Сердце у Маруси забилось. Это было что-то новенькое! Урманов никогда не звал их в гости, обычно он или заезжал к ней домой, или они втроем, вместе с Егором, отправлялись вместе в ближайший парк.

– К себе? – переспросила она.

– Ну да… Ты же так и не видела, как я живу.

– А… – она вспомнила о той черноволосой красотке, с которой как-то встретила Урманова. – А разве это будет удобно?

– Вполне, – сухо ответил тот. – Я живу один, к твоему сведению.

– Хорошо, я согласна, – также сухо ответила Маруся.

– Тогда собирайтесь, я сейчас за вами заеду.

То ли свидание, то ли приглашение на казнь… «Если я прямо спрошу его, имеет ли он какое-то отношение к Сениной смерти, а он ответит – „да“?! Что мне тогда делать?» – дрожа, подумала она. Столько времени она носила в себе эту тайну, этот кошмар, этот неразрешимый вопрос, что он потихоньку уже начал сводить ее с ума.

– Егорка, миленький, иди ко мне… – позвала она сына, стараясь ничем не выдать своего волнения. – Надо одеваться, скоро твой папа приедет.

– Па? Па, па, па, па, па… – оживленно зачирикал Егор. Он уже знал три слова – «па», «ма» и «на» (в значении «дай!»), а также подражал голосам некоторых животных. По сравнению с большинством своих ровесников он выглядел настоящим вундеркиндом…

– Да, папа, – кивнула Маруся и принялась натягивать на Егора комбинезон.

…Дождь лил сплошной стеной.

Урманов быстро посадил Егора в специальное детское кресло, пристегнул его; Маруся, держа над головой зонт, обежала машину с другой стороны…

– Ну и погодка, да? – весело крикнул Урманов, садясь за руль.

Маруся ничего не ответила.

Через полчаса они уже были у знакомого дома. «В третий раз я здесь… – мрачно подумала она. – И что же произойдет сегодня?..»

Подхватив Егора под мышку, Урманов добежал до подъезда, оглянулся – по его лицу текли капли дождя, он улыбался счастливо и оживленно.

Он совсем не был похож на злодея.

– Маруся, скорей, а то промокнешь!..

Они поднялись в лифте на восьмой этаж, потом Урманов распахнул перед Егором и Марусей входную дверь и произнес торжественно:

– Прошу!

Его квартира показалась Марусе слишком большой, слишком образцовой – в самом деле, она здорово напоминала картинку из какого-то модного журнала, целиком посвященного интерьерам. Кристина, заглянувшая сюда однажды, с восторгом описывала жилье Урманова… Но Марусе отчего-то стало не по себе, когда она увидела изящную встроенную мебель, лаконичное сочетание красок и светильников, уютно-холостяцкий кабинет с полированным столом, минимализм и футуристический дизайн кухни – с роскошным букетом роз на столе, сибаритскую спальню, светлый, наполненный воздухом зимний сад, в котором висели в кашпо вьющиеся растения…

Ей стало не по себе потому, что квартира, казалось, полностью отражала внутренний мир Урманова – эгоистичного мужчины, способного любить только себя.

Она бежала по комнатам вслед за Егором, испытывая странную смесь чувств – восхищения, зависти и тоски. Она была в этом доме чужой.

– Егор, не трогай… Егор, положи на место! – командовала она. Потом обернулась к Урманову. – Лёня, ты совершенно напрасно пригласил нас сюда – посмотри, Егор сейчас перевернет у тебя все вверх дном!

– Ну и пусть, – пожал плечами Урманов. – Похоже, ему здесь нравится…

Егор увидел фигурку пластмассового забавного пингвина, вероятно, привезенного Урмановым откуда-то в виде сувенира (слишком изящная вещь, чтобы быть детской игрушкой), и издал восхищенный вопль. Несколько мгновений благоговейно разглядывал пингвина, а потом сунул его голову к себе в рот, намереваясь откусить.

– Егор! – Маруся едва успела спасти сувенир. – Егор, здесь ничего нельзя грызть!

– Перестань, Маруся! – Урманов вырвал из ее рук пингвина и отдал его обратно сыну. Егор схватил пингвина и полез в кресло. – Все, чего трогать нельзя, я заранее спрятал… Пойдем, я покажу тебе наш семейный альбом.

Едва они только вышли из комнаты, как сзади раздался грохот и оглушительный крик, от которого сразу заложило уши, – Егор свалился с кресла.

– Ой, мамочки… – прошептала с ужасом Маруся и бросилась назад, к сыну. Подхватила его на руки, прижала к себе его напряженное, содрогающееся от рыданий тельце. Его боль была ее болью…

– Ничего страшного! – пробормотал Урманов. – Погоди, дай посмотрю… Всего лишь шишка на лбу!

Но Маруся его не слышала, она плавала на волнах своего ужаса, ее всю трясло. «И зачем я только согласилась поехать сюда…» – мелькнула скомканная мысль.

– Маруся! Господи, да не сходи ты с ума! – рассердился Урманов и вырвал у нее Егора. Прижал к себе, поцеловал в лоб, тут же подсунул пингвина: – А вот кто у нас тут?.. Кто это, Егорушка, а?..

Егор гневно отшвырнул от себя пингвина (видимо, считал его виновником своих злоключений) и, захлебываясь от рыданий, потянул руки к фарфоровой кошке, которую увидел на верхней полке книжного шкафа.

– Это? Ну хорошо, только из моих рук… – Урманов немедленно предъявил сыну кошку. – Не урони, ладно?

