Вспомни пословицу, насмешливо предупреждал ее внутренний голос: «Дважды обманутый сам виноват».

Неужели она собиралась пережить еще одно испытание чувств, не менее разрушительное для нее, чем первое? Неужели она допустит, чтобы с таким трудом добытое душевное равновесие было нарушено преходящими удовольствиями безрассудной любви?

Нет, Тори Майклз не собиралась совершить очередную глупость. Ведь и появление в ее жизни Джордана казалось таким же неопасным, как и встреча с Девоном. Она помнит, как с помощью своего обаяния, улыбок и остроумных речей он без усилий пробудил в ней интерес, а потом и любовь. И когда любовь завяла и в муках умерла, не выдержав жестокой правды и отрезвления, Джордан вышел из всей истории невредимым. А с ней получилось иначе.

Сощурив глаза, Тори смотрела на огонь в камине. Нет, с твердостью сказала она себе, на этот раз невредимой выйдет она. Или на этот раз вообще ничего не будет. Но нет, она чувствовала, что увлеклась Девоном.

Прекрасно, тут же гневно осадила она себя. Просто прекрасно! Зачем же в таком случае обманывать себя? Ведь не станет же она утверждать, что равнодушна к нему как к мужчине? И почему бы не назвать вещи своими именами и не понять, что она испытывает влечение к нему? Тогда все становится на свои места.

Да, наверное, это было бы просто замечательно: короткий роман, после которого Девон возвращается к своим пустыням и развалинам, а она — к своему искусству. Совсем коротенький — кто мог бы осудить ее за это? Она станет принимать все за чистую монету: сердечность, дружбу, желание — все, что он ей предлагает, а когда все закончится и они расстанутся, ей удастся сберечь свое сердце в целости и сохранности.

Конечно, она могла бы так поступить.

Если бы уже не полюбила его.

Тори чувствовала, как билось сердце Девона, слышала его мерное дыхание — он, должно быть, заснул — и снова поражалась его выдержке. Девон Йорк все более производил впечатление человека, наделенного редкой способностью твердо шагать по жизни, несмотря ни на что. Этот мужчина уверенно распоряжался своей жизнью и находился в постоянном согласии с самим собой.

Тори прислушалась к доносившимся снаружи раскатам грома, шуму дождя и ветра, к своим опасениям и страхам. Она посмотрела на руки Девона, продолжавшие обнимать ее, ощущая, что за всеми этими трезвыми размышлениями в ней не остывает языческое пламя чувства.

Она так и заснула, не приняв никакого решения.


По утрам Тори обычно просыпалась с трудом и как можно дольше сопротивлялась необходимости покинуть постель. Когда наконец ей удалось разомкнуть веки, она обратила внимание на целый ряд вещей. Во-первых, Виски ночью улегся на ее груди и теперь крепко спал, свернувшись клубочком. Во-вторых, она заснула на кушетке. В-третьих, гроза прошла и стояло спокойное солнечное утро. И, наконец, в-четвертых, — рядом был Девон. Он радостно улыбнулся, в чем она с раздражением почувствовала просто вызывающее, по ее мнению, проявление бодрости.

— Доброе утро, — тихо прошептал он, глядя на нее.

— Привет, — вместо ответа буркнула она.

— Посмотри, какой прекрасный день, — продолжал он.

— Ну и что из этого следует?

Девон рассмеялся.

Тори нахмурилась. Просто неприлично, думала она, быть столь бодрым в такую рань.

— Неужели так уж необходим этот сегодняшний день? — жалобно протянула она. — Разве нельзя пропустить его и проснуться завтра?

— Так не бывает, — вполне серьезно, как маленькой, объяснил он.

— Но я так хочу. Надо отменить сегодняшний день и дождаться завтрашнего.

— Твои слова напомнили мне один из случайно увиденных плакатов:

Тот день удачен,

Что поздно начат.

— Я хочу выпить за это.

— Но ведь еще солнце как следует не поднялось.

— Но где-то оно уже высоко.

— Это верно.

Тори вдруг вспомнилась ночь, и, наверное, это отразилось в ее глазах, потому что Девон тут же ее поцеловал. Прикосновение его небритой щеки усилило действие этой маленькой ласки.

— Не бойся же меня, наконец, — прошептал он.

— Я никогда и никого не боюсь, — твердо возразила она.

— Я это знаю. — Он смотрел на нее и улыбался. — Ты никогда не боишься и никогда не плачешь. Ты сильная женщина, не так ли?

— Очень сильная. — Тори не знала, кого она старается больше убедить: Девона или самое себя.

— Тогда, сильная женщина, ответь, пожалуйста, на вопрос: чего ты на самом деле боишься?

Тори пристально поглядела на него, не решаясь ответить прямо. Но он так серьезно ждал ее слов, что она предпочла раскрыть карты.

— Тебя, — вырвалось у нее. Он удивленно поднял брови.

— Почему же?

Перебрав в уме целый ряд аргументов, Тори наконец соединила их в одну короткую фразу:

— Потому что я не могу тебя понять.

