В местную школу Амалия не ходила — ее возили в Москву, но Зиночка все-таки подружилась и с ней, и с ее сестрой. Впрочем, вряд ли это можно было назвать дружбой, но они брали ее с собой на прогулки — Зина носила корзинку для пикника, — приглашали пить чай в беседку, дарили старые вещи — восхитительные вещи, пахнувшие французскими духами.

Всю жизнь Зина не могла их понять, всю жизнь она, как и остальные жители городка, билась над загадкой — кто же они такие? Амалия говорила, что у нее «дело» — косметика или что-то в этом духе, но меньше всего она походила на деловую женщину.

В двадцать лет Амалия родила дочку — Аглаю, а спустя месяц ее двоюродная сестра произвела на свет девочку, Анну, и пропала. Зина как-то раз поинтересовалась, куда делась непутевая мамаша, но Амалия так на нее посмотрела, что охота задавать вопросы исчезла без следа.

Была еще одна странность: в Доме никогда не было мужчин. Местные сплетницы переживали: ведь не может такое быть, чтобы ни у одной из женщин Лемм не было мужа. Пусть бы хоть какие-нибудь, пусть бы самые невзрачные были, или, наоборот, один, но такой, что стоит десятка, мужчина должен был объявиться. Но хотя за Амалией, а потом и за Аглаей, и за ее сестрой Анной часто заезжали пижоны на дорогих машинах, в дорогих костюмах и, наверное, увозили их в какие-то шикарные рестораны, о которых Зина и понятия не имела, ни один мужчина не находился в Доме больше часа.

— Может, у них там притон? — веселилась подруга Зины, Маруся. — А что, очень удобно — загородный дом, полная секретность…

Притон — это, конечно, была удобная идея, которая все объясняла. Но предположить, что в Доме находится бордель, для Зины было равносильно тому, чтобы признать, будто Гагарин не летал в космос.

В маленьком городке, население которого можно запросто усадить на большом футбольном стадионе, о Доме сплетничали больше, чем об Алле Пугачевой. Слухи ходили самые противоречивые и фантастические, но Зинаида сердцем чувствовала — что бы ни говорили, все неправда. Только раз, когда одна заядлая сплетница в сердцах бросила вслед Амалии: «У-у… ведьма!», у Зинаиды что-то екнуло, как будто прорвалась какая-то мысль, но тут же исчезла…

— Зина, почему ты делаешь эту омерзительную химию? — отчитала ее Амалия. — У тебя ведь голова похожа на веник!

Зинаида Максимовна очнулась и пододвинула к себе чашку с кофе, от которого пахло так, что кружилась голова. Амалия всегда делала ей замечания и уговаривала попробовать какой-то там новый крем, который сама придумала, но Зина отказывалась, страшась разочарования.

Все женщины в Доме с утра выглядели так, словно отлично выспались после ночи бурного секса, приняли ванну Клеопатры, тщательно уложили волосы и надели халаты, которые стоили больше, чем весь гардероб самой Зинаиды Максимовны, ее сына Сережи и его жены Лидочки. От них пахло коктейлем из ароматных гелей, кремов, духов и еще разными травами, запахом которых был наполнен весь Дом, — мята, прополис, липа, корица, пачули, иланг-иланг… Все это было так необычно, все создавало настолько противоречивую, одновременно возбуждающую и расслабляющую обстановку, что, казалось, в дом заходила одна Зинаида Максимовна, а выходила совсем другая — непривычная и особенная. И особенной Зинаиде очень не хотелось думать, что Амалия, возможно, всего лишь предприимчивая дамочка, торгующая заурядной косметикой в дешевых пластмассовых банках — такой, какую покупает сама Зинаида Максимовна, когда вспоминает, что она все-таки женщина.

— Доброго вам утра, — поздоровалась Настя. — Ой! — Девушка споткнулась и налетела на столик с серебряной вазой.

Аглая с Амалией так на нее посмотрели, словно она громко пукнула, и тревожно переглянулись.

— С ней так уже неделю… — нахмурившись, сообщила Амалия Зинаиде.

— Это просто невыносимо! — пожаловалась Аглая.

— Глаша, с ней творится что-то неладное, — заметила Амалия.

— Тетя! Бабушка! — воскликнула Настя. — Я здесь! Вы меня, наверное, не заметили! О чем разговор? Не обо мне, надеюсь?

— С такой любовью — только обо мне, — за спиной у Насти послышался хрипловатый голос.

Саша, дочь Аглаи, отодвинула кузину, схватила со стола булку и плюхнулась на диван, вытянув ноги.

— Я не понимаю, к вам что, подростковый возраст вернулся? — съязвила Аглая. — Гормоны шалят? Хотите доказать бесчувственным взрослым, что вы тоже имеете право пить пиво, курить и носить лифчик?

— По крайней мере, мы не встречаемся с мужчинами младше нас на двадцать лет! — отрезала Саша.

— Да ты обнаглела! — крикнула Аглая. — Конечно, ты ведь встречаешься с мужчинами на двадцать пять лет старше. — Умная, наверное, стала! Поиски утраченного отца, да?

— Вы чего тут орете? — зевая, полюбопытствовала взлохмаченная женщина, облокотившаяся на дверной косяк.

На ней был черный шифоновый пеньюар, отороченный гагачьим пухом.

— Ма-а-ма… — простонала Настя. — Ты выглядишь, как падшая женщина…

— Зато ты выглядишь, как монашка! — отрезала Анна. — И вообще, какого черта я должна выслушивать хамство от собственной дочери?!

