Когда я спросила у Жаклин, как отреагировал ее муж, когда она рассказала ему о том, что с ней произошло, она почему-то подозрительно примолкла. Я не знала, что и думать, но у меня возникло подозрение, что между Жаклин и Ризи Донован не все в порядке.

Время пролетело быстро, а потом я встречалась с Брэдом в Пивном доме. Несмотря на дождь, который шел с перерывами с раннего утра, я пребывала в отличном настроении.

Пивной дом находился приблизительно в двух кварталах от Цветочной улицы и, казалось, был популярным местом сборищ любителей пропустить рюмку после работы. Шум стоял неимоверный — из музыкального автомата доносилась музыка, слышался веселый смех, громко говорил включенный телевизор над баром — показывали какую-то баскетбольную игру. Я не слишком интересуюсь спортом, но знаю, что большинство мужчин болельщики. Из-за шума и полутьмы в зале я немного растерялась.

Брэд нашел отдельную кабинку у задней стенки и, увидев меня, встал и замахал руками над головой. Я улыбнулась и помахала ему в ответ, затем быстро прошла через зал, обходя столики и стулья.

— Я уж стал подумывать, что ты не придешь, — сказал он, усаживаясь снова на свое место.

— Я опоздала?

Взглянув на часы, я с удивлением увидела, что было уже пятнадцать минут седьмого. Я стряхнула капли дождя с куртки, и Брэд повесил ее на спинку стула.

— Все прекрасно, не волнуйся, но у меня есть только полчаса или около того. Воспитательница из дневного центра сказала, что она продержит Коди до семи пятидесяти, и ни минутой дольше, а мне туда добираться по крайней мере минут двадцать.

— Сколько лет твоему сыну?

— Восемь. Он не перестает мне говорить, что уже достаточно взрослый, чтобы находиться в дневном центре, но я не разрешаю ему целый день оставаться одному.

По тому, как Брэд нахмурился, я догадалась, что эта тема неоднократно поднималась этим летом.

— Иногда я могу поклясться, что ребенок восьми лет даст фору восемнадцатилетнему.

Я подумала о своих племянницах и, хотя не была матерью, прекрасно понимала, о чем он говорит.

— Поскольку у нас не слишком много времени, — сказал Брэд, — я не стал бы тратить его на разговоры обо мне. Я хочу узнать о тебе больше.

Я считала себя не самой увлекательной темой для разговора. Тем не менее я была польщена его ко мне интересом.

— Знаю, сейчас интерес к вязанию повысился, но разве не рискованно открывать магазин в наше неспокойное время? — спросил он, прежде чем я смогла опередить его своими вопросами.

О Брэде я знала мало, только то, что говорили мне мои глаза. Он был красив как грех. По отрывочным сведениям, почерпнутым из разговоров, я также знала, что он разведен и, очевидно, восьмилетний сын оставался у него под опекой, но этим все и ограничивалось.

Определенно он не был первым, кто выражал обеспокоенность тем, что я выбрала самый неудачный момент. Все волновались, что я окажусь жертвой нашей слабой экономики, но я прошла и огонь и воду начиная с шестнадцати лет, поэтому открытие собственного магазинчика пряжи не было рискованней остального в моей жизни. Маргарет сразу же пришла и объявила, что я совершаю ошибку. Но если бы я выжидала идеальных условий, этого никогда бы не произошло. После рецидива рака я понимала, что не могу ждать, пока жизнь станет совершенной во всех отношениях. Я должна сама найти свое счастье в жизни и перестать ждать, когда кто-то найдет его за меня.

Я заметила, что Брэд уже заказал кувшин пива, который только что принесли. Он расплатился с официанткой и налил нам по кружке.

— Мой отец умер после Рождества, — сказала я так, словно это все объясняло. — Я старалась справиться с этой потерей, а потом в один прекрасный день обнаружила, что яростно вяжу, и вспомнила разговор, который мы вели несколько лет назад.

Брэд отпил пива и кивнул мне, чтобы я продолжала. У меня от слез сдавило горло, но мне удалось справиться с эмоциями, которые переполняли меня при упоминании об отце. Не знаю, привыкну ли когда-нибудь к мысли, что его больше нет. Я на мгновение замолчала.

— Дальше, — подбодрил меня Брэд.

— В то время я считала, что это мне, а не ему осталось недолго жить.

— Ты говорила, что у тебя был рак.

— Дважды — Я хотела, чтобы он понял.

Я подождала его реакции, но он никак не отреагировал.

— Дальше, — повторил он. — Ты говорила о своем отце.

Я отхлебнула пива. Он выбрал темное, мое любимое.

— Я находилась в больнице, и это было как раз накануне мой второй операции на мозге. Мама и папа пришли, чтобы провести со мной тот вечер. Мама читала, а мы с отцом разговаривали.

Я так хорошо помню тот вечер, потому что в глубине души была убеждена, что умру, не дождавшись нового года. Отец был единственным, кто поверил в меня, кто настаивал, что я непременно обману смерть и во второй раз.

