– Нет, – прошептала Кристина. – Ой! Чувствую… А папка-то кто? Где? Чего-то я твоего нового благоверного еще в глаза не видела…

– Да нет никакого благоверного! – сердито ответила Маруся. – Каждый раз всем приходится объяснять, что я ребенка сама для себя решила родить!

Кристина заморгала глазами. Зажмурилась, затрясла головой. Потом бросилась обнимать Марусю.

– Господи, какая ж ты молодец! Я тоже так хочу… Мне ж сороковник уже стукнул! Всю жизнь одна, как перст, ни одного приличного мужика… Я тоже малютку хочу!

Маруся никогда не вникала во все подробности Кристининой жизни – их отношения были довольно поверхностными, соседскими. Простая, добрая тетка – вот какой до этого видела Маруся Кристину Пескову. Но только сейчас поняла, насколько одинокой и несчастной та была…

Пожалуй, Кристина оказалась единственным человеком, кто действительно понял Марусю и даже по-хорошему ей позавидовал.

– А я только что из магазина, – бормотала Кристина, взволнованная и потрясенная, словно стала свидетелем каких-то невероятных, фантастических событий. – Хлеб, колбаса, икра кабачковая… Можно к тебе? Посидим, поболтаем!

– Да ради бога!

…Алевтина Климовна, обычно выскакивавшая из своей комнаты, едва кто-то чужой появлялся в квартире, на этот раз на шум голосов в прихожей никак не отреагировала. Они с Модестом Павловичем сосредоточенно смотрели телевизор.

– …да, «Ягуар» – это моя машина, – вещал из-за их двери устало-манерный голос известного «светского льва». – Я считаю, что она идеально подходит для светского раута, праздничного выхода, похода в ресторан. Ведь такая машина дает возможность подчеркнуть свою уникальность, стильность: и внешнюю, и внутреннюю. Окружающим сразу становится ясно, что за рулем сидит человек с определенной философией… Вообще, автомобиль – одна из составляющих стиля его владельца… Это же касается и ресторанов: в ресторанном мире появилась возможность выбора. Наступило время, когда стало возможным примерить и кухню, и интерьер, и сервис. В последние годы я действительно выбираю себе ресторан под настроение. Во мне появилась некая изысканность, некая утонченная капризность, требовательность к окружающему миру…

– Живут же люди! – осуждающе вздохнула за дверью Алевтина Климовна.

– Ну, Алечка, не будем завидовать… – примиряюще ответил ей Модест Павлович.

– Прямо голубки! – прошептала Кристина и хихикнула, вешая свою шубу на вешалку.

Из соседней двери выплыл Виталик с покрытым копотью и вмятинами чайником. Примерно такие же выставлялись в военно-исторических музеях – в тех залах, где рассказывалось о тяжелой жизни на передовой, в окопах..

– А, девчонки… Привет! Как дела? – Он попытался похлопать Кристину по плечу, но та сделала такое зверское лицо, что Виталик шарахнулся в сторону и быстро юркнул на кухню.

– Алкоголик несчастный… – прошипела Кристина с ненавистью.

– Ты зря. Он хороший, – заступилась за соседа Маруся.

– Да уж вижу, какой он хороший…

В комнате у Маруси Кристина нарезала хлеб, колбасу – толстыми ломтями, открыла банку с кабачковой икрой.

– Ну, устроим настоящий девичник… Слушай, Маруська, а на что ты живешь?

– Так, остались кое-какие накопления… Тренажер беговой продала, еще кое-что. Главное – коляску с кроваткой найти и чтобы недорого, – призналась Маруся. – Я недавно заглянула в один магазин для новорожденных – какие-то невероятные, просто запредельные цены!

– А ты на новое не смотри, ищи по комиссионкам… Еще объявления возле детской кухни висят – обычно мамочки, чьи дети уже подросли, именно там оставляют информацию. Некоторые вообще бесплатно готовы вещи раздать! Ну, и знакомых поспрашивай… Да ты ешь, ешь!

Кристина яростно уничтожала уже второй бутерброд.

– Мне иногда сны снятся… – произнесла она с набитым ртом.

– Какие сны?

– Будто я тоже ребеночка жду, – призналась Кристина. И покраснела. – Хотя – откуда?.. Это ведь вроде как непорочное зачатие получается! Еще снится, будто рожаю, будто грудью потом кормлю, пеленаю, и все такое… Знаешь, с каким-то мучительным наслаждением, с восторгом! А просыпаюсь – нет ничего.

– Надо же…

– Ты, наверное, думаешь – грубая, глупая Кристина Пескова, примитивное создание, сплошная физиология. Помню еще по школе – Лев Толстой Наташу Ростову самкой назвал, когда она замуж вышла… А чем плоха самка? Одна такая самка этого самого Льва и родила…

– Кристина, ничего подобного я о тебе не думаю! – возмутилась Маруся.

– Ну ладно, насчет тебя я не права… Зато другие думают!

– Кто?

– Да все! Я не про кого-то конкретно… – с досадой произнесла Кристина. – Сейчас ведь что главное? В первую очередь – карьера. Потом – деньги. Хобби чтобы было какое-нибудь интересное… Да! Чтобы еще интеллектуалом быть – книжки всякие модные читать, в кино разбираться, по театрам да операм шляться… А тут я – о пеленках мечтающая! Да я в нынешнем мире почти не котируюсь!

– Тихо, тихо… – успокаивающе похлопала ее по руке Маруся.

