Секунду она сидела так, без движения, явно наслаждаясь, в то время как юноша играл ее грудью. Потом она наклонилась над ним, чтобы слиться с его устами в поцелуе, но чувство возрастающего наслаждения заставило ее двигаться все более и более порывисто. Словно разразилась буря, и оба они начали подпрыгивать то сверху вниз, то снизу вверх. Юноша обнимал девушку, притягивал ее к себе и поднимал, а она мчалась на нем, как наездница на скакуне, испытывая, по всем приметам, наивысший экстаз.

Я больше не могла смотреть вторую часть этого представления. Я была так взволнована, так от увиденного пылала, что прижалась к Фебе, словно это движение могло мне принести успокоение. Испытывая, видимо, то же самое, что и я, Феба тихо открыла дверь, и мы понеслись в нашу комнату. Не в состоянии устоять на ногах, я упала на кровать, стыдясь чувств, овладевших мною.

Феба легла со мной рядом и спросила с иронией:

— Ну, теперь, когда ты увидела своего врага и могла его со всех сторон осмотреть, ты все еще его боишься? Или, может быть, ты бы хотела подружиться с ним, так же как и Полли?

Я не отвечала. Я стонала и тяжело дышала. Тут же Феба подняла свою юбку, взяла мою руку и ввела в пустое и просторное место своего тела. Теперь уже более опытная, я знала, чего здесь не хватает: не было в нем главного предмета моего желания!

Я дотронулась до этого места у нее без всякого стыда, но в возбуждении, мной овладевшем, отдернула бы руку, если бы не опасалась обидеть Фебу. Таким способом мы обе достигли лишь мизерной тени удовлетворения.

Я ощущала голод настоящего успокоения и поклялась себе, что больше не буду гасить этого желания ласками с женщиной, пока мадам не предоставит мне чего-либо более существенного. И решила я не ждать приезда лорда Б., который должен был посетить наш дом через несколько дней.

И мне не пришлось ждать! Ибо неожиданно пришла ко мне любовь, захватившая всю меня без остатка.

Глава седьмая

Моя первая любовь

Через два дня после урока, раскрывшего мне самые сокровенные подробности любовного акта между мужчиной и женщиной, я проснулась в шесть утра, раньше обычного.

Было душно. Феба спала сном невинного младенца. Я встала и, чтобы подышать свежим воздухом, вышла в сад. Здесь я могла бывать, когда захочу, даже во время визитов клиентов в других помещениях нашего заведения. Конечно, в такую пору я не предполагала встретить здесь кого-нибудь из наших гостей.

Как же я была поражена, отворив дверь, ведущую из садика в гостиную, и увидев у наполовину погасшего камина… молодого мужчину! Он отдыхал в кресле мадам Браун. Удобно вытянув ноги, он спал мертвым сном. Кругом царил беспорядок, как обычно после дня, а скорее ночи «работы» нашего заведения.

На столе стоял графин с пуншем и несколько рюмок с недопитым напитком — следы вчерашней попойки. Видимо, юноша приехал к мадам Браун с приятелями и, опьянев, уснул, в то время как его дружки забавлялись с моими подругами в их тихих комнатках. Мадам испытывала к нему, наверное, особое расположение, раз не приказала его разбудить после визита господ и позволила ему переночевать в кресле.

Он спал так крепко, что не услышал отзвук моих шагов, и я, осмелев, подошла ближе, чтобы получше его разглядеть.

Никогда до самой смерти я не забуду, какое впечатление он на меня произвел! Родившееся вдруг волнение молнией пронзило мое сердце и осталось в нем навсегда.

Мой дорогой, любимый, единственный! Помню тебя спящего в этом кресле у камина, словно это было вчера. Как будто сидишь передо мной, когда я пишу эти строки. Вижу того тебя — прекрасного, как чудесное видение, с головой, свободно откинувшейся на спинку кресла, в ореоле разметавшихся волос, подчеркивающих твое еще юношеское, но уже такое мужское лицо!

Тебе тогда было не больше девятнадцати лет. Ты был молод, чудесно молод, и сияние молодости исходило от тебя, погруженного в глубокий сон. Даже чуть припухшие бледные веки и синеватые тени, говорившие о твоем живом участии в ночной оргии, придавали твоему облику сладостное ангельское очарование.

Глаза, обрамленные длинными шелковистыми ресницами, были закрыты. Дуги его бровей были столь ровными и высокими, словно не природа их создала, а изваяла рука великого мастера. За слегка приоткрытыми алыми, пухлыми и страстными, наверное, и созданными только для сладостного поцелуя, губами, мерцали ослепительно белые зубы, а под низко расстегнутым воротничком рубашки в глубоком ровном дыхании вздымалась широкая и сильная грудь!

Представшая перед моими глазами картина просто околдовала меня. Я завороженно смотрела на юношу. Неодолимая внутренняя сила подтолкнула меня к нему. Приблизившись, я дрожащей рукой дотронулась до его ладони, лежащей на резном подлокотнике кресла. Блаженная дрожь пробежала по моему телу от этого прикосновения. Моя рука сомкнулась на пальцах мужчины.

