«Мне бы хотелось иметь сыновей, таких же славных, как Эдмунд, — мечтала девушка по ночам. — Как жаль, что у меня нет сестер! Я бы с ними играла…»

Редкие гости, приходившие к ним в дом, старались избегать при девочке упоминания о ее настоящем отце.

Друзья Франса Винтака догадывались, что Сирилла — неродная его дочь, и, по всей вероятности, полагали, что ее настоящий отец попросту от нее отказался. Не желая наносить девочке травму, они предпочитали делать вид, будто верят тому, что художник и есть ее родитель.

И без того унизительное положение Сириллы и ее матери только усугублялось этим умалчиванием.

«Как они смеют думать так о маме?» — порой с тоской спрашивала себя девочка.

Повзрослев, она поняла, что ничего другого люди и не могли думать.

— Как мне ненавистна такая жизнь! — восклицала порой Сирилла, ворочаясь без сна в постели.

А между тем именно такую жизнь уготовил ей маркиз, когда обратился со своим предложением.

— Мы всегда будем вместе, моя дорогая, — сказал он.

Эти слова не раз произносил и Франс Винтак, обращаясь к матери Сириллы.

— Пока мы вместе, нам ничего не страшно! Зачем беспокоиться о будущем — ведь мы вместе! Забудем прошлое. Главное — что мы вместе, ты и я…

Сирилле без конца чудились эти слова, которые своим красивым певучим голосом немного с акцентом произносил Франс Винтак, и, как правило, ее мать отвечала на них нежной, полной любви улыбкой, и глаза ее загорались чудным блеском.

Уже тогда Сирилла «твердо решила, что для нее недостаточно просто „быть вместе“ с любимым человеком. Ей хотелось чего-то большего — прочного положения, достатка, респектабельности. А это мог дать ей только брак.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Маркиз в хорошем настроении ехал в Айлингтон.

На его лице было то же победное выражение, какое появлялось всякий раз, когда ему удавалось выиграть на скачках или победить соперника в боксе.

Он добился того, что, по мнению его секретаря, было невозможно, и имел все основания гордиться собой.

Когда вчера днем маркиз вернулся в Фейн-хауз и послал за своим секретарем мистером Эшуортом, ведавшим кроме своих обязанностей еще и финансами маркиза, он чувствовал, что обустройство жилища для Сириллы — это самое волнующее из всего, что ему доводилось делать в жизни.

Маркиз понимал, что сразу он не сможет дать ей всего, что хотел бы. В то же время в мечтах он уже представлял, какие картины развесит по стенам, какими коврами устелит пол, какую закажет мебель — словом, создаст обстановку, достойную, по его мнению, этой уникальной девушки.

С самого начала маркиз решил, что Сириллу должны окружать картины, которые выгодно бы оттеняли ее красоту, столь гениально изображенную Лохнером. Поразмыслив, он пришел к выводу, что лучше всего для этой цели подойдут Буше и Боттичелли. Эти полотна висели в его доме на Беркли-сквер, и именно их маркиз намеревался повесить в особняке, куда предстояло переехать Сирилле.

Однако когда он обратился к мистеру Эшуорту с такими словами: «Я хочу, чтобы вы сегодня же купили для меня дом оригинальной постройки и непременно с садом», секретарь уставился на него в немом изумлении.

— Сегодня, милорд? — переспросил он, не веря своим ушам.

— Именно так! — подтвердил маркиз.

— Но это невозможно!

— На свете нет ничего невозможного! — не допускающим возражения тоном изрек маркиз. — Во всяком случае, для меня.

Он произнес эти слова с улыбкой, и мистер Эшуорт подумал, что, вероятно, с его хозяином произошло что-то очень приятное. Еще никогда маркиз Фейн не выглядел таким довольным и счастливым.

Секретарь представить не мог, что же могло привести его в такое прекрасное расположение духа.

За последние дни не было скачек, на которых лошадь маркиза, как обычно, пришла бы первой, впрочем, как и других спортивных состязаний, до которых он был весьма охоч.

И все же маркиз сиял и явно чувствовал себя победителем.

Мистер Эшуорт был слишком тактичен, чтобы задавать какие бы то ни было вопросы. Вместо этого он сказал:

— Я сделаю все, что в моих силах, милорд, чтобы найти именно такой дом, какой вам требуется, однако должен заметить, что сезон только начался и все подходящие помещения уже давно сняты по крайней мере на ближайшие два месяца.

— Ищите, Эшуорт, ищите! — настойчиво повторил маркиз.

— У меня тут два письма, милорд, которые требуют вашей подписи, — быстро проговорил мистер Эшуорт, радуясь, что можно сменить тему. — Еще я должен сообщить, что, к сожалению, ваша кузина, вдовствующая леди Блетчли, вчера вечером скончалась.

— Пошлите венок, — откликнулся маркиз и не глядя подписал письма, поданные ему секретарем.

Разумеется, милорд. Похороны состоятся за городом, так как ее светлость скончалась в доме своего сына.

Только тут маркиз поднял голову от стола.

— Насколько мне известно, у ее светлости был дом в Лондоне неподалеку отсюда. Или я ошибаюсь?

— Нет, милорд, не ошибаетесь. На Саут-стрит, если быть точным. Дом под номером девятнадцать. Осмелюсь напомнить, что он выгодно отличается от других особняков, расположенных по соседству.

Маркиз многозначительно посмотрел на мистера Эшуорта, и тот мгновенно его понял.

— А ведь это вполне возможно, милорд!

— Насколько мне известно, ее светлость последний год не жила в Лондоне.

— Затрудняюсь ответить точно, милорд.

— Я слышал, — неторопливо продолжал маркиз, — что, когда леди Блетчли заболела, она уехала в свое загородное поместье и с тех пор жила там со старшим сыном.

Мистер Эшуорт промолчал, понимая, что его хозяин скорее рассуждает сам с собой, чем ждет ответа.

— Мне также известно, — добавил маркиз, — что моя кузина намеревалась оставить свой дом в Мейфере младшему сыну, молодому человеку, весьма склонному к азартным играм. Я частенько встречал его в Уайтс-клубе. Полагаю, что найду его там, если поеду сейчас же.

— Похороны назначены на послезавтра, милорд, — напомнил мистер Эшуорт.

— Значит, Чарли Блетчли наверняка сидит в клубе, — подвел черту маркиз, подымаясь.

Он покинул кабинет с такой скоростью, что мистеру Эшуорту оставалось лишь изумленно взирать ему вслед.

Что произошло с хозяином? Откуда вдруг эта неуемная энергия?

Он даже утратил свой обычный цинизм — качество, по мнению мистера Эшуорта, совершенно неподходящее для такого молодого человека.

Действительно, сейчас, когда маркиз торопился в Айлингтон, вряд ли кто-нибудь назвал бы его циником.

Он был в восторге от своего плана. Дом леди Блетчли как нельзя лучше подходил для Сириллы.

Конечно, его придется обставить заново. У ее светлости, дамы весьма обеспеченной, имелась кое-какая красивая мебель, которую, по мнению маркиза, можно даже оставить, пока он не найдет другую обстановку, более достойную Сириллы.

Сам дом был построен в прошлом веке знаменитым архитектором Робертом Адамом и выглядел очень импозантно. Это был особняк с просторными светлыми комнатами, красивыми карнизами, изысканными каминами и паркетными полами.

Ковры и шторы были, на взгляд маркиза, хотя и далеки от совершенства, но свидетельствовали о хорошем вкусе хозяйки, а уж после убожества и бедности Айлингтона они наверняка покажутся Сирилле верхом роскоши.

Вокруг дома располагался небольшой, хорошо ухоженный садик. Сейчас в нем вовсю цвели тюльпаны и маргаритки, а плодовые деревья только собирались зацвести.

Маркиз уже представлял себе, как восхитительно будет выглядеть Сирилла среди роскошной цветущей природы. Картина эта стояла перед ним как живая, и ему вдруг до боли захотелось увидеть так поразившую его девушку, стиснуть ее в объятиях и расцеловать.

За свою жизнь маркиз целовал бессчетное количество женщин, но никогда прежде не испытывал он такого всепоглощающего восторга, такой неземной радости, как в то мгновение, когда его губы коснулись губ Сириллы. А самое главное — он был уверен, что и она испытывает точно такое же чувство по отношению к нему.

— Я люблю ее! — воскликнул маркиз, не в силах сдержать эмоций. — Мне даже в голову не могло прийти, что я способен на такое сильное чувство…

Ему хотелось и смеяться, и плакать от счастья. Оставалось только благодарить судьбу за то, что она помогла ему полюбить женщину такой же совершенной любовью, какую до этого он испытывал лишь к искусству и спорту.

Маркизу повезло — он без труда отыскал Чарли Блетчли. Еще меньшего труда стоило маркизу уговорить своего молодого родственника продать ему — за весьма солидную сумму — дом, унаследованный от матери.

Как и предполагал маркиз, долги юного Блетчли достигли такой астрономической суммы, что у него не было ни малейшего шанса расплатиться с кредиторами, кроме как пустив в ход так кстати подвернувшееся наследство.

Маркиз пробыл в Уайтс-клубе недолго, а покинул его уже законным владельцем дома на Саут-стрит, заручившись к тому же разрешением прежнего владельца переехать немедленно, не дожидаясь оформления сделки у нотариуса.

— Должен заметить, что вы зря времени не теряете, кузен Вирго! — восхищенно воскликнул Чарли Блетчли. — Я боялся, что мне не удастся сбыть с рук этот дом по крайней мере в течение года, а это означало бы, что придется нанимать управляющего, да еще и платить ему бог знает сколько!

— Тебе определенно повезло, — с улыбкой промолвил маркиз, умолчав при этом, что и ему, надо признаться, тоже.

Отъезжая от Уайтс-клуба, он размышлял о том, что судьба, так счастливо соединившая их с Сириллой, продолжает осыпать его своими милостями.

Да и в кое-каких прежних событиях — например, в том, что Франс Винтак решил продать вторую изготовленную им подделку именно Айзексу, а тот в свою очередь, тоже не без вмешательства рока, отнес картину принцу Уэльскому, просматривался перст судьбы.

«Несомненно, мне следует поставить Его Высочество в известность о том, что понравившаяся ему картина — фальшивка», — подумал маркиз, но потом решил, что пока упоминать об этом не следует, иначе принц загорится желанием познакомиться с Сириллой.