Ксения Беленкова - Магия любви

Я только хотел вмешаться в эту милую беседу, но Инга вдруг завизжала и буквально накинулась на Фирсову.

– Ты об этом пожалеешь! – кричала она.

Мы тут же бросились разнимать сцепившихся девчонок. Мы с Бочкиным тянули Катьку в одну сторону, а Сопыгин Ингу – в другую. Инга щелкала зубами и, казалось, вот-вот откусит Фирсовой нос, а Катька пыталась ухватить соперницу за ухо, но между пальцами застряло лишь несколько волосков. Потасовка вышла знатная, хоть на видео снимай и на «Ютюб» выкладывай. Все стали красными и хрипели, как раненые звери. За этим нас и застал охранник.

– А ну разойдись! – гаркнул он.

С испугу мы все разлетелись в разные стороны и теперь пытались отдышаться. Катька проверяла, на месте ли ее нос. Инга поправляла пощипанную прическу. Охранник понял, что все целы и здоровы, и стал осматривать зал. Поработать, что ни говори, мы к этому времени успели на славу. Почти все окна блестели, на стенах не осталось характерных надписей, пол сиял.

– Перерыв, – скомандовал охранник. – Можете перекусить, а потом закончите уборку. И если хоть малейший писк услышу, всем головы поотрываю!

Охранник убрался восвояси. Инга ушла в дальний угол и достала из сумки яблоко, она изображала, что находится здесь одна, а нас и не существует вовсе.

– Тебе не поздоровится, – шепнул Сопыгин на ухо Катьке и украдкой показал кулак.

– Да что я такого сказала? – Фирсова была в полнейшем смятении, бьюсь об заклад, только что она дралась впервые в жизни.

– Ингу бабушка воспитывает. Родителей нет, – еще тише произнес Сопыгин. – Ты что, не знала?

Фирсова этого не знала, так же как и я. Вот так штука, я влюбился в девчонку, но думал только о себе – как выглядеть, что делать, кем стать, а хоть раз поинтересоваться самой Ингой мне на ум не пришло. Хорош, ничего не скажешь. Пока я обдумывал все это, Катька подошла к Инге, села рядом с нею на мат. Какое-то время она молчала. Инга хрустела яблоком, будто не замечая соседку.

– А хочешь супа? – спросила вдруг Катька. – Или котлет?

Она схватила свою тяжеленную сумку и начала вытягивать из ее бездонного чрева какие-то судочки и даже термос. Фирсова сдирала крышки с пластиковых контейнеров, в зале запахло домашними котлетами и гречневой кашей.

– Мамочка постаралась? – прошамкала Инга. – Она тебя что, на убой кормит?

Катька пропустила мимо ушей эту остроту и ответила невпопад:

– Ты прости, я не хотела так… про твоих родителей… я не знала…

Инга отмахнулась.

– Ладно, проехали, – смягчилась она. – А что за суп?

– Грибной! – заулыбалась Катька. – Мы сами летом белые собирали, а потом папа их засушил. И вот – мама суп сварила.

– Просто идиллия! Святые сосиски! – скривился Сопыгин, доставая из сумки пакет с чипсами и банку колы. – Образцово-показательная семья.

– Обычная, – пожала плечами Катька. – Вы за грибами что, не ходите?

Сопыгин засмеялся, только как-то неестественно, будто актер школьного драмкружка.

– Мой папаша грибы воспринимает только в виде закуски, – ухмылялся он, открывая банку, которая тут же начала шипеть и пузыриться. – А мамаше не нравится, что отец все время закусывает. В лес по грибы ее не загонишь. Хотя, как начнет на отца орать, он только и твердит: «Шла бы ты лесом…»

Сопыгин уже не смеялся. И все мы смотрели на него без улыбки. А кола все текла из банки карамельным водопадом. Сейчас Сопыгин не казался таким нахальным и самодовольным, как всегда. И лицо у него было, как у человека, которому ботинки ногу натерли, но он старается изо всех сил и делает вид, будто все хорошо.

– А мои предки вообще не разговаривают друг с другом, – выпалил вдруг Бочкин. – Приходят с работы и каждый за свой ноутбук садится. Тишина… Будто их и нет вовсе…

Теперь все уставились на Никитоса, а Сопыгин даже похлопал его по плечу, мол, сочувствует. Лучше уж пусть предки ругаются, чем не обращают внимания ни друг на друга, ни на сына. Что это за семья такая, в самом деле?

– Так что тебе, Фирсова, как ни крути, выдается очередная медаль, – распинался он, вешая Катьке на шею мнимую награду. – За самых замечательных родителей. Вы друг друга достойны.

– Да что вы все понимаете! – Катька вдруг стала не похожа сама на себя.

Она отмахнулась, отошла к окну и уставилась на школьный двор, будто там была арена цирка, где давали представление, и стояла так, совершенно недвижимо. Инга подошла к Фирсовой сзади, тронула за плечо. Катька дернула им, потом еще и еще раз. Она плакала.

– Знаете, что сделали мои родители, когда Эра Филимоновна мне тройку за сочинение по Тургеневу влепила? – спросила она, не оборачиваясь, и сама же ответила чуть погодя: – Ничего они не сделали. Но посмотрели на меня так, что я почувствовала себя полной неудачницей, позором семьи. И отец, и мать были школьными медалистами, потом закончили университеты – оба с красными дипломами. Они такие… такие правильные… и такие… скучные!

Тут Катька развернулась к нам и начала вглядываться в лица, будто видела их впервые.

– А знаете, почему я здесь? – спрашивала она.

