Арина Холина - Магия на каждый день

— Я раздавлена. Унижена. Я боюсь, — глядя ему в глаза, сказала Настя. — Теперь, когда ты услышал то, что хотел, мы можем избежать киношных прелюдий, в которых зритель проникается ненавистью к негодяю и сочувствием к героине?

— Извини, нет, — расхохотался Кравиц. — Без этих игр жизнь становится невыносимо скучной. Так что тебе придется выслушать все, что я хочу сказать, ради того, чтобы увидеть, как ты меня боишься и ненавидишь.

— Глупо, — Настя пожала плечами.

— Как и секс. — Он развел руками. — Глупо, но приятно. Так вот, я не хочу, чтобы ты сидела здесь с кислой миной — это во-первых. Не только потому, что выражение отчаяния на твоем лице портит мне настроение. Нам надо подружиться — ведь ты же не рассчитываешь, что один раз сделаешь мне большое одолжение и на том все закончится?

Судя по ужасу, промелькнувшему в глазах Насти, именно на это она и рассчитывала.

— Ты моя с потрохами, — ухмыльнулся Паша. — Если ты будешь умницей, у тебя будет возможность выйти на пенсию и провести остаток дней на нашей грешной земле без моего участия. Ты умрешь своей смертью, в своей постели и только потом отправишься в царство Сатаны. Знаешь, смешно устроена жизнь — одни грешат просто так, а другие делают это за деньги. Ты вот никогда не думала, почему одни расплачиваются за не такие уж значительные грехи, а другие, совершив страшные преступления, доживают свой век в достатке и покое? Что одних пожирают смертельные болезни, несчастья, одиночество, а другие, уничтожив, к примеру, тысячи ни в чем не повинных евреев, лет в девяносто умирают где-нибудь в Швейцарии, в окружении сиделок, любящих родственников и скорбящих друзей? Думала?

— Нет! — рявкнула Настя.

— Тише, тише… — утихомирил ее Паша. — Одни грешат от глупости, а потом, еще от большей глупости, раскаиваются, и их съедает совесть. Совесть безжалостна — она прожигает дыры в душе, а тело покрывается язвами и опухолями. Другие делают это по работе и получают… компенсацию. Я могу пообещать тебе все, что угодно, — и мне ничего не стоит это исполнить… Я хочу, чтобы ты поняла, приняла и… полюбила то, что делаешь… Или ты хочешь в ад? Прямо сейчас?

— За что мне в ад? Я ничего не сделала! — воскликнула Настя, которая с ужасом поняла, что готова разрыдаться.

— Детка… — Паша с тоской посмотрел на нее. — Ты продала душу за успех.

— Но я же не знала! Я не поняла твоих дурацких намеков! Это против правил!

— Ты права, — кивнул Паша. — Только попробуй доказать. В лучшем случае, ты проведешь в аду пару десятков лет, после чего тебя переведут в рай, но, ты же понимаешь, для этого тебе придется умереть. Если ты на это готова, могу устроить прямо сейчас…

— Но почему я?! — Настя всплеснула руками. — Почему не какая-нибудь стерва, которая действительно готова продать душу дьяволу за то, чтобы ее показывали по телевизору?

— Потому что с тобой мы сделаем великие дела! — Глаза у Паши заблестели. — Я так долго стремился к этому! Ты — уникальна! Ведьма, которая не хочет быть ведьмой… Наивная, глупая, доверчивая идиотка… Ведьма, которая верит в справедливость… Ха-ха-ха! Ладно, давай перейдем к делу, а то мы и правда заболтались. Ты зачаруешь Антона, отвлечешь его от дел — главное, чтобы он не был готов к сделке с Россвязьтрастом.

— Ну, ты и интриган… — усмехнулась Настя.

— Мне не нравится этот мир, и я делаю все, чтобы он прекратил свое жалкое существование, — ответил он.

— Ой-ой-ой… — отозвалась Настя. — А как же бог?

— Именно из-за него разрушение мира — такая канитель, — хмыкнул он. — Но мы опять отвлеклись. Задание у тебя проще пареной репы: Антон должен влюбиться в тебя до беспамятства. А для того, чтобы этого добиться, большого ума не надо.

— Просто влюбиться? — уточнила Настя.

— Просто влюбиться, — подтвердил он. — Любовь, детка, — страшная разрушительная сила.

— И бог, получается, тоже? Раз бог есть любовь…

— Бог… — он задумался. — Он все неправильно понял. Любовь — не благо, любовь — это привилегия. Ее надо заслужить, а он раздает ее кому попало. Люди могут, но не умеют любить и тем самым порочат имя господа. Они не верят в него, осуждают, высмеивают, а он все равно считает их достойными любви…

— А ты умеешь любить? — криво усмехнулась Настя.

— Умею. Но не могу, — тихо произнес он. — Ну, все. Иди.

Настя некоторое время смотрела на него, но встряхнулась, встала и пошла к выходу. Когда она уже была в дверях, он произнес:

— И не забывай: стоит тебе меня ослушаться — ты умрешь и отправишься в преисподнюю.

Настя кивком головы дала понять, что приняла его слова к сведению, и вышла из квартиры.

Саша сидела на кухне, пила вторую чашку кофе и думала о том, что же ей делать. Теперь ей казалось, что раньше жизнь была такой удобной… Чего ей не хватало? Предки были правы: человеческая жизнь — жутко неуютная штука! А любовь — не больше, чем иллюзия. Что делать? Ползти к родственницам? Или бежать от Матвея и начинать все сначала? Чертов Матвей! Что еще за шутки с жертвами и сектой?