— Да с того, что ты, моя мать, похожа на девочку по вызову!

И тут понеслось…

— Да вы все чего, охренели?! — заорала Саша.

— Ненавижу вас всех! — вопила Настя.

— Неблагодарные мерзавки! — кричала Аглая.

— Немедленно уезжаю из этого дома! — топала ногами Анна.

— Как вы все мне надоели! — в сердцах взывала Амалия.

Перепуганная Зинаида Максимовна переводила взгляд с одной женщины на другую, помешивая сахар в чашке, а когда наконец сообразила, что уже минут десять стучит по хрупкому фарфору, вынула серебряную ложечку, хотела положить на блюдце, но от растерянности промахнулась, и ложка со звоном упала на пол.

Пять женщин замолчали и обернулись к Зинаиде Максимовне.

— Ну, достаточно, — Амалия хлопнула в ладоши. — Зина, закрой рот. — Амалия подошла к домработнице, облокотилась на стол и улыбнулась. — Мы раз в неделю выпускаем пар — устраиваем безобразную сцену и говорим друг другу все гадости, которые накопились за семь дней. Когда делаешь это нарочно, то обижаться вроде как не на что. Понимаешь?

Зинаида Максимовна не понимала. Обижаться она привыкла основательно, глубоко, долго потом припоминала обидчику его недостойное поведение, а чтобы вот так нарочно ругаться… Это было выше ее разумения. Но так как в гостиной восстановилась дружелюбная атмосфера, Зинаида подняла ложку, которую у нее тут же выхватила Анна и швырнула в раковину. Промахнулась, ложка опять зазвенела по полу. Зина подвинула к себе остывший кофе, но Амалия тут же его вылила и скоро подала новый — горячий и терпкий, пахнущий орехами.

— Зин, в конце концов, давай я тебе подарю маску для волос и для лица! — Амалия стукнула чашкой о блюдце. — Сколько можно ходить как пудель?

— Зинаидочка Максимовна, ну, пожалуйста! — заканючила Аглая. — Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!

— Да, Зинаида Максимовна, вы хотя бы попробуйте, — посоветовала Настя.

— Зинаида Максимовна, и ведь правда — у вас уже внук взрослый, самое время пожить для себя, — попыталась убедить ее Саша.

Потупив глаза, Зинаида согласилась принять крем. Амалия тут же вскочила и притащила из кладовой две баночки из толстого дымчатого стекла с фарфоровыми крышками и такую же бутылочку. На них были кремовые этикетки с золотым тиснением, где стояло имя Амалии — «Амалия Лемм» — и были описаны свойства каждого косметического средства.

Девушки покончили с кофе раньше всех и тут же куда-то исчезли — то ли пошли гулять, то ли отправились в Москву, по магазинам.

Зинаида Максимовна перемыла посуду, убрала со стола и забрала стирать шторы — тончайший шифон с набивным рисунком, доставшийся Амалии от матери.

Анна с Аглаей ушли на задний двор ловить последнее, все еще теплое сентябрьское солнышко, Амалия спустилась в подвал, а Зинаида, перед тем как выйти из дома, зачем-то перекрестилась и тяжело вздохнула.

Глава 2 Тот еще крем

Прежде чем вернуться домой, Зинаида Максимовна зашла в магазин, обсудила небывалый урожай яблок с продавщицей из хозяйственного, заглянула на рынок, где ничего не купила, и направилась к своему дому длинной дорогой — и все ради того, чтобы оттянуть момент, когда она попробует подаренную косметику. Вообще-то, ей больше всего на свете хотелось побыстрее отвинтить с нее крышечки, но отчего-то Зинаида никак не могла набраться решимости: нарезала круги, любовалась незрелыми яблоками у соседей, вспоминала, что не спросила в аптеке насчет массажера-бабочки, которым интересовалась Лида, и чуть было даже не собралась вернуться в центр городка. Но все ж одумалась и наконец открыла калитку родного Дома.

В прихожей Зинаида бросила сумки, сдернула блузку и бросилась в ванную, где немедленно вскрыла бутылочку с шампунем. В нос ударил запах свежего коровьего молока и липовой пади. Каждый запах существовал отдельно от другого — любой можно было различить, но в то же время они складывались в единый, сильный и пряный аромат.

Зинаида включила воду, намочила голову и вылила на макушку немного шампуня. Кожу приятно освежила мята, а по затылку вдруг разлилась такая дивная легкость, что Зина чуть было без причины не рассмеялась. Смыв шампунь, она вскрыла баночку с бальзамом, и теперь чудесный запах земляники и ромашки разбежался по ванной. Втирая крем в волосы, Зинаида могла поклясться, что буквально чувствует, как он мгновенно впитывается, отчего ее жесткая шевелюра делается нежной и послушной. Женщина закрыла глаза и словно перенеслась в лес, на солнечную поляну, где алела земляника — настоящая, лесная, пахнущая травой, землей и солнцем.

С трудом вернувшись в действительность, Зинаида Максимовна смыла бальзам, обернула голову полотенцем и открыла последнюю склянку — с кремом для лица. Запах ее разочаровал: она ожидала чего-то особенно приятного, а из баночки пахнуло скользкими морскими водорослями и сырой осенней листвой. С недоверием подцепив крем на палец, женщина плюхнула его на лицо и без воодушевления принялась втирать в щеки.