Виктория Холт - Мадонна Семи Холмов

И когда французский король услышал о заключении этих союзов, он не на шутку встревожился. Солдаты его устали, расслабились, более того, начали проявлять неподчинение, многие были больны. Карл мог получить неаполитанскую корону, но пришел к выводу, что на неделю – а именно столько бы она продержалась на его голове, если бы союзные силы решили против него выступить, – она ему совершенно не нужна.

Из этого положения был только один выход: как можно скорее покинуть Италию. Но на обратном пути он встретится с Папой, которого совершенно справедливо подозревает в организации враждебного союза, и потребует от него формального введения во владение Неаполем.

Карл оставил Неаполь и двинулся на север, но Александр, узнав о его приближении, срочно уехал в Перуджу, так что, прибыв в Рим, Карл нашел Ватикан опустевшим.

Он кипел от ярости, но ему ничего не оставалось, кроме как продолжать отступление.

Странная ситуация! Он завоевал эту землю, он прошел по ней победоносным маршем, и властители многочисленных местных государств склонились перед ним, он прибыл в Рим, уверенный, что Папа, этот Борджа, также превратится в его вассала. Все шло к этому. И…

Карл возвращался во Францию, на все лады проклиная хитрого ватиканского лиса.

В Перудже Александр наслаждался жизнью. Его тактика снова оправдала себя – как и во времена Каликста. И тогда он просто выжидал, приспосабливаясь к обстоятельствам, и теперь он хранил спокойствие, а враги сами сыграли ему на руку.

С ним были Джулия и Чезаре, но ему ужасно не хватало возлюбленной дочери.

– Лукреция должна приехать к нам, – объявил он Чезаре. – Слишком долго она была вдали.

Чезаре радостно улыбнулся: он предвкушал встречу с сестрой. Настроение у него вообще стало лучше – наверняка после его приключения с французами отец поймет, что лучшего главнокомандующего, чем Чезаре, ему не сыскать. Разве мог бы обыкновенный кардинал бороться, как он, с солдатами или предпринять столь отчаянный побег?

Чезаре исполнилось двадцать лет, он очень вырос и окреп, а Папе, несмотря на всю его жизнерадостность и энергичность, было все-таки уже шестьдесят четыре.

И Чезаре начал мечтать о том дне, когда отец станет обращаться к нему за советами, а решения будет принимать именно он, Чезаре.

На данный момент их желания совпадали: оба они хотели, чтобы Лукреция как можно скорей прибыла в Перуджу.

Джованни Сфорца – к тому времени он уже вернулся в Пезаро – совсем не понравилось папское послание.

Он ворвался в апартаменты Лукреции: она уже отдавала распоряжения паковать ее багаж.

– Ты никуда не поедешь! – объявил он.

– Не поеду? – Лукреция удивленно уставилась на него. – Но я получила приказ от отца.

– Я – твой муж, и только я имею право отдавать тебе приказания.

– Джованни, ты не можешь мне запретить ехать.

– Могу и запрещаю!

Сейчас он был смелым – потому что между Пезаро и Перуджей было приличное расстояние. Бедняга Джованни! – подумала Лукреция. Обычно-то он труслив, как заяц.

Но это расстояние придется учитывать и ей, Лукреции.

Джованни, как всякий слабый человек, пытался продемонстрировать свою силу в любых обстоятельствах, когда ему не грозила опасность. Поэтому он повернулся к слугам и скомандовал:

– Распакуйте сундуки и положите на место платья графини!

И решительным шагом вышел из комнаты.

Лукреция и не пыталась скандалить или сердиться: она была похожа на отца и верила в эффективность дипломатических подходов. Она была твердо убеждена, что это – лишь временная задержка и скоро она отправится-таки в Перуджу. Поэтому она лишь улыбнулась и села писать письмо отцу.

Джованни узнал себе цену, точнее, он узнал, что может торговаться. Да, он человек бедный и никакого веса в обществе не имеет, но Борджа следует помнить, что, хотя его жена и является дочерью Папы, она все-таки обязана подчиняться мужу. Так что, если она им так дорога, им придется оказать уважение и ее супругу.

Он хотел бы выйти из того неловкого и презренного положения, в которое они его поставили. Он хотел получить новый военный пост, а поскольку Папа заключил союз с Венецией, то почему бы ему не сделать Джованни командующим венецианской армией? Папа с легкостью может устроить это для своего зятя, и в таком случае Джованни Сфорца не станет накладывать никаких ограничений на передвижения своей жены.

Когда Папа узнал о пожеланиях Сфорца, он расхохотался.

– Ты погляди, – сказал он Чезаре, – в этом дурачке наконец-то появились проблески отваги. Придется поговорить о нем с дожем.

Чезаре терпеть не мог Джованни Сфорца. Он бы ненавидел любого, за кого бы Лукреция ни вышла, но этот тип был ему особенно отвратителен.

– Жаль, что мы не можем найти способа вообще избавить Лукрецию от Джованни Сфорца.

Папа потупил взгляд.

– Может быть… Всякое случается… – пробормотал он. – Порою… Ладно, пока мы отправим его к дожу.

Джованни ворвался в комнату жены с криком:

– Я получил кондотту в венецианской армии!

