Барбара Картленд - Мадонна с лилиями

1802 год

Экипаж маркиза Фейна, запряженный чистокровными лошадьми, не спеша катил по Сент-Джеймс-стрит, обращая на себя внимание редких в этот вечерний час прохожих.

Маркиз будил в человеческих сердцах зависть, ревность и другие сильные чувства не только потому, что в его коляску были запряжены породистые лошади.

Он был первым во всем, за что брался, поэтому окружающие ревниво относились к его успехам. Неудивительно, что маркиз снискал весьма сомнительную славу распутника и гуляки даже среди тех, кто вращался в кругу принца Уэльского.

Великолепный спортсмен, он пользовался уважением в спортивном мире, однако часто вызывал ярость конкурентов в непростом деле, каким является разведение лошадей. Этот человек был так уверен в своем превосходстве, что остальным приходилось мириться с тем, как он виртуозно обходит их в любом деле, за которое брался.

Маркиз был удачлив и в том, что касалось прекрасного пола. Ему не раз удавалось похищать самых блестящих светских красавиц прямо из рук своих соперников.

Поговаривали, что он разбил больше сердец, чем любой другой светский бонвиван.

Порой любовные похождения вызывали недовольство принца Уэльского.

— Не понимаю, что они все в вас находят, Фейн, — раздраженно заметил Его Высочество в тот момент, когда узнал, что красавица танцовщица из театра Ковент-Гарден, привлекшая его внимание, уже пользуется покровительством маркиза.

Впрочем, вопрос не требовал ответа.

Дело в том, что маркиз был не только красив, но и богат, как крез. Его особняки были наполнены произведениями искусства, которые его предки собирали еще со времен царствования королевы Елизаветы I.

К тому же Фейн не раз во всеуслышание объявлял, что никогда не был влюблен, и тогда станет понятно, что все это вместе взятое таило в себе притягательную силу для женщин.

— Нет на свете женщины, которая в глубине души не хотела бы попробовать исправить этого распутника, — заметил накануне в разговоре пожилой джентльмен, член Уайтс-клуба. — Но повлиять на Фейна — это все равно что задаться целью потушить лесной пожар с помощью ведра воды!

Этот разговор был вызван последней новостью — как писали газеты, леди Изабель Чэтли отбыла из Лондона, «чтобы отдохнуть и поправить свое здоровье на свежем деревенском воздухе».

Однако каждому было ясно, что деревенский, равно как и всякий другой, воздух не в силах излечить разбитое сердце той, что побывала в объятиях маркиза Фейна.

Он начал тяготиться обществом леди Чэтли еще в начале апреля, когда двор возвратился в Лондон.

К концу месяца уже ни для кого не были тайной ни отвергнутые чувства несчастной красавицы, ни равнодушие Фейна. Порой приходилось слышать, как леди Чэтли в отчаянии призывала смерть.

То, что она наконец решила оставить эту бессмысленную гонку за маркизом и удалиться в деревню, было приятной новостью для тех, кто уже устал от ее постоянных стенаний. Однако все без исключения сходились во мнении, что маркиз Фейн поступил в данной ситуации некрасиво.

Начиная этот легкий флирт — а именно им, по всей вероятности, он собирался и ограничиться, — Фейн должен был почувствовать, что леди Изабель отличает некоторая назойливость.

— То, что она необыкновенно хороша собой, вовсе не служит ему оправданием, — задумчиво произнес другой член клуба. — В конце концов, таковы все женщины Фейна! Он проявляет небрежность к чувствам других и не задумывается о последствиях.

Те, кто находился рядом и слушал беседу двух пожилых джентльменов, про себя вздохнули, подумав, что их «интерес» к женщинам не приносит им и половины тех результатов, которых так легко добивается маркиз.

Потягивая бренди и неторопливо размышляя о том, как провести сегодняшний вечер, члены клуба пришли к единому мнению, что маркиз получает от жизни гораздо больше удовольствия, чем все они вместе взятые. И мысль эта была им не слишком приятна…

Тем временем маркиз, который с присущими ему искусством и элегантностью сам управлял своим экипажем, свернул с Сент-Джеймс-стрит и направился в Карлтон-хауз.

Перспектива провести вечер с принцем не слишком привлекала Фейна. Приглашение Его Королевского Высочества было доставлено в тот момент, когда маркиз, вернувшись к себе на Беркли-сквер, переодевался к обеду, который он собирался провести в обществе очаровательной леди Эбботт.

Эта дама обратила на себя внимание Фейна вчера вечером в Девоншир-хауз благодаря своему наряду. Ее одеяние было настолько прозрачным, что, когда леди Эбботт появилась в гостиной, все присутствующие на какое-то мгновение онемели от изумления.

Маркиз и раньше встречался с леди Эбботт на светских раутах, но он и не предполагал, насколько совершенна ее фигура, пока нескромное платье не выявило ее прелестей столь явно.

