Кэтрин Коултер - Магия Калипсо

— Бог мой! Ты только посмотри на ее круп!

Лайонел посмотрел: на крупе Танис, лошади Дианы, остались следы сильных и многократных ударов хлыстом.

Лайонел любил лошадей, и эта явная жестокость возмутила и разозлила его.

— Вот стерва, — проговорил он, мягко поглаживая рукой в перчатке круп лошади.

— Да, — отозвалась Диана. — Я еще поговорю с ней об этом, не сомневайся! — Тут Диана вспомнила о ссоре с мужем. Отчужденным голосом она сказала, указывая в другое стойло: — Вон там стоит Эгремон, Лайонел. А в следующем стойле — Салвейшн. Но я уверена, что тебе больше подойдет Эгремон — он более злобный и непредсказуемый.

В ответ Лайонел лишь поднял одну бровь, но удар пришелся в цель. Он прошел чуть дальше и увидел огромного черного жеребца, который поводил ушами.

— Ты права, Диана, — сказал он тихо. — Это злобный парень.

Граф наблюдал, как Диана разговаривает с конюшими, затем она повернулась к нему.

— Какое ты хочешь седло — моего отца или испанское? Лайонел посмотрел оба седла и выбрал испанское. Оно было из прекрасной кожи, с изящной отделкой. Граф отступил назад и предоставил возможность конюшему Джесси оседлать скакуна. Диана вела себя как обычно, подумал он, пока не вспомнила о случившемся. Ему хотелось попросить у нее прощения, объяснить ей, что… (Что ты хочешь объяснить, дурень ты этакий?) Он действительно повел себя как злобный, непредсказуемый мерзавец.

— Диана, — коротко осведомился он, когда они ехали бок о бок, — что ты думаешь о Грейнждере, управляющем?

Диана, которая погрузилась в составление планов мщения Патриции, на какое-то время забыла, что она сердится.

— Что?

— Я говорю о Грейнджере. Что ты о нем думаешь?

Она пожала плечами.

— Как сказал отец, Грейнджер знает свое дело, он не слишком жесток с рабами, ему можно доверять. Он уже тринадцать лет работает на плантации Саварол. Я никогда не забуду день, когда он появился, — это был первый день нового года и нового века.

Лайонел представил себе Грейнджера. Полчаса назад он мельком видел управляющего и сделал свои выводы. Он был небольшого роста, комплекцией напоминал боксера с массивной мускулатурой. Лицо у него было смуглое. Манеры приятные, по крайней мере в присутствии Люсьена Саварола и его, графа Сент-Левена. Лайонел попытался представить себе этого человека в роли любовника Патриции Дрисколл. У него толстые губы, подумал Лайонел, и он далеко не молод: по меньшей мере сорок. Кто может понять этих женщин? Лайонел поджал губы: он тотчас понял, что опять попадает в ту же ловушку, и одернул себя. Диана — это не Шарлотта и не Патриция Дрисколл, а боль он причинил именно ей.

Лайонел приостановился, направив Эгремона рысью вслед за кобылой Дианы. Они удалялись от большого дома. Скакун под графом горячился.

— А что ты думаешь о Патриции?

Диана на мгновение бросила взгляд через плечо на мужа.

— Она — злая дура! — На ее лице было написано, что о нем она тоже не лучшего мнения.

— А если бы она не била твою лошадь, что бы ты тогда о ней сказала?

— Примерно то же, что думаю сейчас о тебе.

— Диана, сегодня утром… — Он запнулся. Диана сказала:

— Коль ты презираешь нас как рабовладельцев, то тебе будет интересно посмотреть на деревню и на сахароварню.

— Хорошо, — мягко согласился он.

Лайонел слушал рассказ Дианы о том, как мужчины и женщины трудятся над ровными рядами сахарного тростника, как срезают стебли острыми мачете, которые здесь называют секачами. Срезанные стебли сваливают на телеги, на углах которых закреплены вилы. В телеги запрягаются мулы. Мальчишки под уздцы ведут этих мулов с телегами к мельнице. Диана показала мужу мельницу с запряженным в нее мулом. Мельница стояла на возвышении, для того чтобы сок тростника по желобам стекал в большой медный приемник. Отсюда, пояснила Диана, сок идет в очиститель, который находится в здании сахароварни.

Судя по названию, Лайонел решил, что очиститель удаляет из сахара примеси, но резкий голос Дианы прервал его вопросы и он решил промолчать. Хорошо, что она вообще с ним разговаривает.

— А как делают ром? — наконец спросил Лайонел, заставляя своего скакуна идти рядом с кобылой жены. Граф почувствовал запах Дианы и на мгновение закрыл глаза.

— Его делают из черной патоки. У нас есть три цистерны с патокой: это побочный продукт при получении сахара, которого хватает и для нужд плантации, и для продажи на север. Она указала на склад рома, располагавшийся рядом с цистернами с патокой, и рассказала, что там стоят бочки, или каких здесь называют, чаны, в которых хранится более тысячи галлонов бродящего сусла.