Возможно, моя дрожь передалась и ему, поскольку он вдруг очнулся, поднял тяжелые веки и, еще не совсем проснувшись, посмотрел на меня встревоженным взглядом. Через мгновение, оглядев гостиную, он окончательно пробудился и отозвался глубоким приятным тенором, который звучал в моих ушах как прекрасная музыка:

— Ах да… Значит, я здесь… Скажи-ка, милая, который сейчас час?

— Только начало седьмого, господин, — ответила я взволнованно и заботливо добавила, видя, что он без сюртука: — Утро холодное. Господин может простудиться.

— Вряд ли. — Он махнул рукой и улыбнулся, глядя на меня. Я стояла перед ним в одной сорочке, в которой встала постели. — Я так напился, что не успел разогреться с одной из вас. Значит, холод мне не страшен.

Он не мог подумать иначе! Должен был принять меня за «одну из наших»! Ведь не мог же он здесь, в храме госпожи Браун, встретить девушку, не похожую на ту, с которой не удалось ему насладиться ночью?

Увидев меня, он, видимо, пожалел о такой утрате. Он обдал меня горячим взглядом и сказал, смеясь и нежно притягивая к себе:

— Но если ты считаешь, что холод мне может повредить, то я охотно с тобой погреюсь. Ведь и ты можешь простудиться, стоя в одной сорочке… — И видя мои колебания, добавил с иронией, но не зло: — Ну как? Жаль времени. Мы оба дрожим от холода, а ты мне очень-очень нравишься. Почему я тебя вчера не видел?

Хотя мне ужасно хотелось приблизиться к нему, я отодвинулась. Я не знала, что ответить на его вопрос. Наконец промямлила:

— Я была… занята…

— С другим гостем? — Он криво усмехнулся. — Целую ночь?

— Нет… — возразила я, покраснев как рак. — И не с другим…

— Тогда с кем?

— Ни с кем…

— А я думал, что ты устала из-за бессонной ночи.

— Я не устала. Я спала долго и хорошо.

— Почему же ты не хочешь… со мной?

— Да нет же!

— Ах, понимаю! — воскликнул он догадливо. — Это такая игра. Ты хочешь меня перед этим возбудить.

— Нет, господин, — отчаянно запротестовала я. — Это не потому. Правда…

— А может, я тебе не нравлюсь? Может, я отвратительный?

Я сложила руки как для молитвы и, глядя в его чудесные глаза, шепнула с волнением:

— Господин такой красивый… Божественно прекрасный… Наверное, нет никого в мире прекраснее, чем господин… Но я действительно, поверьте, не могу. Я не могу с господином этого делать, даже если бы этого страстно желала…

Он внимательно посмотрел на меня, и что-то похожее на волнение мелькнуло на его выразительном лице. Наверное, ни одна девушка не отказывала ему подобным образом. И уж наверняка — это было просто невозможно в доме мадам Браун.

— И даже если бы мы здесь никогда больше не встретились? — спросил он.

— Даже если бы должно было так случиться, — подтвердила я грустно и с болью; тяжелый вздох вырвался у меня из груди.

Теперь, через годы, я понимаю, что не только природный девичий страх сближения с мужчиной или боязнь, что будет сердиться мадам Браун, не позволили мне отдаться сразу этому чудесному юноше.

Это была любовь! Любовь с первого взгляда, самое редкое сокровище, которым небеса могут одарить женщину! Я не отдалась ему тогда, ибо я влюбилась в него первой, бессознательной, единственной в жизни любовью. Если бы он мне понравился только так, как многие парни могут понравиться многим девушкам, — он получил бы меня тотчас же, в гостиной мадам Браун. Но он не обладал бы тогда моим сердцем.

— А если бы мы встретились в другом месте? — шепнул он взволнованно.

Видимо, и в его душе начало пробуждаться чувство.

— Как господин это понимает? — тихо спросила я и опасливо осмотрелась. — Мне нельзя отсюда уходить, даже на минуточку.

— Слушай. — Он крепко взял меня за руку и торопливо зашептал: — Ты мне безумно нравишься! Легко понять, что тебя связывает со старой мегерой и что ты делаешь в этом доме. Но мне это безразлично. Брось ее! Беги отсюда! Брось эту грязь и мерзость, пока еще не слишком поздно! Увидишь, что не пожалеешь. Я позабочусь о тебе. Сниму тебе красивую квартиру. Буду к тебе добр. Ты ни в чем не будешь нуждаться. Буду тебя любить. И ты будешь меня любить.

Радость, счастье и страх вскипели в моем сердце.

— Но что скажет на это мадам? — прошептала я горячо.

— Об этом не беспокойся, — возразил он твердо. — Я уж все сам со старухой улажу, если ты отсюда выберешься. Понимаю, что у тебя в отношении нее обязательства, понимаю, что старухе не захочется так просто отказаться от доходов, которые ты ей приносишь. Я заплачу! Выкуплю тебя из ее грязных лап! Не желаю, чтобы ты тут пропала! Но и ты должна этого хотеть. Хочешь? — Он меня просто обжег горячим взглядом.

— Хочу. Очень хочу. Больше ничего не хочу в жизни.

Неожиданное решение радостью озарило мое сердце…

Тогда он притянул меня к себе. Я наклонилась над ним. Наши уста встретились, и я в первый раз ощутила на губах ошеломляющий вкус его поцелуя. Он меня обнял. Вся дрожа, я прижалась к его груди, к вырезу расстегнутой манишки, и он погладил меня по щеке.