Иннокентий Петрович преподавал в институте. До умопомрачения обожая астрономию, он двадцать пять лет назад погрузился в эту науку и служил ей верой и правдой до тех пор, пока не встретил прекрасную Звезду из созвездия «Немедленно женись на мне, дорогой, иначе до свидания». Иннокентий Петрович ни секунды не раздумывал, более того – был счастлив. К загсу летел вприпрыжку, ведь впереди маячило тихое семейное счастье: детишки, крутящиеся у телескопа, и астрономические открытия, за которые он, общаясь с журналистами, обязательно поблагодарит свою жену – чуткую женщину и единомышленницу.

Мечты так и остались мечтами, потому как прекрасная Звезда не столько любила несчастного Кепочкина и разделяла его планы на жизнь, сколько надеялась обрести статус законной супруги и заодно повысить свое материальное положение. Глядя на Иннокентия Петровича, нельзя было сказать, что он обеспеченный мужчина, но Звезду это ничуть не смущало – если профессор до сорока пяти лет не научился брать взяток и намекать студентам, что в зачетку необходимо вкладывать стодолларовую купюру, то она быстренько научит его такому пустяку. Это же верный хлеб с маслом и икрой, нельзя же столь пренебрежительно относиться к своим возможностям – Звезда осторожно начала подталкивать Кепочкина к новой жизни. Но Иннокентий Петрович был безнадежен, даже жестокое наказание супруги – отлучение от прекрасного тела – не принесло никаких результатов. В страшном сне влюбленному профессору не могло присниться столь низменное занятие. Студентам пришлось и дальше зубрить учебники, а Звезда выставила мужа за дверь.

Разрыв Иннокентий Петрович пережил тяжело, со слезами на глазах. Он был готов простить Звезде все, что угодно, но только не варварское отношение к его труду и науке – обратной дороги не было. Но, несмотря на неприятие жизненной позиции жены, Кепочкин остался благодарен ей за короткое счастье и при случае баловал конфетами. Звезда в ответ, не простив мужу интеллигентности и честности, всегда демонстративно выбрасывала гостинцы в мусорное ведро.

Профессор, держа гвоздику на вытянутой руке, приближался к цели. Размышляя, как бы выстроить диалог с бывшей супругой так, чтобы та выполнила его маленькую, необременительную просьбу, он шевелил губами и время от времени икал – не то от страха, не то от двух бутылок минеральной воды, выпитых на нервной почве перед самым выходом из дома.

Около знакомой двери Иннокентий Петрович впал в тихую панику. Вытер ноги о резиновый коврик, несколько раз пригладил прямые черные волосы, отковырнул кусочек краски от стены, мысленно извинился за это перед жильцами, покачал головой, глядя на свой выступающий живот, и все же нажал на кнопку звонка – была не была.

– Оксаночка, а это я, – робко произнес он, наткнувшись на недовольное выражение лица бывшей жены. Икота сразу прошла. – Гвоздичка тебе, нюхай на здоровье.

– Я не желаю тебя видеть, – зашипела она в ответ. – Зачем притащился?

– Оксаночка, я бы ни за что без твоего дозволения не посмел, но дело архиважное.

– Какое?

– Архиважное.

– Пошел вон.

Злясь на бывшего мужа, Оксана нервно поглядывала на дверь квартиры Федора – не дай бог увидит этого «жалкого, несуразного человека» рядом с ней и разочаруется. Он наверняка посчитает ее идиоткой – нормальная женщина за такого бы не вышла. И как ее только угораздило! Погналась за длинным рублем и вляпалась по самые уши.

– Оксаночка, прошу, дай возможность объяснить мой непозволительно наглый поступок. Я бы не стал тебя тревожить, но обстоятельства… – В этот момент Иннокентий Петрович почувствовал острое желание посетить туалет. Минералка, заскучав в организме, потребовала немедленного выхода на свободу. – Мне бы в квартиру зайти…

Оксана почти сдалась – зачем шуметь в коридоре, рискуя привлечь внимание Федора? Но Кепочкин казался ей совершеннейшим занудой, которого вряд ли потом будет легко выставить за дверь.

– Разговор закончен, – резко бросила она, убивая профессора взглядом.

– Я гостинцы принес, – предъявляя свой единственный аргумент, пробубнил Иннокентий Петрович. – Ликер твой любимый.

– Большое спасибо, – принимая пакет, ответила Оксана. Брезговать бутылкой хорошего алкоголя не стоило, – но на этой прекрасной ноте мы и попрощаемся.

– Мне необходимо в туалет. Пардон за столь драматичную откровенность, но терпеть уже нет мочи. – Иннокентий Петрович стал переминаться с ноги на ногу. Он надеялся, что видоизмененная минералка, расплескавшись по стенкам мочевого пузыря, перестанет так настойчиво напоминать о себе. – А уж потом я тебе все объясню.

– Ты охренел, что ли? – с изумлением выдала бывшая супруга. – Кажется, ты перепутал мою квартиру с общественным туалетом.

– Но…

Дверь перед носом Иннокентия Петровича захлопнулась. Гвоздика в руке дрогнула.

– Оксаночка, а как же тетрадочка? – проговорил он в замочную скважину. – Мне бы в туалет и тетрадочку…

На секунду дверь приоткрылась.

