— Еще нет. — Она повернулась ко мне и улыбнулась. — Но будет, в этом я не сомневаюсь. Мы с ним встретимся и…

— И ты упадешь перед ним на колени, — перебила я, но, увидев, как она вздрогнула, прибавила более мягко: — Или он перед тобой. В конце концов, это все равно. Так говорят.

Она так и просияла:

— Ну а ты что? Я рассказала, о чем мечтаю. Теперь твоя очередь.

— Я… Да ни о чем я не мечтаю, — запинаясь, ответила я. — Знаю одно: хочу что-то делать.

— Делать? — как эхо повторила она, словно впервые услышала это слово.

— Ну да. Быть кем-то.

Надо же, прежде я и не думала об этом, просто в голову ничего такого не приходило, я и не подозревала, что во мне таятся такие мысли. Она сейчас станет надо мной смеяться, подумала я, потому что моя мечта была еще более нелепой и смешной, чем ее собственная. У меня за душой ни гроша, к тому же я женщина. Хорошо бы найти хоть какую-нибудь работу — это уже был бы огромный успех.

Но Адриенна задумчиво смотрела на меня, и по ее лицу видно было, что она считает, будто такое вполне возможно.

— Думаю, у тебя получится, — наконец сказала она. — Мне кажется, ты сможешь делать все, что захочешь. Тебе нужна лишь благоприятная возможность.

— А возможности описаны в книгах, — резко отозвалась я. — Надо только уметь выбрать.

— Похоже, ты уже выбрала. Ты хочешь кем-то стать в этой жизни. — Она поцеловала меня в щеку, откинула одеяло и вернулась на свою кровать.

6

Варенн-сюр-Алье — городишко так себе. Подобные ему я уже успела повидать в детстве: горстка тесно сгрудившихся в одном месте, побеленных известкой жилых домов и прочих строений, вокруг которых проходит дорога, где любая, даже самая маленькая повозка, трясущаяся куда-то вдаль в поисках лучших мест, поднимает огромные клубы пыли.

В городке, окруженном пшеничными полями, рядом с постоялым двором и железнодорожной станцией, где работал мой дядя Костье, стояла старинная церковь. Когда мы шли по дорожке мимо огородов к дому тети Луизы, простому каменному строению с красной черепичной крышей, мужчины снимали перед нами береты, а одетые во все черное вдовы провожали нас долгими взглядами. У входа в дом стояла опрятного вида женщина и махала нам рукой. Ее сходство с моим отцом, Адриенной и мной было поразительным. Ну конечно, она ведь тоже сестра моего папы, как и Адриенна. Но почему же тогда меня вдруг охватило острое желание поскорее бежать без оглядки? Разве я не хотела жить с ними, разве не хотела стать членом их семьи? В глубине души — да, хотела, но я кипела от злости, что эти самые люди в свое время не потрудились найти нас. На языке у меня вертелась тысяча вопросов. Почему они бросили нас в трудную минуту? Известно ли им что-нибудь об отце и братьях? Но я промолчала. В Обазине меня научили сдержанности.

— Боже мой, вы только посмотрите на нее! — воскликнула тетя Луиза. — Так похожа на моего брата Альбера… и маленькая, как мама. Джулия, да ты у нас красавица, ну прямо как артистка какая!

Она расцеловала сестру и меня в обе щеки и повела в изысканно обставленный дом с обилием фарфоровой и серебряной посуды, что свидетельствовало о том, что после замужества она явно поднялась по социальной лестнице.

Тетя Луиза подала чай с маленькими пирожными, облитыми сахарной глазурью, и разложила салфетки.

— Ты, наверное, проголодалась, дорогая, — заговорила тетя Луиза, глядя на меня. — Не стесняйся, кушай на здоровье. Бедняжка, у тебя такой вид, будто ты неделю не ела. Неужели в монастыре так плохо кормят? Хорошо? Ну, тогда ты плохо ешь. Погляди на Джулию, вон она какая пухленькая. А ты на что похожа? Кожа да кости. Знаешь, у меня есть очень вкусный свежий хлеб и копченая ветчина. Коптили-то здесь, в Варенне! Вот, угощайся. Поешь хоть немножко. Нет-нет, кушай еще. Не стесняйся. Здесь тебе не монастырь, дорогая. Можешь есть до отвала.

Я встала из-за стола с набитым животом, и меня потащили в гостиную, в уголок, который не мог не вызвать в сердце женщины ответный отклик. Если сравнивать с другими помещениями дома, чистыми и опрятными, здесь царил легкий беспорядок: корзинки с разноцветными материалами для отделки и украшениями, обрезки кружев, катушки с тесьмой, которые валялись буквально везде, разве что не на стульях с плетеными спинками. На рабочем столе, словно пухленькие детишки перед осмотром, выстроились в одну линию несколько шляпок, работа над украшением которых была еще не закончена.

— Габриэль так хотелось поскорей увидеть это! — объявила Адриенна. — Ей очень интересно посмотреть, как ты делаешь шляпки. В монастыре я видела Анжелику в одной из таких шляпок, и теперь Габриэль только и спрашивает об этом. А она у нас девушка настойчивая.

Конечно, это было преувеличением, но вышло ловко и к месту; тетя Луиза сразу встрепенулась и обратила ко мне радостный взгляд:

— Это правда? Так ты у нас тоже шьешь, дорогая?

