В педагогическом институте, куда она поступила после школы, Катя Иванова отучилась только один курс. Неожиданно у деда завелись связи в украинском МИДе, и на семейном совете было принято решение направить любимую внучку и дочку на факультет международных отношений в Киевский университет. Она успешно сдала вступительные экзамены, а через четыре года получила диплом бакалавра. Правда, три курса ей пришлось учиться заочно, ведь дед устроил зятя, Катиного отца, на какую-то хозяйственную должность в представительстве Украины при ООН. Так она впервые оказалась в Нью-Йорке. Катя не привыкла сидеть на шее у родителей и вскоре нашла работу в ювелирной фирме на Манхэттене. У неё была природная склонность к рисованию, вдобавок художественная школа за плечами. Дизайн ювелирных изделий ей пришёлся по душе. Разработкой эксклюзивных украшений фирма занималась редко, в основном копировали известные ювелирные брэнды Tiffany или Chopard. Её клиентами были люди, безусловно, богатые, но хотевшие выглядеть в глазах окружающих сверхбогатыми. Им было по карману купить хороший бриллиант, но раскошелиться на изделия от всемирно известных ювелиров либо не позволяли средства, либо просто жаба давила. А так хотелось блеснуть в обществе колечком от Tiffany! Вот Катя и наловчилась подделывать брэнды. Скоро она зарабатывала больше родителей, вместе взятых. Сама оплачивала свою учёбу, путешествия, наряды.

Её отец поссорился с начальством. Его отозвали в Киев, а вскоре и вовсе прогнали из МИДа. Жена сразу подала на развод. Иванов-старший помыкался по украинской столице, но, не найдя приличной работы, уехал в Якутию на золотые прииски.

Катина мама, в отличие от бывшего мужа, на родине нашла занятие. Она начала возить из Штатов дорогие авто и яхты для украинских олигархов. Бизнес быстро пошёл в гору, но потом начался экономический кризис и Оксане Марковне (так звали Катину маму) пришлось свернуть деятельность.

Катя осталась в Нью-Йорке, работала в той же фирме, а в Киев прилетала только на сессию. Приятель её деда пристроил в ООНовское представительство Украины младшую сестру Катиной мамы. Поэтому контроль молодой особы со стороны родни остался.


— Знаешь, сколько стоит такое оригинальное колье? — она взяла с тумбочки своё украшение и поднесла его к моим глазам.

— Наверно, дорого, — ответил я без энтузиазма.

— Больше ста тысяч долларов! А мне оно обошлось в десять раз дешевле. Только расходы на материалы — золото и бриллианты.

Я повернулся на бок.

— Дан, тебе что, не нравится? — обиженно произнесла Катя.

— Почему же, очень красиво. Только я все равно не стал бы на него тратиться. Я же не олигарх.

— Ты просто ничего не понимаешь в украшениях. Но я постараюсь привить тебе вкус к красивой жизни.

Последние её слова я слышал уже через сон.


Особняк стоял в самом конце узкой улочки на окраине пражского предместья. Сразу за ним начинались покрытые лесом холмы. Издалека его можно было принять за небольшой рыцарский замок. Но, когда такси подвезло нас к массивным чугунным воротам, стало понятно, что это современная стилизация под Средневековье. Слишком всё было новым и подчёркнуто вычурным. И высокий забор, напоминавший крепостные стены, и шпили готических башен, уходившие высоко в небо. На одной развивался пражский флаг с державшими щит двумя белыми львами на жёлто-красном фоне, на другой — голубое полотнище с золотым солнцем и парящим беркутом — государственный флаг Казахстана.

— В Штатах полиция бы сразу пресекла такую самодеятельность, — заметила Катя.

Азамат отхлебнул из кружки тёмного пива и показал на башенные шпили:

— Видишь ли, сестрёнка, всё дело в форме. Будь этот флаг прямоугольный, тогда другой коленкор, нужны были бы официальные бумаги с родины. А так — это просто треугольный вытянутый флажок, своего рода мой рыцарский герб. Вдобавок я хорошо спонсирую разные мероприятия муниципалитета и могу позволить себе маленький Казахстан на чешской земле.

Мы подошли к расшитой золотом войлочной юрте, укрывавшей барную стойку. Азамат велел бармену в тюбетейке плеснуть нам ещё по кружке тёмного пива. Присел на ковёр, расстеленный прямо на лужайке, и пригласил нас присоединиться.

— На моей родине гостей перед бешбармаком поят чаем из пиал. Но мы всё-таки в Чехии, пиво здесь лучше чая.

Отхлебнув ещё пенного напитка, казах стал беззастенчиво разглядывать мою спутницу.

— Где же ты прятал от друзей такую кралю, Данила?

— Вначале в Киеве, а потом в Нью-Йорке, — ответил я и вкратце рассказал старому товарищу историю нашего знакомства.

— Вай! — громко воскликнул хозяин. — Какое прелестное сочетание — украинка Катя Иванова из Нью-Йорка!

— Казахский рыцарь Азамат из Праги — тоже ничего! — парировала Катюша. — Мы же дети глобализации!

Хозяин одобрительно похлопал меня по плечу:

— А твоей хохлушке палец в рот не клади, сразу откусит.