– Я тебе вот что скажу – никто еще не отменял нашей женской сущности, этих примитивных, можно даже сказать – животных желаний. Я хочу любить и быть любимой, я семьи хочу! Нет, ничего не имею против карьеры и книжек с театрами, без этого тоже нельзя… Но когда я, живая и, в общем-то, не совсем старая пропадаю зря, засыхаю, превращаюсь в мумию – мне страшно. Никакие книжки мне помочь не могут!

Маруся с трудом сдержала улыбку – Кристина ни с какой стороны не напоминала засыхающую мумию.

– Я еще вот что скажу… – уже шепотом продолжила Кристина. – Напрасно люди относятся к тому, что есть самая сокровенная тайна в жизни, с таким высокомерием, с таким пренебрежением… Вот попомни мое слово, Маруся, – скоро нормальных женщин не останется, одни эти модели обглоданные, которые на одних таблетках живут: таблетка от аппетита, вместо завтрака, таблетка от нервов, чтобы никому горло невзначай не перегрызть, таблетка на ночь, чтобы заснуть, а вместо ребенка – йоркширский терьер с бантиком, в попонке, в дорогущей парикмахерской стриженный… И тогда все опомнятся, тогда поймут, что потеряли. Можешь осудить меня, Маруся, за те слова, которые я сейчас скажу, но знай – рождая ребенка, мы становимся равными богу, ибо рождение – это великий акт творения!

– Ты кого агитируешь? – усмехнулась Маруся, зачерпнув ложкой кабачковой икры. – Меня уже агитировать не надо, – и она указала на свой живот.

Кристина опомнилась.

– Да, я чего-то разошлась… – пробормотала она и потерла себе лоб. – Но это потому, что я очень рада за тебя, Марусечка. Ты меня просто поразила! Я тебя так уважаю, так уважаю… а все-таки – кто он?

Маруся пожала плечами, глядя в сторону.

– Лучше не спрашивай.

– Что, подлецом оказался? – гневно нахмурилась Кристина. – Сделал ребенка и сбежал? Известная история! – от возмущения она заерзала и локтем задела кнопку включения на телевизионном пульте.

– …новый увлажняющий крем разглаживает морщины на семьдесят шесть процентов… – таинственным полушепотом сообщила блондинка.

– Ой! – вскрикнула от неожиданности Кристина. – Прямо чуть со стула не упала от неожиданности! Тьфу ты… Кстати, посмотри на экран, Марусечка, – опять все молодые да тощие. А что, полные женщины лицо кремом не мажут?

– …наш порошок отстирает все пятна… – на экране завертелась уже брюнетка.

– А вот это что? – возмутилась Кристина. – Опять молодая да тощая! Как будто другие женщины белье не стирают! Вот у меня мать была – сто пятьдесят килограмм весу, и как она белье стирала – ни единого пятнышка! Причем исключительно хозяйственным мылом…

…После того, как ураган по имени «Кристина» отбыл восвояси, Маруся прилегла отдохнуть. «Какая она милая… Даже не ожидала. И так ее жалко почему-то, прямо до слез!»

Маруся осторожно повернулась на другой бок, и ребенок в ней толкнулся. И она вдруг вспомнила о Леониде Урманове – так отчетливо, ясно… С самого лета она о нем не вспоминала, а тут он появился – ее кошмар, ее демон. И отец ее ребенка.

Если раньше она ненавидела Урманова, сгорая от желания восстановить попранную справедливость, мечтая отомстить за Арсения, то теперь ее охватили совсем иные чувства. Теперь Маруся не могла желать Урманову зла. «Вот моя мать верит в то, что наша жизнь зависит от расположения звезд на небе. Но скорее возможно другое – то, что каждый человеческий поступок имеет свои последствия. В этом мире нет ничего случайного! Да, да, во всем происходящем есть какой-то высший смысл, которого я раньше не замечала… Урманов убил Сеню, то есть – он убил человека. Но с другой стороны – он человека и породил. И правильно я отказалась от денег Марлен! – снова разволновалась она. – Конечно, очень удобно – мне сейчас не о чем было бы беспокоиться: я переехала бы в новую, удобную квартиру, я бы рожала в лучшей клинике, я бы накупила своему ребенку самых лучших, дорогих вещей… Но если бы я взяла эти деньги, то судьба взамен наверняка лишила бы меня чего-то… – Она попыталась вообразить те ужасы, которые могли случиться с ней и ее ребенком. – Нет, нет, лучше даже не думать! Эти деньги не принесли бы мне счастья! Или я действительно дурочка и ничего в этой жизни не понимаю?..»…

Снег уже почти растаял, асфальт стал относительно сухим, и теперь Маруся могла свободно передвигаться по городу, не боясь гололеда и прочих неудобств, которые царили зимой.

Она прекрасно себя чувствовала – физически по крайней мере. Но вот с головой творилось что-то странное, иначе зачем бы она отправилась на «Семеновскую», к тому самому дому?..

Как уже упоминалось, Маруся потеряла всякое желание отомстить Урманову, но ей почему-то нестерпимо, даже страстно захотелось увидеть его. Не для того, чтобы броситься на шею отцу своего ребенка, не для того, чтобы попросить у него что-то (например, денег или участия в судьбе ребенка) – совсем нет!

Она просто хотела увидеть его, чтобы лишний раз убедиться в реальности всего происходящего. Да, он действительно существует, этот человек, из-за которого она терпит все эти горести и радости (а ребенок был самой большой ее радостью), он не фантом и не призрак.