Ксения Беленкова - Магия любви

– Да, скоро, – без всякого энтузиазма подхватила Варя. – Только я наверняка не смогу надеть то новое голубое платье, которое тебе понравилось. Оно без рукавов, а моя рука…

– Так еще только начало декабря! Заживет твоя рука!

– Заживет, наверно, но шрам будет еще очень заметным. Зачем привлекать к себе дополнительное внимание? Однокласснички и так только и шутят на мой счет. Правда, очень избито и однообразно: без устали спрашивают, не бриллианты ли у меня под бинтом, и советуют беречь руку, как небезызвестному Семен Семенычу.

– У тебя и прошлогоднее платье, красное с рукавами, очень красивое, – не захотела обсуждать Вариных одноклассников Маша. – А Белецкий его вообще ни разу еще не видел, так что в этом плане вообще все нормально.

– Боюсь, что он и его не заметит. Кроме того, мы в разных классах учимся… Общие дискотеки я вообще не люблю, да и Белецкий вряд ли на нее придет. Помнишь, на прошлой неделе был КВН между девятыми классами, а потом – шикарная дискотека. Его ведь на ней не было?

– Не было.

– Во-о-от…

– Ну знаешь, одно дело какой-то КВН, в котором участвует непонятно кто, ведь Сашка так еще ни с кем и не сблизился, и совсем другое – Новый год! Разве есть люди, которые не любят этого праздника и не ждут от него чудес? – Рагулина рассмеялась и добавила: – Я, правда, никаких чудес еще ни разу не видела, но все равно каждый год жду!

– Как это не видела? А подарки под елкой? Разве это не чудо? – Варя тоже рассмеялась.

– Ну, это да… Хоть и знаю, что не Дед Мороз их положил, а все равно утром первого января с замиранием сердца бегу смотреть, что лежит под елочкой! Впрочем, мы отвлеклись от темы. – Маша снова сделала серьезное лицо. – У нас на повестке дня Александр Белецкий! Просто необходимо развести его на чувства за оставшееся до Нового года время, чтобы на праздничной дискотеке вы их только закрепили и умножили!

– Знаешь, Маша, я так далеко даже боюсь и заглядывать. Думаю, не стоит ничего прогнозировать, надо просто придумать, что я могла бы предпринять в ближайшие дни, а там уж как выйдет…

– Согласна. Но не так-то это просто.

– Я понимаю.

Ничего стоящего в тот вечер девочки так и не придумали. Очень уж нестандартным персонажем оказался Машин одноклассник Александр Белецкий. Понятно было, что примитивными девчачьими штучками его не возьмешь.

– То есть девочка именно из-за тебя поранила стеклом руку? – решил уточнить у сына Белецкий-старший.

– Ну, да… так получилось, – равнодушно ответил Белецкий-младший и принялся намазывать маслом кусок белого хлеба.

– Что значит – так получилось?

– Ну… не заметил я ее и, кажется, толкнул. Но не специально же!

– Еще бы специально! И как сильно она поранилась?

– Откуда я знаю? Под бинтом не видно.

– То есть у нее даже бинт на руке?

– Ну, да…

– То есть рана серьезная?!

– Папа! – возмутился наконец Александр. – Сколько можно мучить меня своими вечными «то есть»! Наверно, рана серьезная, раз рука забинтована, но в то же время серьезна она не слишком, раз девчонка ходит в школу, а не лежит в реанимации.

– Девочка! – поправил отец.

– Пусть будет «девочка», если тебе так угодно! – уже в состоянии самого настоящего раздражения отозвался сын.

– Это не мне так угодно! Согласно правилам хорошего тона, следует говорить «девочка», а не «девчонка», тем более что в вашем возрасте все девочки уже вполне тянут на девушек.

– Папа! Мне плевать на правила хорошего тона! Они меня уже достали так, что больше некуда, и ты прекрасно об этом знаешь! В том обществе, где я сейчас вынужден находиться, вообще ничего не знают о правилах хорошего тона! Уж поверь!

– Но ты ведь сам выбрал именно это общество!

– Мы его выбрали с тобой вместе! И в этом выбранном обществе я существую так, как мне удобно!

– Милый мой Алекс… – Владимир Анатольевич запнулся, виновато улыбнулся и даже поднял руки вверх. – Все! Все! Не Алекс! Не А-лекс!! Саша! Са-ша!! Так вот, любезный мой сын Саша, позволь тебе напомнить, что, кроме твоих удобств, важно еще то, как чувствуют себя люди, которые находятся рядом с тобой!

– Неужели? – Александр зло сощурился и отбросил от себя нож, который неприятно лязгнул, ударившись о тарелку. – Мы же с тобой прекрасно знаем, что посторонним людям мы абсолютно безразличны!! Они живут по своим собственным законам, то есть только так, как им удобно! И я не собираюсь под них подстраиваться, что бы ты мне ни говорил.

– Ответить за зло, которое сделал, и это не значит подстраиваться, хотя кое в чем можно и подстроиться! Для своей же пользы, между прочим!

– И как же мне ответить за свое зло? – Белецкий-младший с таким раздражением «выплюнул» этот вопрос, что отец поморщился. – Я даже предлагал этой де-во-чке деньги… думаю, ты их не пожалел бы для такого благородного дела… но она отказалась. И что я должен был ей предложить еще?