По своему обыкновению Фейн решил, » что дама заслуживает большего, чем мимолетный взгляд, а уж в том, что ей польстит его внимание, маркиз, с присущей ему самонадеянностью, нимало не сомневался.

Ее темные волосы и чуть раскосые зеленые глаза напомнили Фейну грациозную пантеру, а в разговоре леди Эбботт проскальзывали игривые нотки, как бы намекая, что дама не прочь пофлиртовать.

Все это заинтересовало маркиза, так как он предпочитал женщин, искушенных в любви и знакомых с законами светской жизни.

Беспокойные мамаши старались, чтобы их молоденькие дочери не попадались на глаза маркизу, словно от одного взгляда на этого порочного человека могла пострадать их невинность, но беспокойство их было напрасным — маркиза настолько не интересовали светские барышни, что он их просто не замечал.

Порой кто-нибудь из близких родственников Фейна пытался завести разговор о том, что пора остепениться, жениться и обзавестись наследником, но маркиз с негодованием отвергал такого рода советы.

Для себя он давно решил, что если когда-нибудь женится, то непременно на вдове, то есть на женщине, которая знает свет, а следовательно, сумеет угодить его непостоянной натуре.

Больше всего на свете маркиз боялся скуки и потому старался по возможности реже оказываться в компании или в ситуации, где ему угрожала эта опасность.

Скачки, бокс или охота — все, что предполагало активное действие, доставляло несказанное удовольствие маркизу. Но не меньшее удовлетворение приносила ему погоня за привлекательной дамой, особенно если добыча ускользала, а сама погоня за ней не обещала быть легкой.

Но это случалось нечасто. Наоборот, женщины оказывались в объятиях Фейна с такой быстротой, что порой он даже не успевал раскрыть этих объятий.

Вот и сейчас маркиз возлагал большие надежды на обед с леди Эбботт, но опасался, что этот вечер кончится, как многие другие, то есть дама сдастся слишком быстро.

Экипаж маркиза остановился у изящного коринфского портика Карлтон-хауз, выстроенного архитектором Генри Холландом.

Дом еще не был окончательно отделан, но уже удостоился противоречивых оценок. В ближайшем окружении принца Уэльского его считали произведением искусства, те же, кто не принадлежал к этому избранному кругу, находили его дорогостоящей и пустой игрушкой.

Ни для кого не было тайной, что долги Его Королевского Высочества уже достигли астрономической суммы в полмиллиона фунтов, причем подавляющая часть расходов приходилась на переделку и украшение помпезного дворца принца.

Кое-кто открыто называл Карлтон-хауз слишком роскошным, а потому вульгарным.

Маркиз Фейн, напротив, находил, что у принца тонкий вкус, и, хотя Его Королевское Высочество для обустройства своего жилища влез в непомерные долги, потомки, которые будут наслаждаться собранными во дворце произведениями искусства, по достоинству оценят Карлтон-хауз.

Входя в просторный зал, украшенный ионическими колоннами из сиенского мрамора, и поднимаясь по изящной лестнице, маркиз в очередной раз подумал, что принц Уэльский — человек выдающегося художественного вкуса, к сожалению, не до конца оцененного окружающими.

Европейское образование, полученное принцем, оказало сильное влияние на образ его жизни. Его Королевское Высочество частенько посылал агентов во Францию, где после революции и опустошительных наполеоновских войн можно было довольно дешево купить роскошную мебель и различные произведения искусства.

Посланцы обычно возвращались не с пустыми руками — они везли несметное количество предметов: напольных и каминных часов, экранов, изделий из бронзы, посуду из севрского фарфора, гобелены и тому подобное. И вот теперь, с постройкой Карлтон-хауз, вся эта роскошь и внушительная коллекция произведений изобразительного искусства, приобретенная на лондонских распродажах, — коллекция, равную которой не собирал ни один европейский монарх, получила наконец достойное обрамление.

Маркиз с удовольствием вспоминал, как он помогал Его Королевскому Высочеству выбирать полотна Патера, Греза, Ленена и Клода Лоррена, и теперь они висели в новых апартаментах принца, делая честь его вкусу и вызывая законную зависть у любого знатока искусства, но среди людей, которыми окружил себя принц, — людей, безусловно, умных и образованных — было слишком мало тех, кто так же любил искусство, как маркиз Фейн, который являлся обладателем подлинных сокровищ — изумительных картин и других произведений искусства, унаследованных им от предков. Многие из них не уступали в ценности тому, что приобрел принц Уэльский.

Неуемная страсть принца к коллекционированию вызывала раздражение у королевы. Как-то в разговоре она высказалась, что достаточно маркизу лишь показать Джорджу свои картины, и тот пускается на любые траты, лишь бы заполучить что-то подобное!

В действительности дело обстояло так, что когда бы принц Уэльский ни посетил его дом — будь то загородное поместье Фейн-парк в Хартфордшире или лондонский Фейн-хауз на Беркли-сквер, — Его Королевское Высочество немедленно загорался стремлением, как он выражался, «превзойти» своего друга.