— Помойная сумка? Помойная сумка?! — заревела Лайза. — Ты назвала меня помойной сумкой?
— Ты не ослышалась.
— Прекратите! — заорал Роб во весь голос. — Вы обе. Прекратите. — Они замолчали. Последовавшее молчание было потрясено, а не нарушено. — Слушайте. Слушайте меня. — Он понизил голос. Все слушали.
— Все нормально. Все нормально. О'кей. Слушайте, я вам все скажу как есть… Не знаю, почему, но скажу. — Он остановился, еще не зная точно, что сказать, но понимая, что он обязан сказать что-нибудь. — То есть, мне действительно нравились вы обе… действительно обе. Я не хотел, но все так получилось. Лайзе я тоже понравился, а Кристе нет. Это я виноват, что все так произошло, но не надо из-за меня ломать все. Криста ничего не хотела, Лайза. Ничуточки. Это все я. Проклинай меня. Не ее. Все, что мне надо сделать, это убраться к черту из ваших жизней. — В его глазах стоял туман от слез. Он крепко сцепил руки и положил их на колени.
— Нет! — сказала Лайза.
— Тебе не нужно никуда убираться, — сказала Криста.
— Здесь, здесь оставайся, — присоединила свой голос Мери Уитни.
— Я уверен, что мы все станем друзьями, — сказал Абдул. Воцарилось молчание, страсти поутихли.
— Только я не помойная сумка, — нарушила молчание Лайза. — Я хочу сказать, это правда. Я не такая. — На ее лице все еще была маска оскорбленного удивления.
Первым рассмеялся Стив. Сюрреализм ситуации был тотальным.
Лицо Кристы смягчилось в предчувствии улыбки. Лицо Лайзы было катализатором. Диагноз Кристы, что она ребенок, попал в цель. Лайза сидела, красивая до безумия, в абсолютной панике от такого пятна на ее репутации. Ну совсем как ребенок.
— Лайза! — рассмеялась Мери Уитни. — Твое лицо!
— Ха! Ха! — поддержал ее Абдул.
Даже Роб заулыбался. Он протянул руку и дотронулся до коленки Лайзы, чтобы поддержать ее.
Лайза тряхнула головой, не склонная к шуткам и все еще не пришедшая в себя.
— Я ведь не такая, правда, — сказала она с обезоруживающей наивностью.
— Конечно же нет, Лайза. Прости меня. Но ведь я тоже не привыкла, чтобы меня называли бабушкой, — отозвалась Криста.
— И соблазнительницей детей, — хихикнула Мона, в то время как Абдул поднял брови к потолку.
— Вот так скандалешник, мои родные, — резким голосом произнесла Мери. — Чистит воздух. Выпускает пары. Никогда не следует недооценивать правду старых клише.
— Танцевать, — пробормотал пьяный Хосе. — Я хочу танцевать.
— Я полагаю, что нам следует извинить нашего мужчину от Артура Мюррея, — сказала Мери, хватая ногу коматозного Хосе и задумчиво ощупывая его молодую мускулатуру.
— Ладно, — фыркнула Лайза, — если кто-нибудь здесь прислушивается к голосу детей, я предлагаю отправиться всем в «Варшаву» и развеяться.
— Верно, — согласился Стив. Абдул был готов, Мона тоже. Роб подчинился.
— Заметано, — сказала Криста. — Когда говорит моя лучшая модель, то ее воля для меня закон.
Лайза улыбкой подтвердила свое согласие. Мери Уитни с облегчением вздохнула.
— Вперед, на Варшаву, — произнесла Мери тоном Наполеона.
— Будем надеяться, что мы сумеем организовать безопасное отступление, — с мольбой произнесла Криста.
Музыка в «Варшаве» играла не просто громко, а угрожающе громко. Казалось, глаза видели, как звуковые волны сотрясают спертый воздух. Прыгали и мигали огни. Тысячи танцующих работали на полу. Струился пот.
Грудь Кристы вибрировала. Это было странное и жуткое ощущение, ее грудная клетка превратилась в звукосниматель огромных динамиков, рассеянных по всему залу, похожему на пещеру.
— Здорово, а? — губами сказала она Стиву. В ответ он ткнул пальцем в направлении бара. Ему показалось, что там можно вести беседу.
Они проталкивались сквозь плотную, плечом к плечу, толпу танцующих, удивленные, что Майами может быть и таким. Это было развлечение по «формуле-один», коренная потеря сдерживающих начал, работа ночного клуба в тяжелом режиме. Даже Нью-Йорк гордился бы таким действом. Остальные оглядывались вокруг с возбуждением и заинтересованностью. Лишь Мона и Лайза были здесь не в первый раз. Абдул, с его уже не молодыми ушами, находился на болевом пороге. Обе его руки были прижаты к страдающим ушным отверстиям. Рот широко открыт, чтобы выровнять давление. Мери Уитни действительно казалась пораженной; чуждые ей эмоции играли на ее лице с неуверенностью актера-новичка на незнакомой сцене. Роб и Хосе выглядели так, будто смогут выдержать еще и новые децибелы.
Все они отправились в бар.
Абдул сморщил нос, когда узнал, что шампанское только американское. Он старался сообщить всем это печальное известие. Но остальным было все равно.
— Неудивительно, что молодежь не ходит в клубы здорового образа жизни, — сказала Мери. — Здесь аэробика посильней.