– То есть ты сразу стал предлагать ей деньги?

– Хоть меня и плющит… прости, но так говорят мои нынешние одноклассники… от твоего очередного «то есть» и от того, что приходится говорить одно и то же, но я повторюсь: да, я сразу предложил ей денег!

– Неудивительно, что она отказалась. Удивительно, что она не съездила тебе по роже!

– Надо же! Какие яркие выражения! Съездила! Рожа! Разве у меня не лицо? И пусть бы она только попробовала, как ты выражаешься, съездить! От нее мокрого места не осталось бы!

– Да-а-а… – протянул отец. – Мне иногда кажется, что ты безнадежен, милый друг Саша…

– Прекрати поминутно называть меня то любезным, то милым! А безнадежен не я, а ты, идеалист несчастный! Тебя же уже ткнули носом в… А ты все еще веришь в человеческую порядочность, в благородство. Да все люди – мерзавцы, сволочи и приспособленцы! Одни в меньшей степени, другие – в большей!

– Выходит, и ты сволочь?

– Не сволочнее других!

– И я сволочь?

– А вот это, папа, уже запрещенный прием! – Александр бросил в тарелку недоеденный бутерброд и скрылся в своей комнате.

Владимир Анатольевич тяжко вздохнул и пошел на лестницу курить.

Белецкий-младший стоял в своей комнате, уперевшись лбом в стекло. Ему не хотелось ни о чем думать, и он изо всех сил старался бездумно смотреть в окно. На заснеженной детской площадке резвилась всего одна маленькая девчонка, или, как их настаивал называть отец, девочка. На ней была надета очень пушистая рыжая шубка, в которой эта малявка напоминала румяного колобка. С точки зрения Александра, этот колобок занимался ерундой. Девочка отходила к краю утоптанной площадки, потом со всех ног бежала к горке и пыталась взобраться вверх по обледенелой поверхности. У нее легко получалась только первая пара шагов, потом ноги скользили, руки не могли за бортики ската удержать тело, плотно упакованное в тяжелые зимние одежды, и девочка падала, съезжала к основанию горки, отдыхала несколько минут, снова вставала, опять разбегалась, и все повторялось сначала. Александр ждал, что ей это надоест, но она с необъяснимым упорством бежала, падала, поднималась и вновь шла на приступ. С какой целью? Уже с первой попытки должно было бы стать ясно, что забраться вверх по обледенелой поверхности не удастся никогда. Зачем девочка продолжала и продолжала свой бессмысленный бег? Впрочем, все женщины, независимо от своего возраста и социального положения, раздражали Белецкого-младшего именно своей нерациональностью, непоследовательностью, бессмысленными с точки зрения здравого смысла поступками и вульгарным непостоянством мнений, пристрастий и привязанностей.

Александр поймал себя на том, что в нем растет раздражение против этой глупой девчонки и ее странного занятия. Ему хотелось, чтобы она наконец остановилась, ушла с площадки, и ему не надо было бы больше следить за ее новыми попытками. Пусть девчонка поскорей сдастся, уйдет, а он в очередной раз убедится в полной никчемности женского пола… Впрочем, хватит о них думать. Они не стоят того, чтобы он занимал размышлением о них свое время.

Александр отошел от окна, сел за свой стол и открыл учебник математики, но решил только один пример из домашнего задания. Его тянуло к окну. Он должен был убедиться, что та дурацкая девчонка ушла, забыть о ней и наконец успокоиться. Но девчонка не ушла. Она уже сидела на самом верху горки, на перилах, и сосредоточенно лизала сосульку. Конечно же, она не могла победить скользкую поверхность и, конечно же, забралась по лестнице, но Белецкий этого не видел, а потому не мог утверждать это со стопроцентной уверенностью. Это раздражило его окончательно. Он резко задернул штору, сел за домашние задания и за это вечер больше ни разу не подошел к окну.

Следующее школьное утро Александра Белецкого началось с того, что он сразу в гардеробе столкнулся с девчонкой из «Б» с перевязанной рукой. Ему показалось, что она посмотрела на него укоризненно. Его это разозлило. С какой стати? Он предложил денежную помощь, она отказалась, а потому нечего теперь пучить глаза и пытаться выглядеть несчастной сироткой. Он не пожалеет. С некоторых пор он совершенно разучился жалеть. Особенно таких, как эта девчонка. Глазки печальные, невинные, а сама наверняка разрабатывает план, как бы посуровей наказать его за раненую руку. Может, у ее родителей денег куры не клюют, так что лишние ей без надобности.

На следующей перемене Александр опять столкнулся с этой девчонкой. На сей раз она на него вообще не посмотрела, что ему почему-то не понравилось еще больше. Решила додавить презрением? Не на того напала! Ему безразлично ее презрение. Она вообще ему безразлична. Он даже не помнит, как ее зовут, хотя одноклассница наверняка называла имя этой особы и, возможно, фамилию. Впрочем, он не помнит и как зовут одноклассницу. Вот это нехорошо. Вдруг придется обратиться… Хотя… зачем ему к ней обращаться? В классе полно парней.