– Справь нужду в лифте, – бросив на пол нечто розовое, зло ответила Оксана.

– Но как же можно в лифте! – воскликнул Кепочкин, с тоской глядя на кусок земляничного глицеринового мыла. Все та же природная интеллигентность не позволяла Иннокентию Петровичу упасть так низко.

Мелкими перебежками несчастный профессор добрался до соседней квартиры. Попросив у Господа совсем немного – сносный толчок, Кепочкин несколько раз нажал на кнопку звонка. Увидев широкоплечего лысого мужчину с хмурым выражением лица, Иннокентий Петрович отступил назад.

– В чем дело? – спросил Федор, глядя на пухлое, испуганное создание. – Какими судьбами?

– Писать, – только и смог вымолвить Кепочкин.

– Проходи.

Пока гость проводил время в туалете, Федор, не торопясь, резал лук. На сковородке шипела картошка, распространяя по кухне умопомрачительный аромат.

– До чего же я вам благодарен, вы бы только знали, – пятясь к выходу, затараторил профессор. – Вы добрый, отзывчивый человек.

– Ты кто такой?

– Вы ничего не подумайте, я не вор и не разбойник, жил здесь раньше, зашел к жене по делу, а она вот не пустила.

Федор хмыкнул – бедный мужик, так жены боится, что чуть не описался.

– Что-то я раньше тебя здесь не видел.

– Так я всего четыре месяца был женат, развелись вот потом… Разные взгляды на жизнь, ничего не поделаешь. – Иннокентий Петрович развел руками. – Так я пойду?

– А женат на ком был?

– На Оксаночке.

– Дверь закрой и иди сюда.

Представить, что это чудо природы некогда являлось мужем Оксаны, Федор мог с очень большим трудом. Его разобрало любопытство и желание познакомиться с человеком, сумевшим полюбить, в общем-то, примитивную женщину.

– Это как же тебя угораздило? – спросил он, отправляя лук к картошке.

– Сам не знаю, – присаживаясь на край табуретки, ответил Кепочкин. – Она женщина хорошая, только немного неуважительная, и восприятие жизни несколько странное.

Федор захохотал громко и беззлобно.

– Восприятие жизни, – повторил он, успокаиваясь.

– Вы, извините, почему смеетесь?

– Не обращай внимания, сейчас будем картошку есть. Значит, не пустила тебя?

– Нет, не в настроении она. Сердится. А разве бы я стал докучать без повода… Только вынужденная необходимость заставила меня приехать. А вы с Оксаночкой в хороших отношениях?

– Пока да.

– У меня есть маленькая просьба. Не сочтите за труд…

– Выкладывай.

Вновь появившаяся надежда придала Иннокентию Петровичу смелости, он выпрямился, прекратил нервно озираться и даже съел дольку картошки с тарелки.

– У Оксаночки осталась моя тетрадка, там записи и расчеты… Я, знаете ли, посвятил свою жизнь астрономии. Вы любите смотреть на небо? Нет? Странно. Вы обязательно как-нибудь ночью посмотрите на небо, – горячо сказал Кепочкин, – там будет много звезд, и если одна из них упадет, загадайте желание, обещаю – исполнится. Банально, конечно, но я проверял. Так о чем это я… У Оксаночки моя тетрадка, не знаю, как я ее мог забыть… Сейчас студенты сдают экзамены, и голова забита не пойми чем. Вы не могли бы сделать мне одолжение… Только если вам это удобно…

– Забрать, что ли?

– Да! Она в шкафу в коридоре, где-то на верхних полках. Я бы и сам еще раз пришел, но не хочется огорчать Оксаночку.

Выдавив на тарелку жирную гусеницу кетчупа, Федор потер лоб и кивнул – комичнее ситуации он себе представить не мог. Копаться в пыльном шкафу временной любовницы он вовсе не хотел, но выставить за дверь столь безобидное создание рука просто не поднималась.

– А вы, извините за любопытство, – слегка краснея, начал Кепочкин, – где работаете, случайно не наукой занимаетесь?

– Случайно нет. Безработный.

– Да вы что! Беда-то какая! Я могу помочь.

Иннокентий Петрович забавлял Федора все больше и больше.

– Буду очень признателен, если вас это, конечно, не затруднит, – подражая манере Кепочкина, сдерживая очередную усмешку, ответил он.

– Нет, что вы, никаких затруднений, – с аппетитом поглощая поджаристую картошку, ответил профессор. – В свое время я пристроил к академику Скобцеву племянника Елизаветы Васильевны, это дворничиха, так молодой человек уже пишет диссертацию, хотя до того занимался коммерцией. Признаться, я горжусь сим фактом. Наука ждет умных и целеустремленных…

– Мне нужна временная работа, – перебил Федор.

– У вас какое образование?

– Юридическое.

– Великолепно, просто великолепно! – вскакивая с места и роняя при этом вилку, воскликнул профессор. Желание помочь хоть чем-то хозяину квартиры, столь милому и отзывчивому человеку, переполняло его кристально чистую душу. Подняв с пола вилку, Иннокентий Петрович бросился к раковине, вылил на дырчатую губку густую желтую жидкость из пластиковой бутылки и вступил в борьбу с грязной посудой. – У меня как раз есть друг, очень известный адвокат! Буквально на днях виделись. Поляков его фамилия, может, слышали?