— Не хочешь ли позаниматься ею? — спросил Роб.
— Бог ты мой, ты приглашаешь меня на танец?
— У-гу.
— Ты разрешаешь мне, Лайза?
— Будь моей гостьей.
— О, ладно, будь по-вашему. Все равно здесь не потанцуешь щека к щеке. Я буду вести себя хорошо.
Мери отправилась на танцплощадку. Роб пошел за ней.
Он начал танцевать.
— Почему ты пристаешь ко всем, кроме меня? — спросила она. Он показал себе на уши.
— Не слышу.
Она улыбнулась и придвинулась вплотную. Она танцевала хорошо и знала это. Она обхватила его за талию и завиляла бедрами, вдвинув свою ногу между его — грязный стиль танца. Ее губы приникли к его уху. Она повторила вопрос.
Вместо ответа он пожал плечами. Отстраниться от нее он не пытался.
— Беда в том, — кричала она, — что у молодых людей нет уважения к деньгам. Видимо, я остановлюсь на Абдуле. По крайней мере, мы сможем трахать банковские балансы друг друга.
Он рассмеялся.
— Что же вдействительности произошло на пляже?
— Забудь про это, Мери.
— Ты почти сорвал всю мою рекламную кампанию собственной персоной, в одиночку.
— Ты не производишь впечатление слишком удрученной.
— Я не бываю удрученной. Я удручаю других.
— Не удручай меня.
— Мне бы хотелось приводить тебя в восторг, а не удручать.
После этих слов он попытался отстраниться, но не слишком грубо. Но она крепко держала его.
— Мери, не нужно. Если будешь продолжать в том же духе, случится еще один скандал.
Он поглядел в сторону бара. Время от времени каждый смотрел на них.
— А я, вообще-то, получаю удовольствие от скандалов.
— А я нет.
— Но тебе нравится их устраивать. Среди моделей. Это действительно сходит тебе с рук.
Она потерлась о него. Ничего. Она взглянула вверх, в его простодушное, прекрасное лицо. Иисусе, он был Бог. Этого было почти достаточно, чтобы сделать кого-то верующим. Неудивительно, что Криста отпала от благодати в лунную ночь. Неудивительно, что Лайза вела себя словно кошка на горячих углях. Неудивительно, что она была грубой как боцман в душную, влажную субботнюю ночь. Сможет ли она увести его на этом очень запоздалом этапе? Сможет она обставить других и удалиться, владея Робом Сандом в одиночку? Все это было далеко от реальности, но попытаться не мешало, и это казалось ей даже забавным.
— Если ты будешь заниматься со мной любовью, я дам тебе миллион долларов, — сказала она.
— Ты шутишь! — Он неуверенно засмеялся, решив счесть все это за шутку.
— Я никогда не шучу в отношении денег. Это единственная вещь, которую я не нахожу смешной.
В своем голосе она оставила достаточно смешливости, чтобы над всеми их разговорами оставался парить знак вопроса. Это всегда было полезно, если возникнет необходимость отступления.
— Я не продаюсь.
— Народная мудрость гласит, что продаются все.
— Я нет.
— Два миллиона на… для фонда спасения детей. Благодаря этим деньгам будут жить дети. Сотни их не умрут. Тысячи.
Он ничего не ответил на это.
— Ты будешь орудием Господа. Здесь, на земле, ты будешь его агентом, дарующим жизнь, сражающимся со смертью, страданиями и болезнями. Одна ночь. И завтра тоже — и дети будут живы.
Снова молчание.
— Разве я такая уж отвратительная? И разве цель не оправдывает средства?
Теперь она стала серьезной, потому что почувствовала, как его решимость ослабла.
— Ты играешь мной, — сказал Роб, и в его голосе послышалась укоризна. — Ты не сделаешь этого. Ты просто искушаешь меня. — В его словах слышался намек на вопрос.
— Это оттого, что ты считаешь два миллиона большими деньгами, — сказала она. — И это оттого, что ты считаешь меня похожей на всех остальных неудачников на этой глупой земле. Я не такая. Я особенная. Если я хочу какую-то вещь, я беру ее.
— Я не вещь. Я личность.
— Какая разница, скажи на милость?
— Я возвращаюсь к остальным.
— Три миллиона.
Он не сделал движения, чтобы уйти.
— Ты отдашь три миллиона на благотворительность, чтобы заниматься со мной любовью… один раз. Зачем, Мери? Зачем? Что с тобой?
— Я дурацкая, средних лет, крайне капризная женщина… и я невероятно, неприлично богата.
Его сердце забилось. Он и не предполагал, что она говорит это всерьез. Теперь он поверил. Никогда он и предположить не мог, что задумается когда-либо над таким эксцентричным предложением. И теперь, к своему восторженному ужасу, он задумался. Три миллиона долларов на продовольствие и грузовики, лекарства и их перевозку должны стать услышанными молитвами о прощении за его поступок. Он отдает свое тело, а они получат дар жизни. И как он может отказать этой безумной женщине, чьи ноги замкнулись вокруг его ног? Его умилительная гордость? Его нелепые принципы? Его абсолютно никому не нужные чувства? По сравнению с победой над смертью и чудом жизни невинных детей он был никем и ничем.
"Майами" отзывы
Отзывы читателей о книге "Майами". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Майами" друзьям в соцсетях.