Она поднялась с кровати и подошла к столу, отперла тайный ящик.

Пусть смерть Дианы будет долгой, мучительной. Агония станет расплатой за годы унижений королевы.

— Я уже начала нравиться ему, — прошептала она. — Он гордился мною после Сент-Квентина. Он приходил на собрания моего Круга. Со временем я бы отвоевала его у стареющей вдовы. А теперь я потеряла все… мне осталось только мстить.

Диана сказала, что она не боится врагов, что любые несчастья кажутся ей пустяком в сравнении с потерей Генриха. Может быть, сохранив ей жизнь, она накажет ее сильнее всего; если Диана внезапно умрет от ада, люди скажут: «Это сделала королева-мать».

О, если бы она, Катрин, действовала более расчетливо в дни своей страсти, она бы давно завоевала сердце мужа. Но любовь сделала ее слабой. Теперь, потеряв любовь, она обрела способность планировать свои шаги с осторожностью.

Она бросилась на кровать и зарыдала. Ее фрейлины решили, что она обезумела от горя; они послали к ней того, кто, по их мнению, мог утешить королеву.

Маленький Генрих смотрел на нее изумленными глазами; она распростерла свои объятия, и он бросился в них. Она обхватила руками голову мальчика и поцеловала его. Затем улыбнулась — ей осталось кого любить.

У нее были этот мальчик — еще один Генрих — и Франция. Она надеялась обрести власть, как когда-то — любовь мужа.

Диана правила страной посредством мужа Катрин. Почему бы Катрин не править Францией через своих сыновей?

Слезы потекли по ее бледным щекам; мальчик вытащил из кармана надушенный носовой платок и вытер их, стоя на коленях перед матерью.


Видам де Шартр имел самоуверенный вид, однако он был нежен с королевой-матерью.

Катрин появлялась при дворе в глубоком трауре — она горевала, но не теряла хитрости, казалась охваченной меланхолией, но все замечала.

Она сдержала свои намерения в отношении Дианы. Не подходила к ящику с ядами. Она понимала, что изгнание страшнее смерти для женщины, так долго блиставшей при дворе. Пусть она вернет подарки и драгоценности, отдаст королеве замок Шенонсо и получит взамен Шомон, который Катрин всегда считала приносящим несчастья. После этого Диана может удалиться в Ане. Королева-мать не должна забывать, что Диана связана узами родства с де Гизами; несмотря на то что после смерти короля она не могла быть им полезна, они не хотели видеть ее отравленной. Более того, эта семья демонстрировала большое уважение к Катрин, которая из-за молодости Франциска практически была регентом, и, не колеблясь, обвинила бы ее, если бы их некогда могущественная родственница внезапно умерла при загадочных обстоятельствах.

Катрин обрела утешение в своем горе, занявшись разработкой планов относительно ее отавного будущего. Она присматривалась к людям, думая о том, как использовать их для своего возвышения; она стремилась теперь не к любви, а к власти.

Ее главными врагами были де Гизы; они собирались править страной посредством юной королевской четы.

Катрин с улыбкой смотрела на галантного Видама; она использовала его, чтобы пробудить ревность короля, но позже решила, что он больше не может быть полезен ей. Она ошиблась: Видам был Бурбоном, а Бурбоны всегда враждовали с де Гизами.

Почему бы королеве-матери не заключить тайный союз с домом Бурбонов, направленный против дома де Гизов? Если де Гизы потеряют влияние, никто не будет стоять между молодой королевской четой и королевой-матерью. Что касается Марии Стюарт, то она еще ребенок; Катрин справится с ней в отсутствие коварных родственников шотландки.

Она позволила Видаму тайно навестить ее и поделилась с ним некоторыми своими планами.

— Я хочу, — сказала Катрин, — чтобы вы доставили мое письмо принцу Конде.

Глаза Видама стали задумчивыми — Конде был главой дома Бурбонов. Он понял, что означает просьба Катрин.

— Ради вас я готов на все, — заявил он, поцеловав руку Катрин, — и, служа вам, буду надеяться на награду.

— У королев не просят наград, месье, — ответила Катрин.

— Мадам, я прошу не королеву, а женщину.

Она улыбнулась; в ее улыбке таилось обещание. Катрин с нетерпением ждала, когда он вернется с ответом.

Но к ней пришел не Видам.

Паж сообщил Катрин, что герцог де Гиз просит немедленно принять его; она разрешила привести к ней посетителя.

Дверь открылась и тотчас захлопнулась за герцогом; пламя свечей дрогнуло на сквозняке. Катрин увидела перед собой самоуверенного, мужественного де Гиза; на его обезображенном шрамом лице блуждала улыбка.

— Я прошу Ваше Величество извинить меня за вторжение, — сказал он. — Но… мы узнали о предательстве.

Она спокойно, изучающе посмотрела на герцога. Ее лицо оставалось бесстрастным.

— Видам де Шартр арестован.

— Да? Почему?

— При нем были обнаружены бумаги, свидетельствующие об измене.

— Какие бумаги?

— Письмо принцу Конде.

— Заговор? — сказала Катрин.

— Боюсь, да. Его отправят в Бастилию.

