Барбара Картленд - Магия сердца

И она отлично знала, что Сефайна получит право воспользоваться своими деньгами только через семь лет!

После весьма скудного и, как про себя решила Сефайна, почти несъедобного завтрака, герцог сказал:

– Теперь я покажу вам дом, и вы увидите, что мне приходится терпеть изо дня в день! – И вновь у него в голосе послышалась горечь.

Так, наверное, бывает всегда, когда он говорит о том, что принадлежит ему, решила Сефайна.

Сначала он провел ее по анфиладе комнат на первом этаже. Когда-то они, несомненно, не уступали в великолепии парадным апартаментам Уика. Но теперь все обветшало и выцвело.

Вода просачивалась сквозь потолки, разрушая плафоны. Все комнаты, где они побывали, требовали полного ремонта, от пола до потолка. Только мраморные камины XVIII века время пощадило. И в некоторых на решетках лежала зола. В бальном зале, где давно не чистили дымоходы, паркет был весь в грудах осыпавшейся сажи.

Сефайна волей-неволей признала, что осмотр ничего хорошего не сулит.

Герцог почти все время молчал, а когда нарушал молчание, его голос и выражение страдания в его глазах вызывали у нее мучительную жалость к нему.

Нет, она не ошиблась, предположив, что проценты с ее капитала будут лишь каплей в море. Чтобы восстановить дворец в прежнем его блеске, требовалось целое состояние.

И ведь у нее есть деньги. Она же унаследовала огромные богатства своей матери. Суммы, необходимые для восстановления дворца, составят лишь небольшую долю того, что перейдет в полное ее распоряжение после кончины отца.

На втором этаже они осмотрели парадные спальни. Внушительные кровати под балдахином с занавесями, ниспадающими от золотой короны, некогда были очень красивы. Но об этом можно было лишь догадываться, в такое убогое состояние они пришли. В окнах не хватало стекол, шторы свисали лохмотьями. И, разумеется, повсюду густые слои пыли.

Сефайна понимала, что двум старикам было не под силу поддерживать хотя бы подобие порядка. Довольно и того, что они готовили для герцога еду. Бэнксу миновало семьдесят пять лет, жена была моложе его года на два.

Сефайне скоро стало ясно, что они редко выходили за пределы кухни, столовой и холла. Остальные помещения были оставлены на произвол судьбы.

«Ну, я хотя бы смогу платить двум-трем слугам помоложе!» – подумала она.

Во-первых, миссис Бэнкс безусловно требовался помощник на кухне. Ну, и провизию придется покупать не только для герцога и для нее, но и для слуг.

Когда они завершили этот беглый осмотр дома, герцог повел Сефайну поглядеть конюшни. Там царило то же запустение: крыша в нескольких местах провалилась, в стойлах, предназначенных для породистых лошадей, валялись гнилая солома и навоз.

У герцога остались только две лошади, обе старые.

Сефайна увидела, что за ними никто не ухаживает.

– Прежде мне помогал деревенский парень, – сказал герцог, словно отвечая на ее вопрос, – но он нашел лучше оплачиваемую работу, и кто его может упрекнуть?

От конюшни они пошли назад к парадному крыльцу.

Сефайна поглядела на длинную подъездную аллею. Деревья по ее сторонам были старыми, но крепкими и величавыми дубами. Перед фасадом дворца расстилалось озеро, и Сефайна увидела, что на нем плавают несколько уток.

– Прежде здесь плавали лебеди, – заметил герцог, проследив направление ее взгляда, – но они улетели, потому что голодали, а утки, как вы можете себе представить, это дар судьбы, за который я весьма ей благодарен.

– Но ведь вы сейчас не охотитесь? – спросила Сефайна. Она заметила, что почти за всеми утками плывут утята.

– Разумеется, нет, – ответил он. – Это пополнение очень нам пригодится ближе к осени.

– Мои деньги, в любом случае, обеспечат нас хорошими продуктами, – сказала Сефайна. – И я как раз думала о том, что денег хватит, чтобы нанять еще слуг.

Герцог помрачнел. И она без слов поняла, что он в ярости, потому что не может сам обеспечить все это.

– Если вы дадите волю гордости, – вырвалось у нее, – то все еще больше осложнится.

– «Осложнится» – это не то слово, – возразил он. – Точнее сказать, положение станет просто невыносимым.

Она восприняла это как упрек и, ничего не ответив, пошла к озеру по травянистому откосу, который когда-то был ухоженным газоном.

Герцог нагнал ее у самой воды, и она почувствовала, что он весь кипит от гнева и бессилия.

– Я вижу, что озеро очень глубокое, – заметила Сефайна, чтобы переменить тему. – Вы купаетесь в нем?

– Да, и часто, – ответил герцог. – Во всяком случае, это проще, чем пытаться принять ванну в доме.

Снова в его голосе прозвучало страдание, и Сефайна поспешила сказать:

– Вы просто счастливец. Я всегда мечтала научиться плавать, но мама говорила, что купаться в Уике мне было бы неприлично, потому что вокруг всегда люди. Ну, а монахини во Флоренции пришли бы в ужас, заикнись я об этом.

– Ну, здесь вам придется купаться или вообще не мыться!

