— Я ему не ровня, сэр. Я не смел и подойти к нему.

— А не потому ли вы ему ничего не сказали, что хотели отомстить? Ведь однажды отец Лайлы Энтони Дю Шамп уволил с работы вашего родного брата.

— Нет, конечно же, не поэтому.

— Не по той ли причине вы хранили молчание и позволили мисс Дю Шамп думать, что она живет в браке, который на самом деле был фикцией?

— Это не мое дело! — воскликнул Жорж.

— Если вы решили, что не ваше дело сообщать в полицию о постыдном многоженстве хозяина, то с чего бы вам давать полиции показания против мисс Дю Шамп? — спросил Дрю. — Неужели вы боялись, что полиция станет подозревать в убийстве именно вас?

— Нет! — закричал в раздражении Жорж. — Я ни за что не стал бы убивать мистера Кювье!

— А что, вам уже приходилось кого-то убивать? — спросил Дрю.

— Протестую! — закричал обвинитель, вскакивая со своего места. — Это не имеет отношения к делу!

— Ваша честь, я пытаюсь показать присяжным, что мистер Антуан вполне мог быть потенциальным подозреваемым. Ведь он тоже был в гостиничном номере в ту ночь.

Судья нахмурился.

— Отвечайте на вопрос защиты, свидетель! В глазах Жоржа мелькнула ярость.

— Это нечестно… Ведь я тогда был молод и горяч и не отдавал отчета в своих поступках!

— Отвечайте на вопрос, мистер Антуан! — потребовал Дрю. — Вы кого-нибудь прежде убивали?

Слуга нервно сглотнул и издал глубокий вздох.

— Когда мне было восемнадцать, я случайно в драке убил моряка…

Дрю выдержал паузу, чтобы до присяжных дошла столь важная информация.

— Насколько сложно достать цианистый калий?

— Не знаю.

— А пароходство Кювье случайно не использует этот яд для каких-либо целей? — спросил Дрю.

— Не знаю.

— Хорошо, я все проверил, и, представьте себе, мистер Антуан, в пароходстве иногда травят этим ядом крыс на складах. Так что у вас был доступ к этой отраве, — настаивал Дрю.

Жорж густо покраснел.

— Так у многих есть доступ к ней.

— Как относился к вам мистер Кювье?

— Он обо мне заботился.

— Никогда на вас не кричал, никогда не наказывал? — спросил Дрю, подойдя к свидетелю.

— Ну, порой, бывало, но вообще-то он ко мне хорошо относился.

— А как насчет утра того рокового дня? Он на вас не злился?

Свидетелю стало явно не по, себе.

— Да он кричал лишь тогда, когда его что-нибудь раздражало.

— Кричал ли на вас мистер Кювье в утро, предшествовавшее его гибели? — настаивал Дрю, глядя прямо в глаза Жоржу.

— Ну, это было вполне объяснимо, ведь он был очень расстроен.

— Отвечайте на поставленный вопрос, мистер Антуан, он что, кричал на вас?

— Да, — коротко ответил Жорж.

— Что же его расстроило?

— Я не успел погладить его рубашки, — раздраженно ответил свидетель.

— И вас его крик не взбесил?! Жорж умоляюще посмотрел на судью.

— Должен ли я отвечать на этот вопрос?

— Обязаны, мистер Антуан, — ответил Димитриус.

— Честно говоря, я ненавидел, когда он на меня орал.

— Буду с вами откровенен, свидетель. Вы — человек, которому наплевать на закон, легко приходящий в ярость и уже убивавший прежде.

— Протестую! — крикнул Финни.

— Принято, следите за своей речью, защитник, сделал замечание судья.

— Беру свои слова обратно, — ответил Дрю. — Защита закончила свою работу со свидетелем.

Лайла вздохнула с облегчением, почувствовав, что Дрю все же удалось хоть как-то поправить ее положение.

— Кто ваш следующий свидетель? — спросил судья.

— Обвинение вызывает городского коронера, судебного патологоанатома доктора Бенсона.

Доктор положил руку на Библию и произнес присягу. Он первый обнаружил следы цианистого калия в организме покойного.

— Доктор Бенсон, расскажите суду, что вы обнаружили, когда прибыли в гостиничный номер, — спросил обвинитель свидетеля, прохаживаясь перед скамьей присяжных.

— Когда я прибыл, служанка впустила меня в номер и провела в спальню, где лежало тело. Поскольку труп уже окоченел, я понял, что мистер Кювье уже несколько часов как мертв. Поначалу я посчитал, что он умер естественной смертью, но внезапно ощутил еле уловимый запах горького миндаля — явный признак отравления цианистым калием. При дальнейшем исследовании я заметил, что кожа трупа розовее обычного, и пришел к окончательному выводу, что покойного отравили.

— Какова была причина порозовения его кожи?

— Цианистый калий не дает красным кровяным тельцам получать кислород. А потому в кровяном потоке резко возрастает уровень окиси углерода, что приводит к потере сознания и удушению.

— Это единственный признак отравления цианистым калием?

— Нет, обычно жертва начинает хватать ртом воздух, затем начинается головокружение, сильная головная боль и тошнота. Многие перед смертью испытывают сильную рвоту.

— Так что же, Жан мог мучиться в течение нескольких часов?

— Трудно сказать. В крови у него был обнаружен еще и лауданум. Так что он вполне мог быть в бессознательном состоянии, когда симптомы стали проявляться.

