Раздев Сефайну донага, он быстро вытер ее, стараясь не думать о том, как она хороша.

Да, она убежала от него, потому что он ее напугал. И что будет, если она очнется прежде, чем он уложит ее в постель? Однако, когда он поднял ее с пола, ее голова бессильно склонилась ему на плечо, разметав по его груди тонкие, как шелк, длинные волосы. Он отнес ее на кровать, положил еще влажную голову на полотенца и до подбородка укрыл простыней и одеялами.

В старинной кровати под балдахином Сефайна казалась очень маленькой и беззащитной. Она выглядела так трогательно и так нуждалась в защите и не только от злобы Изабель, но и от него самого.

«Как я был непростительно туп! – подумал он. – Мне следовало сразу догадаться, что ей страшно, что она без сомнения ничего не знает об интимной стороне брака!»

Он рассердился на то, что обычная чуткость ему изменила. А он еще гордился своим умением понимать людей.

Когда он служил в гвардии, еще до того, как унаследовал титул, умение понять заботы подчиненных сделало герцога самым популярным офицером в его полку.

Он отвернулся от кровати, взял сухое полотенце и вытер грудь и руки. Потом надел лежавшую на краю кровати рубашку. Собрав мокрые полотенца, он взял свечу и спустился в кухню. Бэнкс и его жена, конечно, уже давно спят, и будить их он не собирался. Никто не должен знать, что произошло этой ночью!

Мокрые полотенца он положил на стол, решив утром сказать Бэнксу, что купался. Бэнкс не удивится: герцог часто купался уже после наступления темноты или рано утром.

В старой плите, которую давно пора было заменить, еще горел огонь. Герцог подсыпал угля и поставил на плиту чайник, а потом начал открывать кухонные шкафы, пока не нашел то, что искал, каменную грелку. Там их было несколько.

Герцог поставил грелку рядом с чайником и продолжал поиски, надеясь найти шоколад или какао, чтобы приготовить горячее питье. Недавно у него гостила тетушка, которая обожала пить шоколад и привезла с собой порядочный его запас. Он действительно отыскал банку и, заглянув в нее, убедился, что ему будет чем напоить Сефайну.

На все это ушло немало времени.

Наконец он отправился наверх с грелкой, чашкой шоколада и свечой. Он побаивался, что Сефайна могла прийти в себя и снова убежать, и с большим облегчением увидел, что она лежит все в той же позе.

Поставив свечу и шоколад на столик возле кровати, он откинул уголок одеяла и положил грелку к ее ногам. Во времена его отца эти старомодные грелки употреблялись для того, чтобы согревать постели. Прежде чем опустить одеяло, герцог потрогал маленькую ступню. Как он и ожидал, она была ледяной.

Когда он снова подоткнул край одеяла под матрас, Сефайна пошевелилась, открыла глаза и еле слышно вскрикнула.

Герцог наклонился над ней.

– Все хорошо. Не тревожьтесь, – сказал он ласково.

Она посмотрела на него и сказала уже громче:

– Что… что… произошло?

Он сел на край кровати, взял ее холодную руку в свои и начал согревать.

– Все хорошо, – повторил он. – Вы у себя в постели, и вам ничто не угрожает.

В ее взгляде мелькнуло недоумение, затем она вспомнила свой отчаянный поступок.

Герцог увидел, как краска заливает ее щеки.

– Я… я… утопилась, – прошептала она.

– Попытались, – поправил герцог. – И поступили очень неразумно, очень дурно.

Крепко сжав ее пальцы, он добавил:

– Почему вы не сказали, что боитесь меня?

Она опустила ресницы, а щеки у нее порозовели еще больше.

– Во всем виноват я, – мягко произнес герцог, – и хочу вам кое-что предложить. Вы меня слушаете, Сефайна?

Она чуть отвернула голову, но глаза у нее были открыты, и она ответила слабым голосом:

– Я… слушаю… вас.

– Да, – продолжал герцог, – я очень виноват, что не понял, как вы молоды и как потрясены угрозами вашей мачехи и всем, что произошло сегодня. – Он помолчал. – А потому я прошу у вас прощения, Сефайна. И давайте начнем совсем по-другому.

Пальцы между его ладонями затрепетали, и он понял, что она еще боится, и, может быть, не менее сильно, чем в ту минуту, когда выбегала из дома.

– Мы, а вернее я, попытались начать прямо с середины, а не с первой страницы, как положено.

Сефайна пробормотала что-то утвердительное, но герцог усомнился, что она уловила его мысль.

– Так вот, я предлагаю, – продолжал он, – и, надеюсь, вы согласитесь, чтобы мы начали со вступительной главы – с того момента, как мы встретились.

Он говорил так потому, что не сомневался в ее разумности и полагал, что это даст пищу ее фантазии. Ведь сказала же она ему, когда они заглянули в библиотеку, как ее обрадовали эти шкафы, полные книг.

– Вы… подразумеваете… – Сефайна смутилась и не договорила.

– Я подразумеваю, – твердо ответил герцог, – что мы должны получше узнать друг друга. Мы встретились сегодня, словно двое потерпевших кораблекрушение и выброшенных на необитаемый остров. Они прежде не были знакомы, а теперь им нужно вместе придумать, как остаться в живых.