— Да, — промямлила я, подавив отрыжку: переела-таки этой вкусной ветчины. — В монастыре я…

— В Обазине она была лучшей швеей! — воскликнула Джулия. — Монахини хвалили каждую ее работу. Она умеет подрубать носовые платки, чинить порванные рукава так, что они выглядят как новенькие. Разве не так, Габриэль?

Я неуверенно кивнула. Мне было неловко слушать неумеренные похвалы сестры.

— О, если уж монахини хвалили, то это высокая оценка, очень высокая, — сказала Луиза. — Им трудно угодить. Они такие придирчивые, им надо, чтобы все было идеально! А ты бы не хотела поработать над шляпкой, дорогая? Давай не стесняйся. Вот, возьми хотя бы эту. — Она сунула шляпку мне в руки. — Еще не закончена, а у меня их так много, боюсь, не успею к началу сезона в Виши. — Луиза обратила сердитый взгляд на Адриенну. — Вот ты скажи, думаешь, легко торговцу обучиться своей профессии? Ей-богу, он ждет до последней минуты, берет все заказы подряд, суетится, паникует, боится, что ему никто не заплатит, и так до тех пор, пока заказы не доставлены и клиент не удовлетворен, и…

Но я уже смотрела на шляпку, которую она сунула мне в руки и почти не слушала ее причитаний. Так, значит, не закончена? Лично мне казалось, что сейчас у шляпки отрастут ноги и, цокая каблучками, она выйдет в сад, сгибаясь под грузом красновато-розовых побрякушек, ленточек и оранжевых перьев.

Вдруг до меня дошло, что в комнате воцарилось молчание, я подняла глаза и увидела, что все трое выжидающе глядят на меня. Может, просто учтиво сказать, что шляпка превосходна, и поставить ее обратно к своим чересчур увешанным украшениями сестрицам? Что я знаю о шляпках? Но я продолжала внимательно разглядывать ее, все остальное для меня как бы исчезло, как это бывало в Обазине, когда я вышивала камелии на носовом платке. Я неуверенно, словно боялась, что шляпка сейчас протестующе завопит, протянула руку и оторвала перья.

Уже лучше. Но еще не совсем как надо. Я повернула шляпку, убрала одну ленточку. Ага, гораздо лучше. Выявляется ее истинная форма. Ладонью я расправила одну штучку, остальные разогнула. Теперь видны торчащие концы ниток. Нащупала на столе ножницы — чик-чик — и готово. Ну вот, теперь, кажется, можно носить.

Я еще несколько раз повернула шляпку, чтобы оценить ее критическим взглядом, и осталась довольна. С ее основой уже ничего не поделаешь — обычный дамский головной убор с лентами, чтобы подвязывать под подбородком, не очень глубокий, должен сидеть на голове весело и вызывающе-дерзко. Не идеальный, конечно, но вполне себе неплохой. Я повернулась к остальным и увидела, что и сестра, и обе тетки выпучили на меня глаза. Мне даже показалось, что на их лицах написано некое потрясение. По спине побежали мурашки. Неужели я все испортила, наверняка над этим заказом, доверенным ей модисткой, Луиза трудилась не одну неделю.

Луиза раскрыла рот. Адриенна захихикала:

— Вот видите? Что я говорила? Она у нас девица решительная.

— Да уж вижу, — сдержанно произнесла Луиза. — Явный талант, только развивать надо. — Она помолчала, разглядывая обновленную шляпку, словно еще не решила, сердиться или хвалить. — А остальные… С ними что бы ты сделала?

— Ничего. — Я постаралась изобразить на лице улыбку. — Они и так все красивые.

Луиза смотрела на меня изучающе:

— Да говори прямо, не бойся. Не надо меня жалеть. Что бы ты с ними сделала?

— Ободрала бы и все начала сначала, — ответила я, сама не зная, откуда у меня взялось столько нахальства.

— Почему? — продолжала приставать Луиза, вгоняя меня в краску. — Некрасивые, что ли?

Меня снова охватило то же чувство, как и тогда, в кабинете аббатисы, когда я не знала, что ответить, поскольку ответить было очень непросто.

— Да нет, не в этом дело. Почему некрасивые? Но понимаете… неудобные. Легко ли ходить по улицам с корзиной фруктов на голове?

— С корзиной фруктов! — Из груди Луизы вырвался нервный смешок. — О господи! Давай говорить спокойно и не спеша. Все эти шляпки — новейшего фасона. Кроме того, сейчас лето. Шляпка должна защищать лицо от солнца, а еще говорить окружающим, что перед ними дама, а не торговка рыбой.

Конечно, даму нужно обязательно видеть за милю, хотелось мне ответить. Но я не стала.

— А если попробовать что-нибудь другое? Булавку, например, или две?

— Булавку? — переспросила Луиза.

— Ну да. Шляпную булавку. С каким-нибудь простеньким камнем, чтобы не закрывать форму шляпки, а, наоборот, подчеркнуть ее. Шляпка же все-таки, а не букет цветов. И должна выглядеть как шляпка. Разве не так?

Луиза повернулась и еще раз оглядела свои произведения. Что и говорить, в шляпках, как и в еде, она себя не ограничивала. И при этом в душе оставалась простой овернской крестьянкой. И вдруг, к моему изумлению и к ее чести, кстати, она выдвинула ящик шкафчика, потом вытащила его совсем и поставила передо мной на стол: