Роб вскочил. Рука Лайзы крепко схватила его и удержала.

— Сиди, — шепнула она. Действительно, через пару минут девица поднялась. Ее старания привлечь к себе внимание не удались. Она снова вскарабкалась на колени своего бугая и засмеялась, словно одолев Эверест. Единственной реакцией на ее возвращение стало то, что он переложил вилку в другую руку.

— Пожалуй, я не привык к таким местам, — сказал Роб, уныло улыбнувшись.

— Это в тебе самое замечательное, — ответила Лайза, и ее голос задрожал от отдаленных громовых раскатов страсти.

— А ты давно работаешь моделью? — спросила Мона у Роба.

— Нет. Вообще-то, я не модель. Все мне говорят, что у меня это получится. Я собираюсь участвовать в кампании Уитни, — сказала он.

— А для этого нужны какие-нибудь навыки? — поинтересовался Абдул. — Или достаточно красивой внешности? — Он ухитрился дать понять, что сам убежден во втором варианте. Лайза резко взглянула на него. О'кей, арабы начинают упаковку сразу с двух концов, ну погоди у меня, песочный скорпион. Не играй в Саддама Хусейна вокруг моего мальчика, или я расплющу тебя, уж будь уверен.

— Вот это меня и беспокоит. Но Криста говорит, что все будет хорошо. Я просто не знаю.

— Ты должен уметь двигаться и шевелиться, малыш, и камере ты тогда понравишься, она даже тебя полюбит. Не надо быть слишком робким. Не надо быть слишком скованным и скромным.

Мона засмеялась, чтобы замаскировать свои подбадривающие слова.

Роб продолжил:

— Криста…

Мона перебила его.

— Криста была о'кей в свое время, мой сладкий, но Кристе уже не семнадцать. Догадываюсь, что она сейчас скорее деловая сука.

— Не говори так о Кристе в моем присутствии, — сказал Роб, и его лицо вспыхнуло.

— О-го, — сказала Мона. — Послушай, я вовсе не хочу ее оскорблять. Это просто моя манера вести разговор. — Она улыбнулась, словно старатель, наткнувшийся на золотоносную жилу. Потом поглядела на Лайзу. Поглядела на Абдула. Знает ли супермодель, что ее игрушка неровно дышит к Кристе Кенвуд? Если не знала до этого, то теперь уже убедится.

Лайза действительно убедилась. Она покраснела, но ничего не сказала. Ее мозг бешено работал. Он явно втюрился. Но Криста не могла его поощрять. Дьявол, возможно, Роб даже сам не сознавал, что он чувствует. Это был пустяк, а память тела работала в ее пользу. Тут не было соперничества. Не было пота. Дьявол! Она почувствовала струйки пота в ложбинке между грудями. Что могло случиться во время пресловутой беседы Кристы с Робом, если они обсуждали обычные, глупые темы. Бог, правильно-неправильно и смысл жизни? Может, из подсознания прорвалось на поверхность скрытое влечение? Затронула ли их беседа подсознание. Вторглась ли она в реальность подсознания? Трудно сказать, но тут требовалась разведка. Криста была на грани того, чтобы замаячить в роли соперницы Лайзы Родригес, а это сделало бы жизнь очень интересной для неоперившегося агентства Кенвуд, для съемок Стива Питтса и кампании Мери Уитни.