Саша сделала большой глоток, едва не подавившись, заказала такси и спустилась в подвал. Обычный подвал. Котельная, всякие там коммуникации, дощатый пол, каменные стены, шкафы, диван, стиральные машины, сушки, гладильная доска… И вдруг… Саша всегда удивлялась тому, что люди не чувствуют такие вещи. Например, всегда можно понять, что думает другой — не дословно, это трудно, но угадать общий ход размышления, так сказать, уловить, что у кого-то на уме, довольно легко — надо лишь чувствовать тончайшие эмоциональные изменения… Но люди так привыкли доверять словам! Если не написано: «Не трогай! Яд!», ни за что не почувствуют опасность. Вот и тайник. Саша просто угадала — ощутила, что с этим местом связано нечто большее, чем запасы полотенец или подушек. Здесь пахло любопытством, страхом, жадностью и пороками. Саша нашла стамеску, подцепила доску — та легко отошла, сняла вторую, третью, четвертую и обнаружила люк. Подняла крышку, заглянула внутрь. Вниз вели каменные ступени, но внутри было темно, так что Саша сначала нашла фонарь и только потом спустилась вниз. Очень большая комната с высокими потолками напоминала старинное подземелье — кладка из больших серых камней, сводчатые потолки, канделябры с настоящими свечами. Посреди комнаты был круг, выложенный белым камнем, а внутри его стоял стол — жертвенный стол.

Саша усмехнулась: все это напоминало декорации к голливудским фильмам. У стен в нишах стояли статуи: грехи, вавилонская блудница… Страшные. Но какие-то слишком уж страшные, вроде Фредди Крюгера. В старинном шкафу с тяжелыми дверцами она нашла банки со всякой дрянью: заспиртованные органы животных, отвратительные на вид коренья, какие-то жидкости тошнотворного цвета…

— Маскарад! — фыркнула Саша и захлопнула дверцу.

— Ты права, — услышала она позади женский голос.

Резко обернувшись, Саша посветила фонарем и заглянула в глаза самой жуткой девицы, которую видела в жизни.

Антон позвонил во второй половине дня и пригласил Настю на обед.

— Бизнес-ленч. Все в рамках приличий, — хихикнул он.

Вообще-то он показался ей идиотом. Точнее, полным кретином. Но… вернувшись домой после исторической встречи с Кравицем — посланцем ада, она долго сидела на диване, с головой укутавшись в плед, и думала, думала, думала. Думала, что же делать.

Ответа не находилось.

Можно было, конечно, вернуться в Дом — Аня с Глашей наверняка сообразят, как разрешить эту задачу, но… Сплошные «но»! И дело не в том, что Настино объявление будет значить следующее: «Дорогие родственницы! Я кругом не права, а вы — мудрые и опытные женщины, и я всегда буду вас слушаться»… Хотя нет! Дело именно в этом! В общем, она сама заварила кашу — ей и расхлебывать. Иначе… Что — иначе?

Черт! Она справится. Ну, это же просто ерунда — подписала контракт с дьяволом… Контракты ведь нарушают направо и налево… Ладно! Нечего вешать нос! Надо встретиться с Антоном, а там видно будет. Решение найдется само собой — так всегда бывает.

Ой, а еще эта психованная Саша…

Настя надела убийственное голубое платье от Живанши, накрасилась новыми тенями от Герлен, накинула шикарное пальто от Дольче и Габбана… И застряла в коридоре. Она просто не могла выйти из квартиры! Даже ладони вспотели. Наконец Настя нашла ответ — перед тем, как ехать на встречу, надо завернуть в бар и опрокинуть бокал вина. Она приободрилась, подмигнула своему отражению в зеркале и уверенно вышла из квартиры.

— Может, проще было взять бутылку? — подмигнув, спросила знакомая барменша.

— Ну уж нет… — Настя покачала головой. — Я не ищу легких путей… Ладно, мне пора.

В приподнятом настроении она вышла из заведения и заметила, что на улице резко потеплело — пальто можно было не застегивать. Люди, правда, как идиоты, кутались в шарфы и натягивали на уши шапки, но люди такие консервативные, так медленно привыкают к переменам… Недаром же в мае многие все еще ходят в сапогах и перчатках…

— У вас заказан столик на имя Антона… — начала было она, но метрдотель бойко подскочил к ней и сообщил, что лично сопроводит ее сначала в гардероб, а потом и в кабинет.

Выскальзывая из пальто, Настя пошатнулась и чуть не упала, но это ее только развеселило — приятно быть пьяной посреди дня, когда все такие серьезные и замороченные!

Но едва она увидела Антона, хмель как-то повыветривался. «Я же не должна с ним спать?» — в ужасе подумала Настя.

— Привет! — как можно обаятельнее улыбнулась она.

— Очень рад, что вы приехали! — воскликнул он и бросился целовать ей руку.

А Настя смотрела на него и понимала, отчего он так ей неприятен. Для него не существовало знаков вопроса. Он был комбинатор и знал, что при правильной комбинации действий Настя станет его женщиной. Не было у него сомнений, не было метаний, не было страха разочарований и смутных надежд, потаенных желаний и прочей чепухи, которая делает даже короткую интрижку ярким событием. Он был победителем, стратегом, Кутузовым, затаившимся в Филях. Он не смотрел на нее как на божество, которое может казнить, а может миловать… Их первое свидание не было откровением — оно было частью бизнес-плана под названием «Как трахнуть девушку моей мечты». Очередную девушку его мечты.