— Вы можете сказать, какие именно дозы лауданума и цианистого калия получил мистер Кювье?

— Я не могу ответить на этот вопрос. Обвинитель кивнул.

— И последний вопрос, мистер Бенсон. Можете ли вы описать, как вела себя мисс Дю Шамп в то время, пока вы находились в гостиничном номере?

— Протестую, — отозвался Дрю, — данный вопрос провоцирует свидетеля.

— Хорошо, я поставлю свой вопрос иначе, ваша честь, — ухмыльнулся Пол Финни.

— Пока вы были там, плакала ли мисс Дю Шамп? Была ли она сильно расстроена смертью ее предполагаемого мужа?

— Она… Она была спокойна, и я не помню, чтобы она проронила хотя бы одну слезинку.

— Благодарю вас, доктор. Свидетель ваш, — бросил Финни, поворачиваясь к сопернику.

Солье встал и подошел к свидетелю.

— Подзащитная призналась, что добавляла лауданум в чай своему мужу. Эту опиумную настойку она давала ему регулярно, дабы удержать его от неприятных для нее половых сношений.

Могла ли убить Жана та небольшая доза, которую он получал ежедневно?

— Человека, привыкшего к лаудануму, трудно убить передозировкой. Ей пришлось бы дать ему сразу несколько флаконов.

— Результаты вскрытия говорят, какое именно количество опиумной настойки получил мистер Кювье?

— Я не могу ответить на этот вопрос.

— По вашему мнению, доктор, мистера Кювье убил лауданум?

— Нет, сэр. Я уверен, что он умер от цианистого калия.

Дрю улыбнулся.

— Благодарю вас, доктор.

— Затем он повернулся к судье.

— Больше у меня нет никаких вопросов, ваша честь.

Судья посмотрел на обвинителя.

— Следующий свидетель.

Лайла посмотрела на Дрю, и он подарил ей ободряющий взгляд.

Внезапно она подумала, что этот процесс не закончится никогда, и она никогда не станет свободной, чтобы любить его.


Дрю сидел в библиотеке с приглушенным освещением и держал в руке стаканчик с бренди. Перед глазами стояла Тереза Сикамор. Его преследовало ее страшное, окровавленное и распухшее лицо. Господи, как же он ее подвел!

Теперь, в самый разгар процесса над Лайлой, ему казалось, что у него произошло раздвоение личности, и он не мог ни на чем сосредоточиться. Отчасти из-за убийства Брайена Сикамора, частично из-за того, что постоянно помнил о своем желании использовать процесс над Лайлой Дю Шамп, чтобы привлечь общественное внимание к своей персоне. Демократы могут выставить своего кандидата уже в ближайшем будущем, и он собирался заручиться их поддержкой и стать новым мэром этого города.

Лайла имела веские причины обвинять его в том, что он использует суд на ней в качестве саморекламы. Но кроме этого… он просто хотел быть с Лайлой. Ночь, проведенная с ней, стала самым потрясающим сексуальным опытом в его жизни. С другой стороны, она никогда не будет принята в высших кругах американского общества, куда он так стремится.

Его родной отец предупреждал, чтобы он не связывался с этой женщиной, и тем не менее Дрю так хотелось оказаться с ней в одной постели… К черту политику!..

Глава ШЕСТНАДЦАТАЯ

Лайла уже два часа как пыталась уснуть, но все время вспоминала события прошедшего дня. Уставшая и жаждавшая забвения, она все еще будто слышала показания коронера.

Дрю раньше говорил ей, что по заключению эксперта Жан, вне всякого сомнения, умер от отравления цианистым калием, и тем не менее она опасалась, что лауданум лишил покойного возможности позвать на помощь. И наверняка многие присяжные посчитали, что она добавила в чай не только опиумную настойку.

В ночь смерти Жана она испытала необыкновенное облегчение. Ей казалось, что теперь она свободна и вольна наутро уехать, куда ей заблагорассудится. Будущее впервые после замужества показалось ей светлым и счастливым.

Но как же присяжные посчитают ее невиновной, если коронер сообщил, что она не пролила ни единой слезинки по мужу? Конечно же, она радовалась, когда Жан исчез из ее жизни, но то, что он умер, несомненно, ее потрясло. Так или иначе, наутро она собиралась навсегда покинуть его. Уже через сутки она была бы в Батон-Руж, но судьба распорядилась иначе.

Осознав, что уснуть сегодня ей все равно не удастся, Лайла отбросила одеяло. Зевнув, она схватила халат и накинула его на ночную рубашку. Она открыла дверь, в коридоре стояла полная тишина.

Пройдя на цыпочках мимо комнаты Дрю, она спустилась по лестнице вниз в надежде найти в библиотеке какую-нибудь книгу. Но когда она оказалась у дверей, увидела, что там горит свет.

Лайла слегка приоткрыла дверь. Солье сидел в кресле со стаканом бренди в руке и смотрел куда-то вдаль.

— Представь, я боялась тебя разбудить и кралась мимо твоей комнаты на цыпочках, — сказала она.

Дрю оторвался от своих размышлений, но так ничего и не сказал, когда она вошла в комнату. Она села на стул напротив него и пристально посмотрела ему в глаза. Отстраненный и погруженный в себя, Дрю несколько минут сидел молча.