— Я не отдавала подобного приказа, — надменно заявила она.

Меченый низко поклонился.

— Мадам, вас решили не беспокоить. У меня есть ордер на его арест, подписанный королем.

Катрин кивнула.

Она потерпела поражение. Она поняла, что ее борьба с де Гизами будет такой же тяжелой и долгой, как борьба с Дианой. Завоевать власть не легче, чем завоевать любовь.


Искусно изменив свою внешность и закутавшись в плащ, Катрин поспешила по улицам Парижа к мрачному зданию Бастилии.

Она выбрала сумерки для этого визита; ей было важно остаться неузнанной. Взглянув на темные башни и бойницы с пушками, Катрин вздрогнула.

Человек в плаще, сливавшийся со стеной, шагнул к ней; услышав почтительный голос, она поняла, что ее уже ждали.

— Мадам, все готово.

Он провел ее через маленькую дверь в темный коридор; они поднялись по лестнице и оказались в новом коридоре. Катрин ощущала запахи тюрьмы — тут пахло сыростью, плесенью, потом, кровью, смертью.

Под ней находились ужасные темницы, где люди боролись за свою жизнь с крысами; в непосредственной близости от Катрин располагались карцеры, обитатели которых мерзли зимой и задыхались от жары летом; низкие потолки не позволяли людям стоять в полный рост. Где-то рядом была камера для допросов с пристрастием, где мужчины и женщины знакомились с «испанским сапогом» и водяной пыткой. Но Видам де Шартр, имевший влиятельных друзей, попал в сравнительно комфортабельное помещение; он заявил, что королева-мать является его близким другом.

Завтра Видама отпустят на свободу; именно поэтому Катрин организовала этот визит.

Ее проводник остановился перед массивной дверью; он отпер сначала ее, потом другую дверь, находившуюся за первой.

— Войдите, мадам, — сказал мужчина. — Я подожду снаружи. Вам не следует оставаться здесь более пятнадцати минут. Сюда может прийти надсмотрщик; ваше присутствие будет трудно объяснить.

— Я понимаю, — сказала Катрин.

Она вошла в камеру; Видам встал. Он быстро приблизился к Катрин и поцеловал ее руку.

Тусклый свет, пробивавшийся сквозь узкое зарешеченное окно, падал на лицо узника. Катрин пристально посмотрела на Видама. Три месяца, проведенные в тюрьме, изменили облик этого человека.

— Как хорошо, что вы пришли… Катрин, — сказал он.

Она чуть вздрогнула, услышав, что Видам обратился к ней по имени, но он не заметил этого.

— Завтра вас освободят, — сказала она.

— Завтра!

В его голосе зазвенела истерическая радость.

— И этого добились вы… моя королева.

Он упал на колени, снова взял ее руку; Катрин почувствовала, что слезы Видама окропили ее кожу.

Ну и наглец! Он имел большой успех у женщин и считал себя неотразимым сердцеедом; он не понял, что Катрин де Медичи не была обычной женщиной. Он не мог догадываться о том, что она использовала его для пробуждения ревности в своем муже, что теперь, когда он не справился с простой доставкой письма своему могущественному родственнику, он стал не нужен Катрин, что его освобождение было очередным ходом де Гизов, решивших последить за ним на воле и снова поймать на чем-нибудь — возможно, вместе с сообщниками; он не подозревал, что королева-мать меньше всего желает его выхода из тюрьмы.

Она отступила назад, прислонилась к холодной каменной стене.

— Как вы проникли сюда? — шепотом спросил он.

— У меня много верных друзей.

— Да, — медленно прошептал он. — Да. Понимаю.

— Когда вас выпустят, за вами будут следить, — быстро произнесла она. — Вам следует покинуть Францию.

Он приблизился к ней, и она ощутила щекой его дыхание.

— Покинуть Францию! Вас… Я не в силах поступить так, хоть это и ваша просьба.

— Это будет мудрым поступком, — сказала она.

Катрин услышала, как он резко втянул в себя воздух.

— Вы хотите избавиться от меня?

В его голосе звучало отчаяние; он ни за что не хотел уезжать. Был согласен рисковать собой. Почему нет? Он обладал честолюбием. Был психологически не готов к изгнанию.

— Вы окажетесь под подозрением, — сказала она. — За вами установят наблюдение.

— Надеюсь, вы не считаете, что я боюсь опасности?

— Я думаю, что вам следует уехать. Отправляйтесь в Италию.

— Я чувствую, что моя жизнь здесь… рядом с вами… в служении вам…

Она снова прижалась к стене, но он опять приблизился к Катрин.

— Тут необходимо многое сделать, — сказал Видам. — Король молод, и он — ваш сын. Маленькая королева… она еще ребенок. Вы и я… с помощью других людей… мы можем натравить протестантов на этих выскочек де Гизов. У меня есть новости. Я не сидел тут без дела. Я разрабатывал планы. Протестанты рвутся в бой. Они лишь ждут появления вождя.

— И вы станете этим вождем? — спросила она бесстрастным тоном.

— Вы, Катрин, — регент Франции. Вы должны править этой страной.

— А вы… будете работать на меня… служить мне… как бы ни была велика опасность?