— Разве это так уж важно? — насмешливо спросил он. — Я ведь тоже не до конца понимаю тебя, таинственная цыганка. Но у нас еще есть время, чтобы разобраться друг в друге.

— Ты так думаешь?

— Я просто уверен в этом.

Тори вспомнила выводы, к которым она пришла этой ночью, и решила строго им следовать. Она станет принимать все за чистую монету и соглашаться с ним во всем. Но зачем сдерживать себя, если ей хочется в чем-то разобраться? Ведь она просто стремится понять своего друга.

Прежде чем он станет ее любовником.

Глава 5

Тори пила на кухне кофе и смотрела на Виски, который жадно глотал свой завтрак. Девон, попросив дать ему бритву, поднялся наверх, а она, наскоро причесавшись, отправилась готовить кофе.

Как обычно, она только сейчас начала просыпаться. И когда через несколько минут он вошел в кухню, быстро предупредила его:

— Никогда, никогда больше не задавай мне серьезных вопросов, прежде чем я не выпью кофе. Это просто нечестно.

— Можно тогда еще один вопрос? — вежливо осведомился он.

— Нет, и не пытайся проделать это со мной еще раз, — вздохнув, ответила Тори.

— Хорошо, не буду, даю честное слово. Как насчет завтрака?

— Да, кстати, как?

Он удивленно рассмеялся:

— Неужели это доверяется мне?

— Но ты же знаешь, что даже в лучшие для меня часы дня я терпеть не могу готовить. А тем более в утренние часы. Не ожидай невозможного, мой дорогой.

Девон был по-мужски решителен:

— Тогда я принимаюсь за дело.

— Да-да, пожалуйста.

Девона развеселил этот разговор, и он с энтузиазмом принялся вытаскивать продукты из холодильника.

— Кстати, — вдруг повернулся он к ней, — раз уж ты проснулась…

— Я только пытаюсь это сделать.

— Так вот, я подумал, что непременно должен предложить тебе выйти за меня. Особенно потому, что я скомпрометировал тебя, проведя ночь в твоем доме, и все такое…

Хотя Тори знала, что Девон просто учится делать предложения, у нее отчего-то яростно забилось сердце, и она сердито старалась унять его. Через некоторое время ей это удалось.

— Может быть, в другой жизни, — спокойно ответила она.

Разбивая в миску яйца, Девон снова рассмеялся:

— Хорошо, что я не самолюбив, — рассудительно заметил он.

Тори налила себе вторую чашку кофе, потом подала чашку и ему, сухо сказав при этом:

— Кроме всего прочего, я бы никогда не вышла замуж за того, кто бывает так неприлично бодр по утрам.

— Значит ли это, что, если я научусь поздно вставать, ты дашь мне согласие?

Тори ответила поговоркой:

— Старого пса не переучишь.

— Так, по-твоему, это я — старый пес?

— Из поговорки слова не выкинешь.

Когда Тори поставила кофейник на стол, Девон схватил ее за руку, притянул к себе и, запрокинув ее голову, поцеловал.

— Ты могла бы меня переучить, — прошептал он.

— Ой, кажется, бекон горит, — с трудом проговорила она, не разнимая своих рук, обвивавших его шею.

Девон улыбнулся, и его рука скользнула вниз, коротко похлопав ее по округлому заду.

— Ну хорошо, иди, цыганка.

Он отпустил ее. Тори, пройдя через всю комнату, взяла свой кофе и сердито, напряженно переводя дыхание, проговорила:

— Это не по-джентльменски.

Девон и не думал раскаиваться.

— Все хорошо, дорогая моя упрямица, все хорошо.

Где-то в глубине души Тори надеялась, что поведение Девона не слишком изменится после этой ночи, когда он дал волю чувствам. Однако вскоре ей пришлось убедиться, что это не так.

Во-первых, тот проницательный взгляд, который она раньше изредка ловила на себе, теперь почти постоянно тревожил ее, а огонь в его зеленых глазах все чаще заставлял ощущать беспокойство. Во-вторых, исчезло удивлявшее ее в начале их знакомства нежелание касаться своих проблем. Наконец, он то и дело старался дотронуться до нее — хотя эти прикосновения и могли показаться случайными.

В тот день Девон не давал ей ни минуты покоя, часто смешил ее, хотя ей не всегда хотелось смеяться. Он обращался с ней то как с дорогим для него существом, то как с противником. Он был то приятель, то любовник, то шутил, то целовал ее до тех пор, пока у нее не начинала кружиться голова.

И Тори вдруг обнаружила, что ее захватил водоворот его чувств, из которого, она понимала, ей не выбраться.

— Опять ты ведешь себя не по-джентльменски, — упрекала она его после очередной напористой атаки на ее душевное равновесие.

Девон выглядел оскорбленным и в то же время торжествующим.

— А я и не стремлюсь быть джентльменом.

— А я не хочу быть идиоткой! Знаешь, Девон…

— А ты знаешь, как сверкают твои глаза, когда ты на меня сердишься? — прервал он ее.

— Честное слово, тебя, наверное, и из пустыни-то выгнали за твой характер!