Любое упоминание о Милане всегда сильно волновало Франциска. Он пришел в ярость, поняв, что желанной для него собственностью лишь помахали перед его носом. Когда он узнал, что Карл Пятый даровал Милан своему сыну Филиппу, Анна, оказавшись возле французского короля, зашептала ему на ухо:

— Можешь не сомневаться — Монморанси с самого начала знал о готовящемся обмане. Он сознательно скрывал это. Он не хотел, чтобы герцог Орлеанский получил Милан, поскольку в этом случае его возросшее могущество стало бы раздражать дофина. Монморанси работает не на тебя, а на дофина Генриха. Разве ты не заметил, как они дружны? Неужели ты будешь стоять и смотреть, как они интригуют против тебя?

Результатом этого разговора стало следующее: Франциск, к ярости Дианы и Генриха и к радости Анны, отправил своего бывшего любимца, великого генерала, коннетабля Франции де Монморанси в его загородный замок.

Анна выиграла более значительную битву.

Борьба продолжалась. Во Франции началась нешуточная религиозная война.

Катрин заметила, что Анна д'Этамп все сильнее сближается с Карлом Орлеанским.


Весь двор обсуждал неудовлетворительное состояние брака дофина и итальянки. Какая польза от этого бесплодного союза? Почему они еще не развелись?

Конечно, в отсутствии детей виновна итальянка. Генрих доказал в Пьемонте, что он — полноценный мужчина.

Диана поощряла такие разговоры. Катрин продемонстрировала характер, она дружила с мадам д'Этамп. Если Катрин не является на самом деле покорной, кроткой женой, какой ее считала прежде Диана, то итальянку следует устранить.

Анна поддерживала Катрин. Она намекнула ей, что заступится за нее перед королем. Катрин знала, что Анна сделает это, потому что мадам д'Этамп была заинтересована в сохранении этого бездетного брака. В случае развода и новой женитьбы Генриха, в результате которой появятся дети, как она сможет уговорить короля сделать дофином Карла Орлеанского? Катрин поняла, что этот план прочно засел в голове Анна; если Диана догадается о нем, она тотчас прекратит агитировать за развод.

В душе внешне спокойной Катрин поднималась буря. Она увидела себя разведенной женщиной. Ее, вплотную приблизившуюся к французской короне, отправят в Италию. Ей было двадцать три года; девять лет она боролась за любовь мужа. Неужели теперь ее ждет поражение?

Она не заплакала. Вместо этого она окинула взглядом прожитые годы и увидела свои ошибки. Ей не следовало демонстрировать Генриху свою страсть. Она должна была понять, что этим еще сильнее оттолкнет от себя влюбленного в другую женщину мужа. Могла ли она понять это, будучи ребенком? Тогда она ничего не знала об отношениях людей, о любви.

— Святая Дева! — промолвила Катрин. — Если бы я снова стала девочкой-невестой, я повела бы себя совсем иначе!

Но надеяться на шанс начать все сначала было бесполезно. Таких чудес не бывает. Чудеса — это то, что способен сотворить сам человек. Она должна что-то сделать. Но что?

Убить Диану? Она охотно совершила бы это. С легким сердцем подмешала бы в напиток яд, который умертвил бы ее соперницу. Но какую пользу принес бы этот поступок? Она не смела, даже по прошествии этих лет, оказаться замешанной в убийстве. Многие при дворе помнили о том, как умер дофин Франциск. Осторожность… осторожность прежде всего. Но она должна что-то предпринять. Должна совершить чудо.

Как? Она была вне себя от горя и страха.

Она горячо любила эту страну — не меньше, чем своего мужа. Катрин знала, что любовь к кому-то всегда делает человека слабым, даже если речь идет о взаимном чувстве — в этом случае избранник может умереть или разлюбить; но любовь к стране не была проявлением глупости, потому что страна не способна на измену.

Амбуаз, Блуа, Шенонсо. Эти величественные замки вставали перед глазами Катрин. Она видела Париж, Сену, Нотр-Дам, дворец Ле Турнель, освещенные свечами залы Бастилии, Лувр и великолепный Фонтенбло. Потерять все это и оказаться в мрачном дворце Медичи или темном каменном монастыре? Ни за что!

Кто поможет ей? Кто спасет ее? Последнее слово было за одним человеком. Он всегда проявлял к ней доброту и рыцарскую галантность. Слабая надежда. Но другой не было.

Она посмотрела на себя в зеркало и увидела на своем лице следы страданий. Очень скоро она узнает, что ее ждет — несчастье или успех. Она сделала ставку на свое знание характера Франциска. Результат будет зависеть от того, насколько сильно он желает развода. Если он уже принял решение, она не сможет повлиять на короля.

Она отправилась в его покои и попросила пажа передать Франциску, что она просит у него аудиенции с глазу на глаз. Она решила подождать в приемной, убранной не менее роскошно, чем его апартаменты. Катрин прикоснулась к бархатным шторам; нигде в мире не было такой роскоши, как при дворе французского короля. Это был самый веселый, жизнерадостный, интеллектуальный двор на всей земле. Здесь женщины не служили лишь украшением мира мужчин, они пользовались равными с ними правами. Она полюбила этот свой дом.