— Он попросил меня описать один идеальный день, — сказала я Брэду.

Я понимала, он заставляет меня признать, что я действительно хочу жить. Эта просьба была его средством втянуть меня в будущее. В будущее, которого, по моему твердому убеждению, у меня никогда не будет.

— И что ты ему сказала? — Брэд наклонился вперед и сомкнул руки вокруг своей кружки.

Я на несколько секунд закрыла глаза.

— Что хочу проснуться в своей постели, а не на больничной койке.

— Тут я ни в чем не могу тебя обвинить.

Я широко улыбнулась. С Брэдом было на удивление легко говорить о себе.

— Затем я хотела бы нюхать цветы, побывать у воды и почувствовать солнечные лучи на своем лице.

— На тихоокеанском северо-западе? — улыбнулся он, задавая вопрос, и я не удержалась и рассмеялась в ответ.

— Мой идеальный день бывает в конце лета, когда у нас много солнца. — Эта среда была тому хорошим примером. — А теперь не отвлекай меня.

— Угу.

Его глаза блестели, и на мгновение я была так зачарована, что пришлось отвести взгляд.

— Я проснусь от солнечного луча под пение птиц, — продолжала я, — и мой идеальный день начнется с чашки крепкого кофе и теплого круассана. Я неспешно пройдусь по морскому берегу.

— А потом?

— Я буду вязать.

Я вспомнила, каким удивленным показался мне отец, услышав от меня это. Ему не следовало бы так удивляться. К тому времени я вязала уже несколько лет. Я помню, как мое желание вязать — считать вязание частью моего идеального дня — беспокоило его. Вязание, по его мнению, деятельность, требующая уединения, и скоро я превращусь в затворницу.

— Вязать в собственном магазинчике пряжи? — тихо спросил Брэд.

— Вроде того.

То, что я больше всего люблю в вязании, так это общество других любителей вязать. Как только я случайно натыкаюсь на человека (обычно это женщина, но не обязательно), который вяжет, это похоже на обретение давно потерянного друга. Мы сразу же устанавливаем дружеские отношения. И не важно, что всего несколько секунд до этого мы были незнакомцами, но сразу же определяем, что нас связывает. Я разговаривала с другими любителями вязания в приемных врачей, в очередях гастронома — вообще повсюду. Мы обменивались ужасными историями об опечатках в узорах и незаконченных изделиях. И мы все любим похвастать покупками невероятно хорошей пряжи и, конечно, обсудить свои текущие достижения.

— Я хотела помогать людям открывать те чувства удовлетворения и гордости, которые испытываю сама, когда заканчиваю вязать изделие для того, кого люблю.

«Лучше и не скажешь», — подумала я.

— И чем закончится твой идеальный день?

— Музыкой, и шампанским, и мерцанием свечей, — сказала я застенчиво, что было правдой лишь отчасти. Отцу я сказала, что хочу закончить свой день танцами.

Мой папа сказал мне, что у меня будет такой идеальный день. Только никто из нас не знал, что его не будет здесь, чтобы насладиться им со мной.

— Что-то не так? — спросил Брэд, пристально на меня глядя.

Я покачала головой.

— Просто подумала о том, как сильно мне не хватает отца.

К моему удивлению, Брэд протянул руку через стол и сжал мои пальцы.

— У тебя было не самое лучшее время, не так ли?

Я разозлилась. Мне не нужно ни его сочувствия, ни его жалости. Чего я хотела больше всего, так это быть нормальной. Одним из моих самых страшных опасений было то, что я больше не смогу понять, что такое быть нормальной.

— Рак — это часть меня, но не все. Сегодня у меня ремиссия, но я не могу ничего сказать о том, что будет завтра или на следующей неделе. Я постоянно находилась в режиме ожидания с тех пор, как мне перевалило за двадцать, но теперь все миновало. И меня спасли не только врачи или медицина, особенно потому, что я эмоционально умерла, когда узнала, что рак вернулся. — Я глубоко вздохнула. — Мой отец не позволял мне сдаваться, и, когда я открыла для себя вязание, почувствовала, словно нашла Святой Грааль, потому что было нечто, что я могла делать самостоятельно и без посторонней помощи. Я могу делать это лежа в кровати, если нужно. Это был способ доказать, что я — больше чем просто жертва.

Взгляд Брэда стал мрачным, и я подумала, что он действительно слышит меня.

— Ты хочешь меня еще о чем-то спросить? — Я выпрямилась, приготовившись держать оборону.

Улыбка приподняла уголки его рта.

— Почему тебе понадобилось так много времени, чтобы сказать «да» и пойти выпить со мной пива?

— Отношения не входят в мой идеальный день, — поддразнила его я, хотя это было далеко от правды.

— Нет, серьезно, я хочу знать.

В основном, полагаю, потому, что я боялась отказа. Но я сказала только:

— Не знаю.

— Ты хочешь снова пойти со мной куда-нибудь?

Наши взгляды встретились. Я кивнула.

— Хорошо, потому что у меня осталось всего несколько минут, а я хочу, чтобы мы узнали друг друга получше.