– Скажите, чтобы приехать через полчаса. Я пойду и соберу сумки пока.

Лулу загрузила в три сумки костюмы, платья, плащи и нижнее белье и поднесла их к двери. Филипп, насвистывая песенку, спустился вниз и застал их в неловком молчании.

– Только не надо говорить мне, что над нами уже кружатся стервятники, – начал он в своей циничной манере.

– Лиз оставила Лулу все вещи, которые ей понравятся.

– Они же ей не подойдут!

– Чтобы продать. Лулу знает, где самые высокие цены.

– В таком случае и я буду собирать те мелочи, которые она оставила мне.

– Она вам об этом говорила?

– Конечно. Она сказала, что об этом будет сказано в ее завещании. Только не говори мне, что ты этого не знаешь.

– Я знаю, но считаю, что будет лучше подождать до тех пор, пока не будет официального вскрытия завещания.

– Но Лулу же забирает вещи.

– Они не указаны в завещании. Это неофициальный посмертный дар. Мне бы очень хотелось, чтобы вы подождали, Филипп.

– Моя дорогая девочка, я вынужден напомнить тебе, что душеприказчик я.

– Даже так?

Их взгляды встретились, и в месте их столкновения посыпались искры.

– Не надо трогать меня, детка, – вкрадчиво заговорил Филипп. – А то вылетишь из той коляски, в которой едешь.

– Ну так подайте на меня в суд, – хладнокровно парировала Нелл. – Одежда Лиз не имеет никакого отношения к завещанию. Лулу взяла их как подарок, а не как часть завещания. Тем более что они не имеют такой ценности, как то, что она оставила вам. А вам она завещала уникальные антикварные вещицы, поэтому я хочу, чтобы были соблюдены все юридические формальности. Встреча с ее юристом у нас будет сегодня во второй половине дня.

– У нас?

– Я назначена вашим содушеприказчиком.

На мгновение глаза Филиппа вспыхнули, и в них промелькнула молния. Потом он отвел взгляд и пожал плечами.

– Я должен был догадаться. Яблоко всегда бывает червивым. Пойдем, Лулу, не надо никакого такси, я тебя подброшу сам.

– В 3.30 на Теобалдс-роуд, – сказала ему в спину Нелл. Но он даже не обернулся.

– Не обращайте на него сильно внимание, – посоветовала ей Лулу, забирая пухлые сумки. – Ему всегда нравится думать, что он управлять мисс Лиз, а тут ему не тепло, а холодно. Вот.

Закрыв за собой входную дверь, Нелл наконец смогла свободно вздохнуть, и, надо честно сказать, что это был вздох облегчения. Она чувствовала, что у нее подкашиваются ноги, как будто они сделаны из ваты и в них нет костей. По натуре она была не такой уж строптивой и неприступной, хотя в характере у нее присутствовала бунтарская жилка, которую ее отец, все делавший только по-своему, старался переломить и уничтожить; нельзя, однако, сказать, что она принадлежала к людям, ищущим неприятностей себе на голову, скорее наоборот, она всегда старалась их избежать, пока это можно сделать с наименьшими потерями.

Лиз предупреждала ее, что Филипп постарается «обуздать» строптивую лошадку в ее душе.

– Именно поэтому я и назначила тебя душеприказчиком. Не надо так на меня смотреть. Я бы ни за что так не поступила, если бы не была уверена, что он обведет тебя вокруг пальца при первой же представившейся ему возможности. Филипп старый и опасный волк. Такова уж его натура. А ты, несмотря ни на что, такая же мягкая и беззащитная, как это и кажется людям с первого взгляда. Я знаю, ты постараешься проследить, чтобы все мои пожелания были выполнены так, как указано в завещании, а не так, как это покажется выгодным Филиппу. Есть еще кое-какие вещи, которые ему не следует показывать и о которых он не должен ничего знать. Вот... – Она протянула Нелл ключ. – Откроешь им маленький сейф в глубине вон той полки. Там есть письмо, разрешающее тебе вскрыть этот сейф. Я разговаривала со своим управляющим, он мой старый друг, я хочу, чтобы ты уничтожила всю мою документацию. Филипп сразу же бросился бы читать старые письма и дневники, ты должна его опередить и все уничтожить.

Нелл кивнула головой, чувствуя, что не может сглотнуть. Она не ожидала от Лиз такого доверия.

– Ты меня знаешь. – Лиз слабо улыбнулась. – Там одни сентиментальности. Это просто письма в ящике, не больше... письма, с которыми я так и не смогла расстаться, хотя написал мне их человек, причинивший много горя. Он был настоящим дерьмом, но я любила его. Пойди и принеси письма сюда, я прочитаю их в последний раз, а потом ты все до единого сожжешь. Мы вместе придем к финишной черте.

Нелл вынула содержимое сейфа и, принеся это Лиз, оставила подругу одну с ее воспоминаниями.

После она сожгла лишь жалкие клочки бумаги, в которые превратились письма и записки Лиз. Вспоминая об этом сейчас, Нелл чувствовала, что у нее прибавляются силы, чтобы противостоять Филиппу в их сложной борьбе.