– Разве ты не рад? – с улыбкой спросила Лукреция. – Разве не об этом ты мечтал?

– Да, теперь я сравнялся с твоим братцем.

– Совершенно верно, теперь армией венецианцев командуют Джованни Борджа и Джованни Сфорца.

– Мы – оба командиры. Но есть разница, об этом твой отец позаботился. Я буду получать четыре тысячи дукатов, а твой брат… тридцать одну тысячу!

– Но, Джованни, – попыталась успокоить его Лукреция, – если бы тебе пришлось делать то, что приходилось делать моему брату, ты был бы не рад его деньгам.

– Я прекрасно знаю, чем занимался твой Джованни! – жилы у него на висках вздулись от гнева. – Все дело не в этом. Твой отец хотел подчеркнуть, что рядом с твоим братом я ничего не стою! Он нарочно меня оскорбил. Я не позволю тебе ехать!

Лукреция немного помолчала, потом спокойно произнесла:

– Хорошо. Но тогда ты не получишь и четырех тысяч дукатов.

Джованни сжал кулаки и шагнул к ней: на глазах у него выступили слезы ярости.

Лукреция хранила спокойствие. Она думала лишь об одном: скоро мы поедем в Перуджу, а оттуда он отправится в армию, и я не буду его видеть.

И она принялась мечтать о том, как замечательна будет жизнь с отцом и братом.

Какими же горячими и страстными были приветственные объятия отца и Чезаре!

– Даже не понимаю, как я мог так долго без тебя жить! – заявил Папа.

– Я ужасно по тебе скучал, – вполголоса добавил Чезаре. Она целовала их и приговаривала:

– О, отец мой и брат! Почему все мужчины кажутся рядом с вами такими незначительными и неинтересными?

Они внимательно ее разглядывали. Лукреция изменилась – таков был приговор Чезаре, и на мгновение лицо его потемнело: он вспомнил, что теперь брак Лукреции стал таковым не только по названию.

– Наша малышка повзрослела, – сказал Папа. – Я виню себя во всем, что с тобой произошло: не следовало мне отпускать тебя.

– Да, времена были тяжелые, – поддакнул Чезаре. – Ваше Святейшество, вспомните, как мы страдали, когда наши любимые были в опасности.

– Ты прав, сын мой. Но что прошло – то прошло. Хватит горевать. Давайте устроим банкет в честь возвращения моей дорогой доченьки, мне так хочется послушать, как вы поете дуэтом, и посмотреть, как вы танцуете. Чезаре взял Лукрецию за руку:

– А что ты на это скажешь?

– Я мечтаю станцевать с тобой. И желаю показать всему свету, как я счастлива, что мы снова все вместе.

Чезаре прикоснулся ладонями к ее лицу.

– Ты изменилась, но в чем, не пойму.

– Я просто стала старше.

– И теперь лучше знаешь жизнь, – сказал Папа с усмешкой.

Чезаре вновь поцеловал ее:

– Дорогая моя сестра, надеюсь, испытания, через которые тебе пришлось пройти, не были очень уж ужасными?

Она прекрасно поняла, что крылось за этим вопросом, и рассмеялась:

– Да нет, ничего страшного.

Папа положил руку на плечо Чезаре:

– Отпусти ее. Пусть женщины оденут ее к банкету, а потом я буду смотреть, как вы танцуете. И буду счастлив, потому что наконец-то двое моих любимых деточек снова со мною, под одной крышей.

Лукреция поцеловала отцу руку и вышла. Мужчины смотрели ей вслед.

– Как она очаровательна! – воскликнул Чезаре.

– Я начинаю думать, что она – действительно самая красивая девушка Италии, – ответил Папа.

– А я уверен в этом, – Чезаре глянул на отца. Он знал, что Джулия утрачивает свое влияние на Александра: Папа никак не мог простить ей, что она жила со своим мужем. Александр сделал красивый жест – выехал встречать Джулию после выкупа ее из плена, но Чезаре был уверен, что Джулия – уже не основная любовница отца, и был рад этому. Его всегда бесило непомерное возвышение семейства Фарнезе.

И хотя на взгляд стороннего наблюдателя Александр бездействовал и предавался удовольствиям, на самом деле он обдумывал свои дальнейшие шаги. Он объявил Чезаре:

– Надеюсь, скоро мы вернемся в Рим. И нам придется немало потрудиться, чтобы несчастья, которые мы недавно пережили, больше не повторялись. Чезаре, нам необходимо отобрать власть у местных князьков и баронов – ведь они доказали свою неспособность противостоять неприятелю. Я вижу сильную, единую Италию.

– Сильную Италию под рукою Папы, – согласился Чезаре. – Но вам нужна хорошая армия, отец, и хорошие генералы.

– Ты прав, сынок.

Александр видел, что Чезаре вновь готов просить отпустить его, вновь готов уверять, каким хорошим он станет командующим.

И Александр понял: сейчас не время сообщать Чезаре о том, что он запланировал отозвать Джованни из Испании. Джованни предстоит стать главнокомандующим войсками Святейшего престола и отправиться с походом на Орсини, которые так мерзко повели себя во время французского нашествия и предали интересы Папы. А когда он поставит на колени Орсини, все остальные семьи увидят, насколько силен стал Папа, и поддержат его, иначе их постигнет участь Орсини.