Егор вцепился в новое развлечение. Он продолжал рыдать – но все тише и тише. Урманов опустил его на пол, подошел к Марусе, которая еще не смогла прийти в себя.

– Ты что? – спокойно произнес он. – Что с тобой?

– Лёня, его надо к доктору… – пробормотала Маруся, не слыша собственного голоса. – В травмопункт, срочно! К доктору! Пусть рентген сделают…

– Маруся, если шишка не пройдет, поедем в твой травмопункт, – серьезно сказал Урманов. – Но мне кажется, доктор нужен не Егору, а тебе.

– Что? – дрожа, вспыхнула она. – О чем ты?

– Ты пугаешь меня… Ну кто из нас не разбивал лоб в детстве? А ты ведешь себя так, словно Егор, по крайней мере, вдребезги разбился! Вон, он уже не плачет…

Егор потерял всякий интерес к фарфоровой кошке и теперь сосредоточенно изучал ключ, торчащий в нижнем отделении шкафа. Сосредоточенно пыхтя, повернул ключ – дверцы распахнулись, обнаружив целые залежи интересных вещей.

– А-а-а-а!.. – восхищенно загудел он, потащив к себе первое, что попалось под руку – большие часы в виде полуголой русалки, циферблат которых располагался ровно посреди ее живота.

– Некоторые люди не умеют дарить подарки… – несколько сконфуженно произнес Урманов. Запихнул часы обратно, закрыл дверцу, а ключ засунул себе в карман брюк. – Это от коллег на прошлый Новый год…

Маруся ничего не ответила. Ее продолжало колотить.

– Прекрати, – сжал Урманов ее руки. – Ты… Я давно заметил – ты словно сжигаешь себя на костре! На костре своих страхов и переживаний!

– Но… Но Егор… – пробормотала она.

– С ним все в порядке, – жестко произнес Урманов. – Он успеет набить себе еще не одну шишку, пока не вырастет! Да и потом тоже… Он сотню раз разобьет колени, он еще не один раз простудится, подерется! Где ты видела людей, которые прожили жизнь, не получив ни царапинки, которые не ошибались и не страдали потом от своих ошибок, у которых были только удачи, которых никто и никогда не предавал? И что, ты каждый раз будешь так трястись из-за него? Ты все равно не сможешь прожить за него жизнь!

– Но…

– Я понимаю – ты была одна. Слишком много ответственности… Тебе было тяжело и все такое прочее… Но теперь есть я. Я помогу тебе.

Маруся отвернулась.

– Посмотри мне в глаза. Посмотри! – строго сказал Урманов, поворачивая ее лицо к себе. – Теперь я беру на себя половину всего. Ты слышишь?

– Я тебе не верю, – прошептала она. – Я тебе не верю…

«Она никогда меня не любила, – мрачно подумал Леонид Урманов. – Я с самого начала был ей чужим, и даже Егор не помог нам сделаться хоть чуточку ближе… И что она за человек такой, что у нее в голове творится?!.»

Он специально пригласил Марусю сегодня к себе. Он хотел предложить ей с Егором остаться у него. Не на выходные – навсегда. Конечно, это была большая жертва с его стороны… Но то, в каких условиях она жила, в этой кошмарной коммуналке, рядом с той безумной теткой, которую он поначалу принял за ее мать…

Урманов должен был это сделать ради своего сына.

Мужчина – это не тот, кто способен покорить наибольшее число женщин, не тот, кто с легкостью зарабатывает миллионы, не тот, кто играет на публике мускулами. Это тот, кто не отказывается выполнить свой долг.

Именно это понял Урманов, когда в первый раз заглянул в глаза Егору.

Но Маруся…

Кажется, она стала бы последней в этом мире, кто оценил бы его усилия.

«И ведь такая маленькая, слабенькая, беззащитная на вид… – с отчаянием размышлял Урманов, наблюдая за Марусей, возившейся с Егором на полу в его кабинете. – И такая недобрая!»

Наверное, это был особый вид мазохизма – любить такую женщину. Но чем дальше, тем сильнее Урманов попадал в зависимость от нее.

Потом Егор уснул, и Урманов уложил сына на кушетку в своем кабинете.

– Пойдем… Перекусить не хочешь?

Маруся пожала плечами, но пошла вслед за ним на кухню.

Розы он купил специально для нее. Купил хорошее вино, заказал в хорошем ресторане кучу всяких закусок и разносолов…

– Что ты молчишь? – спросил Урманов, открывая бутылку. – Расскажи что-нибудь, пожалуйста…

– Не хочу. Лучше ты расскажи – например, о своей работе… – безо всякого энтузиазма попросила она. – Аттракционы, которые вы делаете, опасны для жизни?

– Если технику безопасности не соблюдать – все может оказаться опасным! – хмыкнул Урманов. – Ну, за встречу… А вообще, у нас серьезная контора. Мы просчитываем все риски – как на человека действует ускорение аппарата, может ли он удариться о части аттракциона или застрять между ними, может ли он получить травму при внезапном начале движения, удариться о части посадочного места или пассажирского модуля, выпасть или быть выброшенным из пассажирского модуля…

Маруся слушала его вполуха. «Спросить, или нет? – с беспокойством размышляла она. – Но не может же все это длиться вечно! И потом, какой вопрос задать Урманову первым? „Послушай, Лёня, за что ты убил Арсения Бережного?.. Или начать как-нибудь издалека? Например, можно вполне невинно поинтересоваться: «Скажи-ка, Лёнечка, у тебя была в детстве кличка?“