Нелл тихо поднялась в комнату Лиз. Теперь она казалась такой пустой, хотя на всех предметах еще остался слабый отпечаток ее недавнего присутствия. Все медицинские приспособления уже убрали: не было ни кувшинов, ни бутылок, ни прикроватных горшков. Большой гардероб пуст, но на яркой, полированной крышке стола стояла коробка с драгоценностями, рядом с ней – трехъярусная шкатулка со всевозможными кремами фирмы «Карбоннел энд Уолкер». Согласно завещанию, все это доставалось Нелл.

– Не все они, конечно, чистой воды, но тут есть пара приличных вещей. Вот бриллиантовые сережки в виде подсвечников. Я всегда берегла их для чего-нибудь сверхъестественного и парадного, но так и не дождалась. Жемчуг настоящий. Подарок тебе на день рождения, когда стукнет двадцать один. Мне подарил их Майлс в день нашего венчания и еще сапфировую брошь в виде цветка. Все остальное – просто коллекция самого обыкновенного цветного стекла и первоклассных подделок. Филиппу я оставила часы «Ролекс Ойстер», которые купила Жозе Луису, но потом заставила его вернуть их мне. Они стоили мне целого состояния. Филипп всегда говорил, что ужасно вульгарно носить такие часы, но я же знаю, что он спит и видит их у себя на руке как символ социального положения и благополучия. Для него принадлежать к высшим кругам важнее всего. Он знает, что получение этих часов в собственность для него теперь только вопрос времени.

Нелл подошла к коробке и приподняла крышку. Солнце осветило лежащие на атласной подкладке бриллиантовые серьги, и они вспыхнули разноцветными огнями. Она приподняла одну, подержала в руке и приложила к уху. Бриллианты тихо звенели, и этот чистый звук напомнил об их стоимости.

– А ты? – громко спросила Нелл свое отражение в зеркале. – Ты понимаешь, что теперь тоже немало стоишь? Бриллианты, жемчуга, этот дом... – Она положила сережку обратно в коробку и задумчивым, ничего не видящим взглядом уставилась на свое отражение. «Я бы все это отдала, лишь бы вернуть сейчас Лиз», – подумала она и, уронив голову на грудь, безутешно разрыдалась.

До встречи с Филиппом во второй половине дня у юриста она уже взяла себя в руки и выглядела теперь спокойной и уверенной в себе. Она была научена горьким опытом и прекрасно знала, что Филипп своим злым языком может представить ее горе совсем в другом свете. Ну, прежде всего он не поверит в ее искренность. Он избегал думать о том, что она с любовью и уважением относится к женщине, которую считает своей покровительницей. Он ни за что бы не поверил, что Нелл любила ее так же, как свою мать и сестру.

Лиз сумела разглядеть под внешне непроницаемым фасадом неприступности и хладнокровия легкоуязвимую и беззащитную девушку. Филипп же видел всегда только то, что находилось на поверхности, и, как он ни старался, Нелл никогда не пускала его к себе в душу.

Лулу как-то объяснила все прямо и ясно:

– Он ревнует. Он так ревнует, что не смотреть в глаза прямо. Для мисс Лиз он всегда был Номером Первый, и он не хотеть делить это место с другим. Он говорит, что любить ее... может быть, и так. Но он считает, что любить – значит кем-то владеть. Он всегда не очень любить, когда кто-то берет и делает что-то свое, как мисс Лиз сделать с вами. Вас должен был найти только он и никто другой. Переделать вас тоже должен был он. И снять все сливки, если повезло вам, должен был он. Он же весь зеленеет от злобы, когда видеть, что мисс Лиз с вами начинает пахнуть как роза. Вы заботиться лучше только о себе, дорогая. Когда вы такая неприступная, ему это как нож в сердце.

Кажется, Лулу действительно была права. Выйдя от нотариуса, где Филипп вел себя как ни в чем не бывало, они зашли в ближайший паб. Они заказали себе джин и тоник. Филипп поднял бокал и едко произнес:

– Не так уж плохо для шестнадцати месяцев работы, а?

Нелл контролировала себя и свой язык (отец обычно, перед тем как наказать ее, говорил, что ее язык ее же и погубит), поэтому сдержанно ответила:

– Работы, которая обеспечила большую часть дохода Лиз за последний год, когда она уже была не в состоянии сама двигаться. Я выплатила все, что она потратила на меня. С арифметикой у меня все в порядке, не волнуйтесь. Мне с самых юных лет пришлось учиться вести хозяйство и сводить концы с концами. Мой отец считал, что в доме надо считать каждый пенни, поэтому, если вы хотите, мы можем все подсчитать.

– О нет. У меня нет никаких сомнений по поводу твоих арифметических способностей. У нас так много достоинств, а? Мы такие умные и невинные... Лиз, конечно, не умела обращаться с деньгами как надо, но с ней рядом всегда был человек, который делал это за нее, да?

Единственным оправданием для него была его любовь к Лиз. Если бы не это, Нелл вообще не обращала бы на него внимания. Они совсем не были друзьями. Опустив свой бокал, Филипп посмаковал джин и продолжил:

– Если нам отложить в стороны рапиры, мы вполне можем прийти к мирному соглашению, которое устроило бы нас обоих. Например, такое, по которому мы могли бы встречаться только в случае необходимости, – предложил он.

– А зачем?

– Чтобы действовать так, как просила меня Лиз: в русле партнерских взаимоотношений.