Он выбрал себе в противники молодого капитана шотландской гвардии, некоего Монтгомери — красивого юношу и умелого бойца.

Катрин пережила мгновение страха, когда шотландец едва не сбросил короля с коня. Толпа испуганно ахнула Катрин подалась вперед, затаив дыхание. Она молилась. Но король удержался в седле.

— Ура! — закричал преданный ему народ; король смело устремился навстречу капитану. — Ура! Да здравствует король!

Шотландец упал на землю; Генрих одержал победу.

Катрин почувствовала, что ее ладони вспотели. Как она испугалась! Это было всего лишь забавой. Она слышала крики ликования Король Франции должен был одержать верх над иностранцем.

Генрих появился на галерее и сел рядом с Дианой. Утолив жажду, он принялся обсуждать поединок с герцогом Савойским и дамами. Желая похвалить молодого Монтгомери, он послал за ним.

— Вы отлично сражались, — сказал король. — Вы были достойным противником.

Монтгомери поклонился.

— Выпейте с нами, — предложил король.

Монтгомери заявил, что сочтет это за честь.

Посмотрев на молодого человека, Генрих внезапно произнес:

— Думаю, что, сражаясь с кем-то другим, вы бы стали победителем.

Монтгомери слегка покраснел.

— Ваше Величество, вы превзошли меня в мастерстве.

Герцог и дамы зааплодировали, услышав эти слова, но Катрин, наблюдая за королем, которого она хорошо знала, поняла, что в душе Генриха зародились сомнения. Они имели под собой почву. Молодой Монтгомери был великолепным бойцом; Генрих сохранял свою форму, но ему уже шел пятый десяток.

— В настоящем спорте нельзя поддаваться, — сказал Генрих. — Лавровый венок, полученный благодаря высокому положению, невозможно носить с достоинством.

Монтгомери не нашел, что ответить на это, и король тотчас объявил о своем желании сразиться с капитаном Монтгомери еще раз до заката солнца.

— Ваше Величество, — сказал герцог Савойский, — сегодня жаркий день, и вы уже заслужили почести. Почему не устроить этот поединок завтра?

— Мне не терпится, — улыбнулся Генрих, — снова померяться силой с этим молодым человеком. Я не желаю ждать до завтра. Мой народ обрадуется, увидев меня на арене. Я хочу устроить зрелище для многих верных подданных.

Молодой шотландец забеспокоился. Он испугался, что победа над королем сделает его одиозной фигурой. Он значительно моложе короля. Щекотливая ситуация, подумал капитан.

Он попытался отказаться от нового поединка, но это только укрепило мнение короля, что при желании капитан мог выбросить его из седла.

— Идемте, — сказал Генрих. — Сражайтесь в полную силу.

Капитан не мог проигнорировать приказ короля. Мужчины выехали на арену.

Обрадованная толпа снова зашумела; участники поединка замерли друг напротив друга, подняв копья; вдруг воцарившуюся на мгновение тишину нарушил голос мальчика, выбежавшего вперед с нижней галереи. Бледный подросток пронзительно закричал:

— Ваше Величество, не сражайтесь!

Над галереями пронесся шелест голосов. Затем кто-то схватил мальчика и увел его. Но Катрин, почуяв приближение беды, встала. Она закачалась от головокружения. Диана поддержала ее.

— Мадам, королеве дурно, — услышала Катрин голос герцогини. — Помогите мне…

Катрин посадили на ее прежнее место. Она знала, что уже поздно что-либо предпринять. Бой начался, и через несколько секунд все было кончено.

Монтгомери ударил короля в латный воротник; копье скользнуло по металлу, забрало поднялось, и острие вонзилось в правый глаз Генриха.

Король, пытаясь сдержать стон, попробовал поднять свое копье, но ему не удалось это сделать. Все замерли; король упал лицом вперед.

Секунданты тотчас подхватили Генриха и стали снимать с него защитную броню.

Катрин стоя старалась разглядеть лицо, которое она любила; оно было залито кровью. Потеряв сознание, Генрих упал на руки его людей.

Диана стояла рядом с Катрин; герцогиня сжимала пальцами черно-белый атлас своей юбки; ее лицо было пепельно-белым.


Король умирал; копье вошло ему в глаз, и помочь Генриху не мог никто. Возле постели короля находились лучшие доктора, хирурги и фармацевты страны. Филипп Испанский прислал своего знаменитого хирурга, Андре Весаля. Короля нельзя было спасти.

У него был сильный жар. Он повторял только одно — никто не должен винить Монтгомери. Таково было настоятельное желание короля. Люди уже говорили, что молодой человек был протестантом и его подговорили сделать это, но король потребовал, чтобы все вспомнили, что капитан не хотел сражаться. Пусть Монтгомери не корит себя, сказал король, он всего лишь исполнил приказ.

Генрих замолк, потеряв сознание. Ни уксус, ни розовая вода не привели его в чувство.

Париж из столицы радости превратился в город траура. Люди, стоя возле Ле Турнель, ждали новостей. Доктора обработали рану, они поили короля отваром из ревеня и ромашки, пускали ему кровь, но не могли спасти жизнь Генриха.

Через несколько дней мучения короля прекратились; он находился без сознания, и никому не удавалось вывести его из этого состояния.

