазами разобрать и собрать могут.

И вот однажды ранней весной, лет пять назад, в каком-то километре от автобазы на трассе заглох шестисотый «Мерседес» с киевскими номерами. Марк Самуилович, как человек, привыкший помогать, остановился и поинтересовался у копающегося под капотом водителя, не нужна ли помощь? А она столичным деятелям была просто необходима. На «Мерсе» двигатель заклинило. Один случай на миллион. И он произошёл с персональной машиной заместителя министра иностранных дел Украины, ехавшего в Харьков по личным делам.

Директор районной автобазы сразу понял, что это перст божий. Через десять минут прибыл эвакуатор, ещё через полчаса ремонтники установили причину поломки. Понадобились запчасти из Полтавы. Заместителю министра, как он ни спешил, пришлось скоротать время ремонта в гостях у Михельсонов. Хозяйка на скорую руку умудрилась накрыть стол, какой не во всяком киевском ресторане сделают. Хозяин достал из бара бутылку самого дорого французского коньяка, подаренную ему на шестидесятилетие. Киевлянин жутко нервничал, торопился и не верил, что в таком захолустье могут починить навороченный двигатель представительского авто. Но даже бутылку допить не успели, появился «Мерседес» своим ходом. Дипломат чуть не плакал от радости, тиская в объятиях своего провинциального спасителя. Спрашивал, сколько он должен, но предусмотрительный Марк Самуилович никаких денег с важной птицы не взял, а от визитной карточки с номером сотового телефона не отказался.

Так завязалось перспективное знакомство. Благодаря ему, Катины папа и тётя Лена оказались на дипломатической службе, и не где-нибудь, а в самом Нью-Йорке, в штаб-квартире ООН.

На Полтавщине мне понравилось. Я словно оказался в гоголевских «Вечерах на хуторе близ Диканьки». Правда, хат, крытых соломой, я не видел, но глиняные мазанки под шифером на окраине городка мне попадались. Здешние жители, в отличие от заносчивых галичан, были добры и приветливы. Я легко понимал местный украинский говор, содержащий много русских слов. И вообще, чувствовал себя здесь как дома. Барселона, Прага, Берлин, Варшава, Львов — красивые, но чужие города. А здесь всё родное. Полтава больше походила на Воронеж или Барнаул, чем на чопорную Европу.

А как вкусно готовила Катина бабушка! Борщ, клёцки, сырники, вареники с вишней и абрикосами… Я впервые распробовал вкус настоящего сала. Белое, с розовыми прожилками, на ржаном хлебушке, оно буквально таяло во рту после стопки ядрёной горилки. За три дня в гостях я набрал три килограмма — по кило в день. Я разомлел от любви и жары. Катался как сыр в масле. Катя тоже стала такой домашней, тёплой и мягкой. И как-то вечером, когда мы всей семьёй после сытного ужина играли в лото в беседке под раскидистой яблоней, я неожиданно поймал себя на мысли, что это, наверно, и есть счастье, и что я не прочь прожить так всю свою оставшуюся жизнь.

Баба Аня однажды подколола деда Марка, мол, какой из него еврей.

— Настоящий еврей давно бы банк свой открыл, стал миллиардером. А мой старик всё с техникой, как дурень со ступой, носится.

Дед философски ответил:

— Всё — в меру, Анечка, всё — в меру. Так ещё древние греки говорили. Мы что, дорогуша, последний хлеб без соли доедаем? У нас хороший дом, хороший сад. А был бы дворец, как у банкира, весь город бы завидовал. А так нас все уважают. Разве этого мало?

Марк Самуилович всё-таки обиделся и пожаловался мне:

— Вот смотри, Данилка, какие хохлушки вредные жинки. Крепко подумай, прежде чем брать жену из этого хитрого народа. Говорят, евреи — хитрые, да по сравнению с украинцами, мы — сущие дети. Умный телок двух маток сосёт. Это про хохлов. Их незалежность — чтобы одновременно доить Россию и Европу, уверяю, и ту и другую, что душой мы с вами, а с другими — по чистому расчёту.

— Шо ты, старый еврей, против хохлов имеешь? — дородная баба Аня, в косынке, завязанной на лбу, ну вылитая Солоха, грозно стояла, руки в бок, посереди кухни.

По сравнению с ней, Марк Самуилович выглядел маленьким и тщедушным.

— Молчу, Анюта, и ухожу.

Заговорщицки подмигнув, дед из-под полы длинной рубахи показал мне горлышко графина.

Мы перебрались в беседку. Выпили. Закусив яблоком прямо с дерева, хозяин закончил свою мысль:

— Жёлто-синий украинский флаг родился под Полтавой. Теперь говорят, что полосы на нём означают синее небо и жёлтое пшеничное поле. На самом деле это цвета шведского флага. Когда перед Полтавской битвой гетман Мазепа предал Петра Первого и с частью казаков выступил на стороне шведского короля Карла, то, чтобы отличаться от своих товарищей, сохранивших верность русскому царю, перебежчики повязали себе на руки сине-жёлтые повязки, какими их снабдили шведы. Это флаг предательства.

Изорванные и опалённые жёлто-синие знамёна пленные бросали в одну кучу, а оружие — в другую. В их глазах не было никакой удали, только страх и отчаяние. Они сдавались десятками, сотнями. Иногда приводили связанных офицеров или бойцов добровольческих батальонов. Транспорта для отправки пленных в Донецк катастрофически не хватало. Городские власти даже снимали с маршрутов рейсовые автобусы и присылали их на передовую.

Больше всех в моём взводе радовался победе под Иловайском местный ополченец по кличке Маркшейдер.

— Всё, братцы, теперь в воскресенье точно женюсь. Всех приглашаю на свадьбу. Уж погуляем так погуляем.

Бедняга, его убил снайпер в тот же вечер.

— Женитьба — дело серьёзное. Ты бы познакомил меня со своей избранницей, с её семьёй, — сказал мне отец по телефону.