Лайонел внимательно слушал, вернее, старался слушать, но голос Дианы звучал монотонно, безразлично, не вызывая в нем интереса. Она была в ярости, и граф не винил ее за это. Он вздохнул, не понимая, как мог потерять самообладание. Он повел себя, как варвар. Лайонела бесила сама мысль о том, что история с Шарлоттой оставила в его душе такой глубокий след. При свете дня граф понимал, еще как понимал, что Диана не имеет ничего общего с его бывшей невестой-изменницей. Но когда он заметил Патрицию, возвращавшуюся от своего любовника, он пришел в ярость, как бык, увидевший красную тряпку. Лайонел вздохнул, он не знал, как теперь наладить отношения со своей молодой женой. Он ощущал палящее солнце над головой, душный запах бродящего сусла на складе, видал повсюду снующих чернокожих мужчин и женщин.

— Ты еще не бывал тут весной! Вот тогда у тебя нос отвалился бы от запахов.

«Ничего себе шутка», — подумал он.

— Кажется, ты всех тут знаешь, — сказал Лайонел, заметив, что она назвала очередного негра по имени и помахала ему рукой.

— Конечно. Я же с ними выросла. А ты знаешь по имени всех, кто тебе служит? Ты ведь тоже вырос среди них, не так ли?

— Что это? — спросил Лайонел, пропуская шпильку мимо ушей.

— Это оловянные черви.

— Прошу прощения?

— Трубки, сделанные из олова. Они спускаются вниз по спирали, как огромная пружина. Проходящие по ним пары оседают на стенках: получается ром. Жаль, что тебя тут не будет, когда начнут его готовить.

— Вот как?

— Здесь тебя точно не будет.

Разумеется, она не станет и пытаться облегчить его положение.

Наконец Лайонел заявил:

— Если меня здесь не будет, то и тебя тоже.

— На твоем месте я не была бы так уверена. — Диана резко повернулась к мужу спиной и пришпорила гладкие бока Танис. Лайонел поехал за ней по узкой тропинке, которая шла через поле сахарного тростника. Когда до моря оставалось около ста ярдов, поле кончилось. Диана выехала на берег, затем остановилась. — Это наша пристань. Готовый к отправке ром грузится в бочонках на лодки Моисея — так здесь называют маленькие ялики, которые на веслах подплывают к проходящим мимо шхунам.

— Понятно.

— Может, и нет, но это не имеет значения.

— Ты такая терпеливая учительница, Диана.

В ответ она только молча посмотрела на мужа.

— Наверное, мне надо было связать тебя и шлепками вбивать в тебя знания. Уверена, так было бы понятнее.

— Я прошу прощения за то, что сегодня утром применил силу.

Диана покраснела.

— Применил силу? Так вот как ты называешь свое мерзкое поведение?! Уверена, Лайонел Эштон, ты плохо кончишь, и поделом тебе!

Она ускакала галопом. Лайонел не последовал за ней, просто сидел в седле и смотрел на три холма, возвышавшихся на острове Саварол. Рядами по этим холмам поднимались посадки сахарного тростника. Как много рабов нужно, чтобы вырастить все это! То, что граф оказался здесь не во время урожая, оказалось для него большим облегчением. Ему представилось, как Грейнджер хлыстом бьет по потным черным спинам, когда Люсьена Саварола нет поблизости. Затем ночью трудится над Патрицией, когда Дэниел мирно спит.

Что же делать? Он испортил отношения с Дианой, и это после данного отцу слова защищать свою жену и заботиться о ней. Солнце палило нещадно, Лайонел спешился и привязал Эгремона к ветке белого кедра. Затем молодой человек разделся и прыгнул в ярко-голубую воду. Он нырнул глубоко, сразу ощутив холод воды, сомкнувшейся над головой. Дно было песчаным и твердым. Теперь вода казалось теплой, как в ванне. Лайонел представил на миг, что было бы, если бы он нырнул в холодную, мутную воду Темзы, и рассмеялся. Футах в двадцати от него в воду точным движением вошел пеликан и тут же вынырнул обратно, сжимая в огромном клюве бьющуюся рыбку.

— Поздравляю, старина!

Лайонел перевернулся на спину и какое-то время лежал на воде. Солнце жгло лицо, вода давала прохладу. Он видел только сверкающее голубизной небо и парящего в нем пеликана. Ему нужно соблазнить Диану, обращаться с ней очень бережно и доказать, что он не насильник. А что касается Патриции, то он понаблюдает за ней. Можно слегка намекнуть в ее присутствии, дать ей понять, что ему известен ее секрет, или рассказать все Люсьену.

Разумеется, никаких доказательств у него нет. Да, он видел Патрицию, видел тень какого-то мужчины, знал, что они вышли из дома управляющего. Он не сомневался, что мужчина не черный. Но на острове нет других белых мужчин, кроме него самого и Люсьена, насколько ему известно. Лайонел представил себе, как говорит Люсьену Саваролу:

— Я видел вашу невестку с любовником в предрассветный час. Правда, я не видел ее лица, не видел лица мужчины, не видел, как они совершали грехопадение.

Проклятие!

Лайонел перевернулся и коснулся ногами дна. Он поплыл назад и доплыл до глубины, где вода доходила ему до пояса. Тогда он встал и пошел по мягкому прибрежному песку. Пока молодой человек не вышел из воды и не стал отряхиваться, как мокрая дворняжка, он не заметил Патрицию.

— Доброе утро, милорд, — писклявым голосом обратилась она к Лайонелу.