Королева в отчаянии шагала по своим покоям; к ней привели детей; она обняла их по очереди и отправила назад, чтобы поплакать в одиночестве.

Дорогой мой, думала королева. Все эти годы Диана отнимала тебя у меня; неужели теперь тебя заберет смерть?

Как жестока жизнь! Катрин видела, как стареет Диана, она верила, что придет ее день. Но сейчас смерть угрожала забрать Генриха. Катрин знала, что это произойдет. Лежа на кровати, она видела перед собой Генриха, каким он был в день их знакомства — застенчивым, грустным, юным, готовым ненавидеть ее; она вспоминала, как он приходил к ней по указанию Дианы, думала о долго скрываемой страсти, о надежде, расцветавшей и угасавшей в эти мучительные годы.

Кем была для него Диана?

Катрин внезапно горестно засмеялась; она стиснула свои длинные белые пальцы.

Мадам, подумала она, вы были для него всем. Теперь вы потеряли все.

Люди, желавшие ободрить Катрин, приносили ей вести. «Королю немного лучше. Похоже, он спит». Лучше? Интуиция подсказывала ей, что он не поправится.

Она послала Диане записку, выдержанную в надменном тоне. Герцогине приказывалось немедленно вернуть все королевские бриллианты и подарки, преподнесенные ей Генрихом. «Я хорошо помню каждую вещь, — написала Катрин, — так что не вздумайте что-нибудь утаить».

Получив это послание, Диана подняла свое печальное лицо, посмотрела на гонца и горестно улыбнулась. Она поняла, что никогда не знала по-настоящему королеву. Кое-кто из придворных называл ее Мадам Змея; теперь Диана осознала, что эти люди лучше разобрались в характере Катрин де Медичи.

— Что, король уже умер, коль со мной так обращаются? — спросила она.

— Нет, мадам, — ответили ей, — но, похоже, он проживет недолго.

Поднявшись, Диана высокомерно произнесла:

— Пока в нем остается хоть капля жизни, я хочу, чтобы мои враги знали: я не боюсь их и не собираюсь подчиняться им. Но я не захочу пережить его; все несчастья, которые они жаждут обрушить на мою голову, покажутся мне пустяком в сравнении с потерей моего короля. Поэтому, жив он или мертв, я не боюсь своих недругов.

Когда эти слова были переданы Катрин, она поняла, что Диана одержала над ней очередную победу. Любовь снова толкнула королеву на опрометчивый поступок.

Она отдалась своему горю. Она потеряет Генриха навсегда! Не сможет больше ревновать, видя, как он, наклонив голову, слушает Диану. В ее жизни не будет другого мужчины. Вместе с Генрихом умрет любовь; ее страсть будет погребена одновременно с королем.

Мария Стюарт, оплакивавшая тестя, не могла скрыть блеск предвкушения в своих глазах. Через несколько дней она станет королевой Франции. Юного Франциска, горячо любившего своего отца, теперь обхаживали де Гизы; умная Мария подготавливала его к новой роли так умело, что возбуждение вытесняло из души мальчика скорбь.

Теперь Францией будут править де Гизы, а не королева-мать! — подумала Катрин и осознала, что власть для нее была почти столь же желанна, как и любовь короля. Она никогда не забудет то, что сделала Мария Стюарт.

Она снова заплакала.

Генрих, вернись ко мне. Дай мне шанс. Диана стареет, а я еще сравнительно молода. Я никогда не знала любви мужчины; если ты покинешь меня сейчас, я никогда не узнаю ее.

По дворцу пронесся слух: «Королева потеряла от горя рассудок».


Забальзамированное тело короля положили в свинцовый гроб, который в торжественной и скорбной обстановке перенесли в Нотр-Дам, а оттуда — в Сент-Дени. В траурном шествии приняла участие вся знать страны.

Церемонией руководил кардинал Лоррен; он произнес прощальную речь; гроб опустили в усыпальницу.

Монморанси переломил свой фельдмаршальский жезл и бросил его части на гроб; четыре высокопоставленных лица сделали то же самое. Это была трогательная сцена.

— Король умер. Да здравствует король Франциск! — прокричал герольд.

Пение труб известило об окончании церемонии. Король Генрих лежал в могиле; королем Франции стал болезненный Франциск, лицо которого было покрыто следами оспы.


Стены и полы покоев Катрин были убраны черной тканью. Кровать и алтарь тоже находились под мрачным саваном. В комнате горели две восковые свечи; сама Катрин была закутана с головы до пят в черную вуаль, под которой виднелось простое черное платье.

Она действительно была вне себя от горя. Оно обрушилось на нее так внезапно. Катрин предчувствовала беду, но не думала, что это будет смерть Генриха.

Она безумно любила его; теперь ей не осталось ничего, кроме возможности отомстить.

Диана! Око за око, зуб за зуб.

Почти тридцать лет, мадам, я испытывала унижение. Видела вас сквозь дыру с мужчиной, которого желала. Лионцы целовали сначала вашу руку, а потом мою. Я слышала как вас называли королевой Франции, хотя этот титул принадлежит мне. Мадам, всему этому пришел конец. Ваш день истек; из горечи и страданий родился мой день.