— Да поможет мне Святая Дева! — пробормотала Катрин. — Я умру, если меня лишат человека и земли, которых я люблю.

Король совещался с иерархами церкви. Катрин привела час в напряженном ожидании, прежде чем ее впустили к нему. Она низко поклонилась. Подняв полные муки глаза, Катрин попросила, чтобы он поговорил с ней наедине.

Эти добрые, усталые глаза с висевшими под ними мешками увидели ее молящий взгляд. Он жестом попросил удалиться кардинала Лоррена, его главного камерария, графа де Сент-Пола и сопровождавших их мужчин.

— Я хочу остаться один с моей дочерью, — сказал он.

Катрин робко, благодарно посмотрела на короля. Увидев, что его шут Бриандас, считавший себя привилегированной персоной, остался на диване у окна, Франциск повысил голос:

— И ты тоже, Бриандас. Уйди отсюда.

— Ваше Величество, — нахальный малый поднял брови, — я решил, что вы хотите, чтобы я остался здесь в качестве компаньонки молодой дамы.

Франциск указал ему рукой на дверь. Отвесив низкий насмешливый поклон, шут успел.

— Ну, Катрин, моя малышка!

Очаровательный ласковый голос заставил Катрин искренне расплакаться.

Франциск редко оставался безучастным к женским слезам.

— Катрин, моя дорогая, что случилось?

Она опустилась на колени и поцеловала его ногу. Он поднял девушку и сочувственно посмотрел на ее мокрые щеки. Вытащил надушенный платок и осушил глаза Катрин.

— Вы так добры, — всхлипнула она. — Я бы не смогла жить, если бы лишилась радости служить вам.

Как трогательно, подумал король. Просто восхитительно. Она всегда умеет найти подходящие слова. Это было нежной любовной сценой. Платоническая любовь — самая спокойная и приятная. Дочернее восхищение волновало короля еще сильнее оттого, что Катрин не была его родной дочерью.

— Скажи мне, малышка, — произнес он. — Не сомневайся в том, что я сделаю все возможное, чтобы помочь тебе.

— Возлюбленный мой господин, я прошу вас простить мне мою бесцеремонность. Боязнь лишиться вашего блестящего общества дала мне смелость обратиться к вам. Я люблю эту страну, у которой такой великий и славный король. Я познала здесь счастье. Это правда, что у меня нет детей, а мой муж околдован женщиной, которая по возрасту годится ему в матери. Это — моя трагедия; благодаря тому, что вы удостаивали меня своей одобрительной улыбки, я была счастлива; моя жизнь имела смысл, потому что порой мне удавалось радовать моего благородного короля. Я пришла не для того, чтобы просить о том, что может быть для вас неприятным; то, что не способно радовать моего господина, не нужно и мне.

— Говори, моя дорогая, — сказал король. — Поделись всем, что происходит в твоей душе.

— Если вы пожелаете, я удалюсь в монастырь. Мое сердце будет разбито, но я сделаю это. Но если вы захотите, чтобы я продолжала служить вам, я стану счастливейшей женщиной Франции. В чем бы ни заключалась ваша воля, я с готовностью исполню ее. Потеря вашего общества для меня равносильна смерти. Я знаю, что служить вам — главная радость моей жизни.

Она снова заплакала — ее охватил страх. Катрин поняла, что король усадил ее на свое колено и обнял, как ребенка. Надежда вернулась и засияла ярче, чем все рубины и сапфиры королевского камзола.

Франциск задумался. Он почти принял решение о разводе. Вытерев слезы Катрин, он сказал себе: «Генрих проводит слишком много времени с женщиной, уже не способной по возрасту к деторождению. В любом случае она могла бы дать ему лишь бастардов. Пусть Генрих остается бездетным. Тогда в случае смерти дофина на трон взойдет Карл — если он еще будет жив к тому времени».

Как приятно играть роль рыцаря, если чувствуешь, что это ничем тебе не грозит. Он мог успокоить свою юную дочь, которая так очаровательно демонстрировала ему свою любовь, и одновременно порадовать Анну. Мужчине редко удается ублажить одновременно сразу двух женщин.

— Дитя мое, — сказал король, — господь пожелал, чтобы ты стала моей невесткой и женой дофина. Кто я такой, чтобы противиться его воле? Успокойся, дочь моя. Возможно, господь еще исполнит ваше с дофином самое страстное желание.

Катрин подняла глаза, еще полные слез, но уже светящиеся радостью. Она быстро соображала. Это лишь отсрочка, поняла девушка. Еще один год королевской милости. Кто знает, что случится за это время?

Она схватила его руку и покрыла ее поцелуями. Она преднамеренно отбросила всякую сдержанность, потому что хотела, чтобы король увидел ее обожание.

Она извинилась за свою смелость. Благодарила его снова и снова. Она просила лишь одного — права оставаться рядом с ним, видеть его каждый день, слушать, как он читает стихи и поет.

Катрин восхищалась собой. Как умело она держалась! Как умно разыграла эту сцену! Каждое слово, произнесенное ею, было единственно верным. Как печально и трагично, что она, способная очаровать умного отца, предназначена судьбой простоватому сыну!