Сефайна медленно повернула голову и снова посмотрела на него.

– Но ведь… так и случилось, – прошептала она.

– Разумеется! – сказал герцог. – И этот дом вполне может считаться необитаемым островом, для этого ему недостает только бананов, которыми мы могли бы питаться, чтобы не умереть с голода, и еще рыбы, которую мы могли бы поджаривать, если бы у нас достало изобретательности ее наловить.

Сефайна улыбнулась.

– Вы… превращаете все… в приключенческий роман.

– Но ведь, если хорошенько подумать, это и есть роман, – возразил герцог, – а раз уж нам выпало играть роль его героя и героини, то мы не должны портить читателю удовольствие. – Крепче сжав ее пальцы, он добавил: – Обещайте, что вы не убежите еще раз, не оставите меня в полном одиночестве. В конце-то концов, ведь и у Робинзона Крузо появился Пятница!

Тут Сефайна слабо рассмеялась.

– Это… не… очень… лестное сравнение!

– В нашем романе, – объявил герцог, – героиня встречает незнакомца, который тоже плыл на ее погибшем корабле. Он оказался доброжелательным, умным человеком, готовым исполнить любую ее просьбу.

Его взгляд встретился со взглядом Сефайны, и они продолжали смотреть друг на друга в колеблющемся свете свечи.

– Я… – очень… сожалею, – прошептала она. – Глупо… было… так бояться.

– Конечно, – ответил герцог, – но вы должны простить мне мою непонятливость.

– Значит… теперь, – произнесла Сефайна тоненьким голоском, – мы… друзья.

– Да, друзья, – подхватил герцог. – А вернее, партнеры. Ведь мы, если сумеем выжить, будем делить все пополам.

Сефайна тихонько ахнула.

– Когда мы… возвращались с… озера… – произнесла она, – мне… в голову пришла… одна… мысль. – Она помолчала, а потом произнесла смущенным шепотом: – Я знаю, что поступила… очень… дурно, когда решила… утопиться… Папе было бы… очень стыдно за мою… трусость.

– Не думайте об этом больше, – настойчиво сказал герцог. – Никто ни когда ничего не узнает, а мы с вами забудем.

– А вы… правда… забудете?

– Уже забыл, – ответил он.

– Но… значит, – словно внезапно что-то сообразив, пробормотала Сефайна, – вы принесли меня… сюда и… раздели.

На ее щеках снова вспыхнула краска, и герцог поспешно сказал:

– Не надо думать об этом. И ведь вы совсем не тяжелая.

– Из-за… меня… вы тоже… промокли.

– Насквозь, – ответил герцог. – Бэнксу я объясню, что ходил купаться. За своей одеждой слежу я сам и просто высушу ее перед камином.

Тут он вспомнил, что ночную рубашку оставил у озера, и решил непременно забрать ее оттуда до рассвета.

– А теперь, – начал герцог, – все забыто. А вы собирались мне что-то сказать.

– Я придумала две вещи, – ответила Сефайна. – Но, боюсь… вы сочтете… их… глупыми.

– Обещаю так прямо и сказать, – пригрозил герцог. – Но с тех пор, как мы оказались на нашем необитаемом острове, вы еще ни разу не сказали ничего глупого.

Сефайна помолчала, но он увидел, что в ее глазах загорелся огонек.

– Когда эта женщина, миссис Хьюинс, просила у вас листья Магического Дерева, я вспомнила, как во Флоренции монахини ежегодно празднуют день памяти основательницы монастыря.

Она посмотрела на герцога, проверяя, слушает ли он, и продолжала:

– Ее звали Констанца, есть такая святая.

– По моему, я о ней слышал, – заметил герцог.

– Так вот, – сказала Сефайна, – монахини вставляют в крохотные никелевые рамочки кусочки одеяния основательницы монастыря. Считается, что эта реликвия приносит своему обладателю удачу весь следующий год.

Герцог сказал «а!», словно догадываясь, к чему она ведет, но не стал ее перебивать.

– Одну такую реликвию, – продолжала Сефайна, – покрывают позолотой и посылают Его Святейшеству папе.

– Вы серьезно считаете, что мы могли бы распорядиться с листьями Дуба короля Карла таким же образом? – спросил герцог.

– Почему бы и нет? – спросила в свою очередь Сефайна. – Если они приносят удачу жителям вашей деревни, то повсюду в Англии люди захотят их приобрести, если только узнают про их свойства.

– Это, безусловно, отличная мысль! – заметил герцог, вспомнив, что многие члены его клуба, как бы скептически они ни отзывались о подобных предметах, на самом деле верят и в предзнаменования и в счастливые талисманы. Он знал, что большинство из них никогда не заключают пари в пятницу тринадцатого числа! А один носит заячью лапку, которая, по поверью, приносит удачу, другой не надышится на рог носорога, который привез из Африки. Да, почти у каждого было свой предмет для поклонения!

И сам он, как ни смеялся над подобными вещами, давно уже ждал предзнаменования с обещанием счастливого будущего!

– Возможно, вы правы, – вслух произнес герцог. – Однако не думаю, что таким способом мы соберем сумму, необходимую для восстановления дворца.