— Где вино, Абдул? — рассеянно произнесла она. Ей требовалось выпить. Этот вечер должен стать событием повсюду, во всех местах, а он едва начался. Мммммм. Впрочем, все нормально. Ей требуется обострение ситуации, состязание. Простое для нее слишком просто. Трудности — вот что ей нравилось. Они приносят еще большее удовлетворение победе. Ее настроение улучшилось. Мери Уитни, миллиардерша и гуру в области моды, хотела бы затащить ее мальчика в постель. Криста Кенвуд, легендарная модель и паладин в агентстве, которое обещает быть мегабаксовым, вероятно, тоже гоняется за его телом. И еще существует Стив Питтс, который очень просто может сделать его звездой. Стив аж зашелся, когда его глаза-буравчики направились на Роба Санда. Не следует ей забывать и про маленького Абдулу, яхта которого, должно быть, отделана золотом и прочими непристойностями: маленький Абдул, беззвучный пердун, ночные трюки которого определенно заполняют диапазон от АС до ДС[13], от удовольствий с телами девочек до восторгов с мальчиками. О, да, ставки на Роба Санда все полностью сделаны, но победит все равно она. Когда ворота откроются, там будет Лайза Родригес, чистокровка, которая начала первой; а когда флаг будет спущен, она первой и закончит, и тогда черт с ними, с теми, кто тоже бежал рядом.

— Мы можем заказать еще шампанского, — заявил Абдул, — и шардонне тоже выглядит неплохо. И потом нам действительно стоит заказать немного «Джордана», красного вина. И много «Перье».

Говоря это, он глядел на Лайзу, желал услышать одобрение.

— Как хочешь, — сказала она.

— Знаете, это место напоминает мне Челси в шестидесятых, — сказал Абдул. — Энергия, уверенность в себе, веселье. Там было место под названием «Альварос», и еще одно, «Аредуза». Все итальянские, шумные, полные красивых людей.

Его голос звучал мечтательно, когда он ударился в воспоминания.

— Ты был живым в шестидесятые, — с насмешкой сказала Мона.

— Кому-то надо было жить, — ответил Абдул с метафизическим спокойствием. Он, пожалуй, испытывал сожаление к Моне. Об этом говорила его мимика. Среда Родригес — Кенвуд представлялась ему гораздо более привлекательной, начиная с мальчика примечательной внешности, который носил свою невинность, как ослепительно-белую джеллабу.

— Знаете ли, — сказал Абдул, — я всегда был очень высокого мнения о Кристе Кенвуд. Мне бы хотелось встретиться с ней. Кто-то ведь сказал, что она сегодня возвращается в Майами?

— Да, это так, — сказал Роб. — Она едет из Ки-Уэста. Завтра она будет в конторе.

— Роб у нас местный эксперт по Кристе, — заметила с милой улыбкой Мона.

— Я бы с удовольствием взглянула на твою яхту как-нибудь, — сказала в отместку Лайза. Она наклонилась через стол к Абдулу, словно только что его увидела. Он расцвел, словно роза при ускоренной киносъемке. Лайза улыбнулась Моне. «Поцелуй свое путешествие на Абакос на прощанье, сука, — сказала ее улыбка. — Я могу получить тот ломоть, на который ты нацелилась, одним взмахом ресниц».

— Это было бы большой честью для меня, — сказал Абдул. — Утром я могу приплыть на ней в Майами. Или можно воспользоваться геликоптером. Некоторые гости считают, что у меня неплохие картины.

— Ты художник? — спросила Мона в ярости оттого, что Лайза угрожала с фланга ее территории.

— Я уверен, что Абдул имеет в виду купленные им картины, — объяснил Роб с улыбкой.

— Ну, так простите меня, — обидчиво и раздраженно фыркнула Мона. Она оглядела стол. Яд бурлил в ней. Она хотела обидеть всех сразу. Лайзу в первую очередь. И белого мальчишку, который не узнает водосточной канавы, если попадет в нее. И этот слюнявый мешок с деньгами, которого она подцепила в «О Баре». Они все старались унизить ее, каждый на свой лад, и все они заплатят за это. Джонни был ее мужиком. Он был ее парнем номер один. Что бы он там ни замышлял против Кристы и Лайзы, на долю остальных тоже достанется достаточно неприятностей. И она, Мона, станет инструментом его возмездия. Но она должна двигаться осторожно и не забывать про план игры. Ей нужно поступить на работу в агентство Кенвуд. Этого хочет Джонни. Поэтому она не должна ничего себе портить. Она должна быть забавной, легкой и яркой, а это все означало кокаин. В ее сумке было немного. Хоть она и не любит тратить свой собственный, но сейчас обстоятельства вынуждают. Она оттолкнула назад свой стул.

