— Позволь сказать, что я не так уж невинна. И дело в том, что вовсе так не выгляжу.

— Возможно, ты права. И действительно так не выглядишь.

Розалинда тяжко вздохнула:

— И насчет похоти… что за странное слово. До этой минуты я вообще не думала, ни о какой похоти. Если именно похоть возбуждает во мне желание наброситься на тебя и осыпать поцелуями, пока не рухнешь на ковер, значит, это могучее чувство. И мне оно нравится. Поэтому ты так скоро попросил меня стать твоей женой? Сходишь с ума от похоти?

Похоть? О нет, дело вовсе не в ней. И не настолько она важна… но…

Он втянул воздух. Правда есть правда, и придется ее сказать.

— Похоть — вещь вовсе не плохая, но не думаю, что именно она правит нами.

Что же, по крайней мере, это часть правды. Розалинда изумленно уставилась на него:

— Никогда больше так не говори!

Он сдержал смех. Значит, она все поняла!

— Ну… похоть не окончательно завладела нами. И я совсем не обезумел от похоти к тебе. Ясно?

— Не знаю, что мне ясно, а что нет, — медленно выговорила она. — Я знаю — ты тот, единственный. Ни один мужчина не будет владеть мной, кроме тебя. Когда сегодня утром ты поцеловал мне руку, какой-то глубинной частью души я распознала, что именно ты и никто иной предназначен мне.

Она так сразу все поняла? Он тоже это знал. Ну конечно, он предназначен Розалинде, но не скажет этого, пока не услышит от нее брачные обеты. Пока она не будет принадлежать ему по закону.

— Именно я? Не один из этих трех герцогов?

— Пропади пропадом все герцоги.

Николас снова рассмеялся. Боже, в последние два дня он смеялся больше, чем за последние пять лет!

— Мне нравится твое остроумие, — заметил он. Однако ее ответная реплика потрясла его. Сразила.

— Но дело не только в этом, Николас, и, подозреваю, тебе тоже это известно. Меня обуревают чувства, с которыми невозможно справиться. И я не только узнала тебя — конечно, это звучит абсурдно, — но меня не оставляет ощущение, что ты тоже искал меня. Именно меня.

— Искал тебя? Действительно искал тебя? И ты тоже меня искала? Хочешь сказать, судьба привела наши лодки к одному берегу?

— Думаю, что наши лодки, стоящие рядом и трущиеся бортами, — нечто более реальное, чем это место, называемое Пейлом с его тайберами и драконами.

— Возможно, «Пейл» — всего лишь метафора, как сказал Грейсон.

— Ты считаешь, что он существует. Но я спрашиваю: как получилось, что мы владеем этой книгой? Правда, нашел ее Грейсон, которого словно специально подвели к этому лотку. Была ли это судьба или нечто куда более могущественное? А ты говоришь, что у деда была эта книга. Книга, поражающая воображение. Ты знаешь, это уж слишком. И когда я начинаю задавать подобные вопросы, мне становится страшно.

Он тоже испугался бы, если бы давно не привык ко всему тому, что Розалинде казалось новым и неизведанным.

Николасу хотелось обнять ее, утешить, но он знал, что будет глупцом, если решится на такое. Он не имеет права все испортить.

Николас вздохнул. Все действительно происходит слишком быстро.

— Если хочешь, можно поехать сегодня в театр. Мой поверенный со смехом уведомил меня, что отец забыл завещать моим братьям купленную десять лет назад театральную ложу, поэтому она автоматически переходит ко мне. Он добавил, что мои единокровные братья были весьма этим расстроены. Поверенный привык смягчать формулировки. На самом деле они просто мечтают увидеть меня в гробу.

— Твои единокровные братья? Я ничего о них не знаю.

Николас воззрился на девушку, втайне злясь на себя, Он слишком разоткровенничался. Совсем на него не похоже! Но что сделано, то сделано. И все это не имеет значения, если только она случайно не познакомится с его братьями. Не поверит всему, что они наговорят в приступе ненависти. Но ей суждено стать его женой. Она, вне всякого сомнения, встретится с ними и быстро поймет, что они его терпеть не могут. И все же, зная Розалинду всего два дня, он может быть уверен в ее преданности. Она, не задумываясь, набросится на любого, кто будет настолько глуп, что оскорбит его.

Николас довольно улыбнулся. Никто никогда не пытался защитить его. Но он точно знал: Розалинда готова заслонить его собой от всех бед.

— Но почему единокровные братья ненавидят тебя? Ты глава семейства Вейл. Они обязаны тебя почитать. Твой же долг — быть их покровителем.

— Так их воспитали. Отец. И мачеха. Во вторник вечером я впервые со дня своего возвращения встретился с двумя старшими братьями. Станут ли они досаждать мне? Не знаю, и это меня не волнует.

Его темные глаза яростно блеснули.

— И они сделают большую ошибку, решив досаждать тебе. А теперь скажи, ты согласна поехать со мной в театр? Разумеется, в компании с твоими тетей и дядей.

— Ты уже спрашивал дядю Райдера. Верно?

— Да, мужчина должен знать, что налито в его тарелку, прежде чем поднести ложку ко рту.

— Что за ужасная метафора! — хихикнула Розалинда. — Какая пьеса идет сегодня?