Все отводили взгляд, пожимали плечами. На ум ничего путного не приходило, Катьку никогда не наказывали, а шутить сейчас было не время. Тогда Фирсова снова ответила за нас:

– Вот Адаскин и Бочкин школу прогуляли, Сопыгин в кабинете биологии скелет сломал, Инга подралась в столовой. А я здесь потому, что дома мне скучнее, чем с вами! Меня никто не наказывал, я соврала. Понятно? Для вас суббота в школе – наказание, а для меня – возможность провести выходные с ровесниками. Со мной же никто не дружит…

Мы стояли ошеломленные. Я так и правда, кажется, онемел. Кто бы мог подумать, что Катька переживает из-за того, что с ней никто общаться не хочет. Казалось, она вполне довольна собой и никто ей не нужен. А теперь Фирсова, не стесняясь, плакала, глядя на нас, и совсем не была похожа на общественницу и задаваку. Первым нашелся Сопыгин.

– Хорошо, твои родители тоже не сахар, – сказал он, неловко приобнимая Фирсову. – Принимается.

– Мне вас всех очень жаль! – пробурчала Инга, вздыхая. – Не повезло с родителями, бедняги…

Но мы поняли, что она нас ни капельки не жалеет. Притихли. А мне так и вовсе приходилось молчать, зато появилось время немного подумать и послушать других. Вечно я трепал языком без толку. Чувствую, вырастет из меня второй папаша, если хоть иногда к другим не стану прислушиваться…

В четыре часа охранник объявил, что время нашей отработки завершилось. Теперь зал сиял, как новенький, несмотря на то что на него вывалили все старые обиды. Мы простились с ребятами у школы, как добрые друзья. Хотя уверен, что завтра Сопыгин мне руки не подаст, Фирсова опять станет жуткой занудой, а Инга пройдет мимо, будто не замечая. Только Бочкин останется моим верным Санчо Пансой.

Я вернулся домой. Родители на кухне смотрели какое-то юмористическое шоу. При этом папа по привычке перешучивал юмористов, а мама сердилась, что ей ничего не слышно. На плите, кажется, что-то подгорало. Это был обычный субботний вечер в моей сумасшедшей семейке. В такие моменты мне хотелось сбежать от них куда подальше или закрыться в своей комнате, засунув в уши плеер. Но сейчас я уселся за стол, не испугавшись семейного ужина. Мама с папой, конечно, стали тут же приставать с какими-то расспросами, да еще и Ритка крутилась под ногами. Но впервые мне показалось, что это все не так уж и плохо, я любил этих странных людей, черт возьми!

В тот субботник я понял одну важную вещь. Слишком много думать о себе – губительно для любви. На самом деле Инге было все равно, какая у меня стрижка и целы ли мои ноги. Но сделай я хоть что-нибудь для нее – сразу бы отличился. Повезло, что мне не удалось сказать ей толком ни одного слова. Это все равно были бы не те слова. А нужные попробуй, отыщи. Недаром говорят: молчание – золото. Я просто озолотился в субботу. Всего-то за несколько часов перед моими глазами пролетело несколько чужих жизней. И главное, сейчас я точно знал, чего хочет Инга!

Теперь мне просто необходимо было достать к Новому году зеркальный шар для дискотеки прямо из-под земли. Хотя зачем глубоко копать, когда в наше время всегда под рукой Интернет. Я начал искать объявления о продаже такого шара. Яндекс выкидывал множество предложений: шарики от пяти– до пятидесятисантиметровых. Стоили они порядочно, ничего не скажешь. У родителей такую сумму не выпросишь, даже если заполучить разом все карманные деньги до самого Нового года. Тогда я вспомнил про Бочкина и уже собрался звонить ему, но потом понял – это опять будет не моя заслуга. Вы представляете себе принца, который скачет на чужом белом коне? «Эй, – говорят ему, – покатался и хватит, слезай, отдавай лошаденку». И принцесса видит, что принц этот безлошадный, а кому такие сейчас нужны? Вот тогда-то я и решился на первый в своей жизни поступок. Достал заветную жестяную коробку и взял деньги, которые уже несколько месяцев копил на новый крутой телефон. Родители отказывались его покупать, их и старый устраивал. Но что они понимают в гаджетах, особенно мама? Вот и предложили: если так хочу новый сотовый, самому откладывать из карманных. Правда, мама еще советовала мне поработать почтальоном или дворником, но папа начал шутить, что в дворники человека с постоянной пропиской теперь не возьмут, там требуется временная регистрация. А значит, о карьере подметальщика я мог забыть раз и навсегда. Как-то смирившись с этой данностью, я стал откладывать деньги. Откладывал, откладывал, еще бабушка мне иногда что-то подкидывала. И накопил… на кнопки от нового телефона. Мой сейф – старая коробка от конфет из подарочного новогоднего набора – был практически пуст, лишь на дне лежало несколько сбереженных купюр. Тот еще из меня был накопитель. Я пересчитал свою заначку, денег как раз хватило бы на зеркальный шар. Не самый большой, конечно, но вполне подходящий для школьной дискотеки. Вот тогда я и позвонил Бочкину. Попросил его оформить доставку из интернет-магазина на свой адрес. У него дома хоть в бильярд зеркальными шарами играй, родители ничего не заметят. Если же я приволоку в квартиру такое богатство – вопросов не оберешься. Да и Ритка, чего доброго, разобьет еще. Чем хорош Бочкин, он никогда не удивляется. Шар так шар. И никаких лишних вопросов. Таким образом, уже на следующий день мы стали обладателями зеркальной мечты Инги. Дело было за малым – каким-то образом повесить его в зале. И тут я понял, что без помощи нам уже не обойтись.