— Схожу до джона, — сказала она, изобразила из последних сил ослепительную улыбку и удалилась.

— В этом месте дорога до джона равнозначна спасательным лодкам на «Титанике», — сказала Лайза. Роб совершенно не понял, что она имела в виду. Абдул ухмыльнулся.

— Не желаете ли отведать что-нибудь особенное? — спросил официант. Никто его не слушал. Блюда в «Меццанотте» были превосходными, но не в этом была его изюминка. Заказы вытягивались здесь, словно секреты в испанской инквизиции.

— Так вот какие завсегдатаи ресторанов в Майами, — сказал Абдул, оглядывая помещение, словно в поисках его сущности.

Лайза решила ему объяснить.

— Да, немножко странноватая публика. Более бешеная, изощренная, больше веселья и энергии. Испанские влияния придают всему евростиль, но вы можете иметь при себе и американские вещи, вроде мускулов и загара. Когда ты знакомишься с парнем, тебя интересует, какая у него лодка. Забудь про его автомобиль, про то, что он делает или думает. Все на поверхности, и это еще рейгановский материализм, и к едреной матери всякие там тонкие чувства и весь тот чувствительный хлам, который все остальные делают вид, что уважают. Это место находится на краю Третьего мира. Единственная вещь, которая волнует игроков, это успеть набить как можно туже карманы и не угодить при этом за решетку.

— Ха, — сказал Абдул. — Тогда я здесь не пропаду. У меня вполне длинная лодка и масса материальных вещей, хотя, возможно, мои чувства немножко чересчур утонченные.

— Я бы не стала держать пари насчет этого, — усомнилась Лайза.

Роб потягивал свою кока-колу. Его мозг был все еще немного затуманен шампанским из «Ньюс-кафе», и это усиливало ощущение нереальности. Он никак не мог сообразить, выиграл ли он в лотерею или потерял обе ноги до колена. Невозможно было сказать, хорошими или плохими были вещи, которые с ним происходили. Он знал только то, что зря отвязал свою швартовку в ночной темноте и что теперь плывет по течению. Его сознание, обычно необыкновенно аккуратный компас, растеклось в пространстве, и четкие различия между правильным и неправильным, казалось, безвозвратно расплылись. Он не знал точно, в какой момент все переменилось. Просто знал, что это произошло. Было ли это в тот день, когда он ответил на объявление Мери Уитни о поиске тренера по теннису? Или в тот момент, когда Криста вошла в контору по подводному плаванью? Или это было в вечер приема, когда Лайза и он занимались так безрассудно любовью в теннисном павильоне? Может быть, все это вместе тащило его вниз, в яму большого успеха, либо подталкивало кверху, к вершине возможной знаменитости. Он изо всех сил старался сохранить Бога на первом плане своего сознания, однако Бог все больше и больше выцветал среди миазмов неожиданных возможностей, богатства, о котором прежде и думать не смел Роб, и стремительной чувственности. Криста была безопасной, хорошей, милой… но была ли? А вдруг она была хуже всех, используя его в своих собственных целях, прикидываясь другом. Нет! Криста была чистой. Она была бесподобной в своей красоте и уверенности в своих силах. Он мог ей доверять. Более того. Он мог любить ее. Эта мысль колола его мозг, выпуская поток накопившихся эмоций. Он мог видеть ее лицо, спокойное, ясное, улыбающееся ему, не насмешливое. Он мог видеть ее длинное, загорелое тело, туго обернутое в гимнастический костюм, мышцы перекатывались под коричневой кожей, ее мягкие, светлые волосы. Он мог слышать легкий акцент верхнего слоя общества, слегка растягивающий гласные, обонять ее честный запах, ощущать, как ленивая улыбка играет на ее губах, и его сердце сильней билось в груди. Криста. Она в Ки-Уэсте, но вернется сегодня.