С Азаматом мы познакомились пару лет назад, когда я ещё работал в Сибири на нефтехимическом комбинате. Его компания недополучила от нас по договору полиэтилен. Подала иск в арбитражный суд. Но я нашёл форсмажорные обстоятельства, и суд принял нашу сторону. Азамат тогда на меня сильно обиделся, но вскоре позвонил:

— Извините меня, Данила Владимирович. Я был не прав. Профессионализм надо уважать даже с противоборствующей стороны. Это мои юристы не доработали. А вы молодец, не упустили возможность воспользоваться их оплошностью. Я бы хотел видеть такого специалиста в своей команде.

— Спасибо за предложение, Азамат Абишевич. Но я привык руководствоваться принципом: от добра добра не ищут…

Потом мы встретились в Москве на каком-то совещании. За ужином в ресторане я обмолвился, что мой отец вырос в Казахстане. На Азамата это произвело впечатление, словно встретил земляка из родного аула. Мы крепко напились в тот вечер и стали друзьями. Хотя бизнесмен был старше меня лет на пятнадцать, но это нисколько не мешало нашему общению. Теперь, кроме отца, у меня появился старший товарищ, к кому всегда молено было обратиться за советом. Иногда и он консультировался у меня по юридическим вопросам в российской нефтехимии. А однажды пригласил встретить Новый год на Бали. Его компания зафрахтовала чартерный рейс из Астаны. Десятидневный отдых в пятизвёздочном отеле в новогодние каникулы мне обошёлся в полцены. В поездке я познакомился с его друзьями, деловыми партнёрами и вписался в их компанию, будто знакомы мы были давным‑давно.

Азамат совершенно не умел пить. Начав с пива, за бешбармаком он перешёл на виски, потом — на водку. К концу приёма хозяин усадьбы был мертвецки пьян. Он лежал на ковре среди подушек, пододвинув к себе поближе блюдо с варёной бараниной, и часто прикладывался к литровой бутылке «Столичной». Я, как верный друг и собутыльник, сидел рядом.

После очередной рюмки он разрыдался.

— Данила, брат, я должен перед тобой покаяться! В девяностых, когда Союз развалился, я попал в банду. Знаешь, чем мы занимались? Отжимали бизнес у русских. Поджигали их торговые палатки, двери в квартиры, угрожали, запугивали. Заставляли продать бизнес, жильё за бесценок и убираться с концами в свою Россию. А один мужик не испугался. И когда мы взяли в заложники его семью: жену и сына, он пришёл за ними и перестрелял моих подельников из охотничьего обреза. Только я один чудом выжил. Меня спасла русская женщина-хирург. Она полдня выковыривала картечь из-под моего сердца. Вот такой я был свиньёй, брат.

Слёзы текли из его глаз. Он выпил ещё водки и продолжил:

— И выхаживали меня русские медсестры, сестрички. И тогда, на больничной койке, мне впервые стало стыдно, что я казах. Это низко и подло использовать в политике инстинкты одной нации против другой. Наш Президент — молодец. У него хватило ума, что без русских моя родина обречена. Давай выпьем, брат, за Назарбаева. И за Путина. Они оба молодцы, да пошлёт им Аллах здоровья!.. Данилка! Русский с казахом — братья навеки! Знаешь, кто я? Я — православный мусульманин. А ты — отатаренный христианин! Не веришь? А почему ж тогда на ваших церквах под крестом наш полумесяц? Объясни. Не знаешь. Зато я знаю. Вас, русских, в Европе не любят и боятся потому, что мы с тобой одной крови, брат. Они ж говорят: поскребите хорошо русского и вы увидите татарина. Мы — Орда, а они — Европа. Ты у хохлушки своей спроси, есть ли в Киеве хоть один храм с крестом и полумесяцем. Ни единого. Одни голимые кресты. А в России их не перечесть…


Такси везло нас в отель по ночной Праге. Я любовался красотами древнего города в романтике ночи и пытался склонить к этому мою спутницу. Но Катя задумчиво молчала. Наконец, произнесла:

— А ведь твой товарищ прав. Я так и не вспомнила ни одного киевского собора с полумесяцем у основания креста. А России в девяностые годы повезло, что мусульманский мир был расколот. Будь мощный Арабский халифат, как в средние века, как Евросоюз…

— Да брось ты эту политику! — не выдержал я и обнял её. — Лучше посмотри, как красива Прага в электрической подсветке!


Вечерело. Барселона блистала во всей красе. Солнце садилось в море, оставляя за собой сверкающую на волнах дорожку. Под мантильей платанов мы брели с пляжа по несуетному бульвару. Здания на набережной плавно перетекали из одного в другое и в лучах заката казались живыми, как гипсовые скульптуры уличных актёров, изображавших Дон-Кихота, Санчо Пансу и Монтсеррат Кабалье. У Собора Святого Семейства собиралась влюблённая молодежь. На закате творение Гауди походило на инопланетный космический корабль. На каждом шагу торговали цветами и певчими птицами. Я купил у юной цветочницы букет фиалок и преподнёс его своей Дульсинее.

— Боже! Дан! Ты же весь сгорел! У тебя лицо совсем красное, — воскликнула Катя. — Пойдём быстрее в отель.