При этих словах он отвернулся от озера. Сефайна смотрела на уток и обнаружила, что их гораздо больше, чем ей показалось издалека. Полюбовалась она и лютиками с ирисами, которыми густо поросли низкие берега.

Вдруг она заметила, что герцог идет назад к дому и последовала за ним. Она подумала, что положение, действительно, плохое, но что он словно ищет все самое скверное.

Они подходили к саду, и тут она увидела дуб-великан, который осенял бывшую аллею для игры в шары, так заключила Сефайна.

Дуб выглядел неуместным среди заросших бурьяном клумб и остатков розового сада, в центре которого сохранились солнечные часы.

Сделав еще несколько шагов, Сефайна увидела под дубом какую-то женщину. Герцог остановился и заговорил с ней.

– Добрый день, миссис Хьюинс, – сказал он. – Вы хотели видеть меня?

– Нет, ваша светлость. Я пришла сорвать парочку листьев с Магического дерева. Для моей дочки. – Помолчав, она продолжала: – Дочка-то завтра свадьбу справляет, ну, и сказала, что ей дороже всякого подарка будут эти листья, так как они принесут ей удачу и детки у нее будут рождаться здоровенькие.

Сефайна подошла к ним и увидела, что герцог улыбается.

– Неужели, миссис Хьюинс, вы правда верите, будто листья с Дуба короля Карла обладают такой силой?

– Они, ваша светлость, большой силой наделены, – убежденно ответила миссис Хьюинс. – Они же моего муженька в том году исцелили, когда доктор уже всякую надежду оставил, или вот Мэри Чане, помните ее, ваша светлость? Так она шесть лет после свадьбы порожняя ходила, а поносила на груди лист с Дуба и через девять месяцев, день в день, сына родила.

Миссис Хьюинс умолкла, чтобы перевести дух, и продолжала:

– А теперь у нее три сынка и дочка. И все они, говорит, от листьев Дуба пошли. От Дуба вашей светлости.

Герцог снова засмеялся.

– Ну, что же, ваши слова звучат очень убедительно, миссис Хьюинс. Передайте дочери мои наилучшие пожелания.

Миссис Хьюинс сделала реверанс.

– Передам, ваша светлость. И уж как она довольна будет и благодарна за подарочек, что я сорву для нее с Дуба!

– Рвите, сколько угодно, – любезно ответил ей герцог. – Так и скажите всем в деревне.

Он направился к дворцу, и Сефайна, нагнав его, попросила:

– Расскажите мне про Дуб. Почему он магический?

– Это местное поверье, – ответил он. – Но мне он, во всяком случае, удачи не принес.

– Вы назвали его Дубом короля Карла. Карла Второго?

– Мой предок, третий граф Долуин, был преданным роялистом.

– Но что произошло? – не отступала Сефайна.

– После Реставрации, когда Карл Второй взошел на престол, одним из первых поместий, которые он навестил, был Уин-Парк.

– Как интересно! – прошептала Сефайна. – Мне бы очень хотелось перенестись в тот день!

– Мальчиком я тоже об этом мечтал, – признался герцог. – Насколько известно, был устроен великолепный праздник, и перед отъездом король Карл посадил этот дуб.

Сефайна оглянулась на могучее дерево, а герцог продолжал:

– По преданию, его величество изволил сказать: «Ты принес мне удачу, Долуин, и потому я сажаю этот дуб в надежде, что он принесет удачу и тебе и всем, кто будет укрываться в его сени».

Помолчав, герцог добавил:

– Сомневаюсь, что он действительно это сказал, но мои предки и все обитатели поместья свято верили, что было именно так и что листья Дуба короля Карла всегда и во всем помогут им.

– И они правда помогают? – спросила Сефайна.

– Вы же слышали, что говорила миссис Хьюинс, – ответил герцог. – Но, хотя Дуб принадлежит мне, для меня он ничего не сделал.

В его голосе слышалось ожесточение. «И не удивительно!» – подумала Сефайна.

Когда они вернулись, чая им не подали, и Сефайна обрадовалась, когда герцог предложил пообедать пораньше.

– Выбор блюд довольно скудный, – сказал он, – а миссис Бэнкс любит ложиться рано, и потому я обычно съедаю что-нибудь в семь.

– Да, конечно, – ответила Сефайна.

Поднявшись в свою спальню, она подошла к окну.

«Во всяком случае, вид отсюда чудесный!» – сказала она себе.

Заходящее солнце превратило озеро в расплавленное золото. За дубами небо уже алело.

«Как все тут было бы красиво, если бы он располагал нужными деньгами!» – подумала Сефайна, и ей пришло в голову, что она не вынесет, если ей целых семь лет придется наблюдать, как герцог мучается, и выслушивать его горькие тирады.

– Нет, я сумею уговорить папу, чтобы он дал мне деньги, – произнесла она вслух.

Однако она знала, что выдает желаемое за действительное, и забывает о кознях своей мачехи.

Вспомнила она, и что горечь герцога объясняется не только плачевным состоянием дворца. Если верить Изабель, он ведь был влюблен в жену французского посла.

«Надо спросить у него, – подумала она, – останемся ли мы здесь надолго или уедем в Лондон».