— «Гамлет». В главной роли Чарлз Кин. Сын Эдмунда Кина. Он не так знаменит, как его отец, и несколько лет практиковал свое ремесло в Шотландии, но теперь вернулся в Лондон и играет в «Друри-Лейн». Ты любишь Шекспира?

— О да. Однако я всегда считала, что какая-то женщина нанесла ему сердечную рану, и именно по-этому его Катарину постигла такая ужасная участь.

Своего рода месть автора. Можешь ли ты представить женщину, которая склоняется перед мужем и обещает исполнить любое его желание?

Николас от неожиданности задохнулся.

— Ну… возможно… — пробормотал он. Она прижала палец к его губам:

— Нет, я не позволю тебе попасть в ловушку. Ты мужчина. Тетя Софи утверждает, что если женщина коварна и изобретательна, значит, может легко манипулировать мужчиной.

Она погладила его по руке:

— Нет, не переживай. Итак, когда ты хочешь всем рассказать? Возможно, завтра? Воскресенье — самый лучший день, чтобы объявить о нашей помолвке. Когда назначить день свадьбы?

— Дай мне подумать, — протянул он, не сводя с нее глаз.

— А как насчет «Правил Пейла»?

Раньше он страстно хотел разгадать тайну книги, но теперь, как ни странно, не спешил. Теперь у него есть время и ключ, а именно — она, Розалинда.

— Передай Грейсону, что мы продолжим чтение завтра утром.

— И попрошу его пригласить в театр какую-нибудь молодую леди, — добавила она. — Он имеет большой успех у дам. Они считают его ужасно романтичным.


Глава 12


Мисс Лорелея Килборн, старшая из пяти дочерей виконта Рейми, родившаяся и воспитывавшаяся в Нортам-берленде и прибывшая в Лондон на свой первый сезон, до этого вечера имела возможность боготворить Грейсона Шербрука только издали. Розалинда несколько раз встречалась с ней и даже умудрялась без смеха и неуместного фырканья выслушивать восторженные дифирамбы в адрес Грейсона, его великолепного сложения, его прекрасных голубых глаз, его чарующей улыбки и блестящих, талантливых книг. Поэтому, когда Грейсон пожал плечами и заявил, что не знает, кого можно пригласить в театр, не предупредив заранее, Розалинда упомянула леди Лорелею Килборн. Грейсон недоуменно уставился на нее, явно не в силах вспомнить, о ком идет речь. Розалинда не выдержала и ущипнула его:

— Ты такой бесчувственный олух! Тебя же знакомили с ней! И вы даже танцевали вальс! Кроме того, она обожает тебя и восхищается так открыто, что меня подташнивает от того количества патоки, которое начинает литься при одном упоминании твоего имени. Даже если вечер у нее занят, уверена, ради тебя она сумеет освободиться.

— Хм, — задумчиво протянул Грейсон. — Лорелея — прелестное имя. Необычное. Странно, что я не могу ее припомнить. Хотелось бы спросить ее родителей, почему они выбрали для нее именно это имя. Возможно, читали о сиренах, возможно…

— Ад и проклятие, Грейсон! Времени почти не осталось. Немедленно поезжай на Кимберли-сквер и спроси ее. Именно там она и живет. Дом двадцать три.

— Это такая маленькая девчонка? Все время смущается и краснеет? С роскошными волосами цвета соболя?

Соболя?! Вот и верь после этого писателям!

— Самые что ни на есть соболиные. Смущается, говоришь? Только не в моем присутствии. Ни разу не покраснела. Смирись с тем, что ты ее герой, и поезжай с Богом.

Грейсон рассмеялся и погладил ее по щеке.

— Хм… дай мне подумать. Что лучше — сидеть в ложе рядом с хорошенькой девушкой или… в партере с гомонящими пьяными рыгающими дружками? Трудно решить. Да еще если в двух шагах будут сидеть мои родители! Нелегкую задачу ты задала мне, дорогая.

— Болван несчастный, чем помешают тебе родители? Услышав комплименты, которые она обрушит на твою пустую голову, они, разумеется, придут в восторг и скорее всего начнут ей вторить, чем окончательно сделают из тебя несносного эгоиста. И учти, если не пригласишь ее, я тебя покалечу. Ты знаешь, я не шучу.

Грейсон вдруг вспомнил тот давний день, когда, ожидая его, она пряталась на темном балконе второго этажа Брендон-Хауса. А когда ничего не подозревающий Грейсон, насвистывая, спустился вниз, опрокинула на него ведро ледяной мыльной воды. И все потому, что его уродливый мопс Джаспер изжевал ее туфельки, а Грейсон, узнав об этом, имел наглость рассмеяться.

— Хорошо, я поеду, поговорю с ней. Счастлива?

— Не стоит говорить таким похоронным тоном, словно тебе придется жениться на ней. Но знаешь, если хорошенько подумать, ты уже созрел, как говорит дядя Дуглас, чтобы стать порядочным мужем. Попросить его помочь тебе?

Грейсон дернулся, словно желая сбежать, но, что-то сообразив, задумался.

— Лорелея, — протянул он, разглядывая греческую вазу на каминной полке. — Имя звучит нежной мелодией, не находишь?