Проснулась посреди ночи и никак не могла сообразить, где я нахожусь и что со мной произошло. Тихие попискивания, доносившиеся из корзины, моментально вернули меня к реальности. К этому времени все свечи в комнате догорели и погасли — все, за исключением одной, этот огонек едва теплился. Я зажгла новые свечи и заглянула в корзину. Красотка была мертва. Ее тело еще хранило тепло, но застывшие, устремленные вверх глаза и начавшееся окоченение не оставляли никаких сомнений на этот счет. Щенки были живы. Отчаянно попискивая, они тыкались слепыми мордочками в пустые соски в поисках материнского молока. Я тотчас же разбудила звонком кучера и дворецкого, отправила их искать в предрассветных сумерках суку, которая могла бы стать кормилицей для осиротевших щенят. Я сидела возле мертвой Красотки, но в моих глазах не было слез. Я думала об Англии, о поместье Элмшурст, где когда-то появилась на свет Красотка. И еще я вспоминала леди Гвендолин и окрашенного в пастельные тона Уильяма, который становился в моей памяти все более и более бледным, расплывчатым пятном. Я думала о Джеймсе, о своей долгой дороге из Англии — через Вену и Санкт-Петербург — в Париж. Жизнь и смерть этой маленькой собаки заставили вдруг меня с особой отчетливостью почувствовать, как быстро проходит время. Неожиданно ко мне пришло ощущение возраста и накопившейся усталости. Никогда особо не задумываясь над этим, я научилась скрывать с помощью косметических средств несколько небольших морщинок на лице. А ведь это было первым, вполне отчетливым предупреждением — знаком того, что молодость понемногу начинает уходить от меня. Я стала думать о Наполеоне и своей растраченной юности, о так и не осуществившихся мечтах, о своей неустроенной жизни. А ведь во всем этом виноват он один. Я была для этой семьи чужой и такой же чужой останусь для них навсегда из-за того, что в его целеустремленной жизни для меня не нашлось места. А когда он недавно снова увидел меня, что смог он предложить мне на этот раз? Всего лишь свою нежную улыбку, все такую же самоуверенную, самодовольную и готовую заманить новую жертву. Он привык требовать, а другие должны были отдавать. И он ни от чего не отказывался, а когда уже нечего было больше брать, он попросту выбрасывал тебя. На несколько часов я поддалась искушению и оказалась готовой к тому, чтобы он снова околдовал меня. Я согласилась забыть то, что знала, и поверить в то, чего не было. Теперь я испытывала стыд за свою слабость, и этот стыд прибавил мне силы. Редкий человек способен изменить свою природу. Сейчас, когда у моих ног лежала мертвая Красотка — скромное и отрезвляющее напоминание о реальности в эти великие, дурманящие голову времена, — я ненавидела Наполеона еще сильнее, чем прежде. И я приехала в Париж вовсе не для того, чтобы позволить ему одержать над собой очередную славную победу. Я нахожусь в Париже с тем, чтобы иметь возможность наносить ему удары с близкого расстояния.

Собачка-кормилица, которую разыскал кучер, оказалась лохматой дворнягой, очень пугливой и в любой момент готовой укусить. Однако молока у нее было предостаточно, и щенята росли поэтому крепкими и необыкновенно подвижными. Белая самочка очень напоминала Малышку — такие же глаза, движения и такая же нежная привязанность ко мне. Я назвала ее Минуш и следила за каждым шагом. Всякий раз, когда я смотрела на ее белую шелковистую шерстку, мне невольно вспоминалась Малышка.

Мое увлечение четвероногими питомцами несколько отвлекло меня от моих прежних планов и проблем. Все это время я никому не наносила визитов и никого не принимала у себя, я словно отгородилась от окружающего мира стенами дома. Но теперь наступил наконец момент, когда я вновь должна была принять активное участие в разворачивающихся вокруг событиях.

Зима в Париже выдалась сырой, холодной и серой из-за отсутствия солнца. Мостовые города влажно поблескивали под ногами, с голых веток деревьев на головы прохожих падали холодные капли. Но в это безрадостное время благодаря присланному Талейраном букету цветов в моем доме словно пахнуло весной. Похожие на воск и лишенные всякого аромата желтые тепличные розы и такая же не имеющая запаха мимоза создавали на моем утреннем столике иллюзию золотистого солнечного света. Я написала Талейрану письмо с благодарностью за этот подарок и пригласила его посетить меня с визитом.

И в тот же вечер Талейран навестил меня. Быстрота, с которой он воспользовался этим приглашением, невольно польстила моему самолюбию. Чем это можно объяснить — его личным интересом ко мне как к женщине или подготовкой к очередной серии своих дипломатических пируэтов? Судя по выражению глаз Талейрана в тот момент, когда я приветствовала его, он намеревался объединить осуществление своих политических планов, если таковые имелись, с решением своих личных задач. Он стоял в элегантной, непринужденной позе, опираясь на трость.

— Я счастлив, что мне представилась возможность снова увидеть вас. Тем более что в действительности вы оказались еще очаровательнее, чем это запечатлелось в моей памяти.

Вслед за мной Талейран прошел в гостиную, которая — с ее светло-зелеными обоями и изящной бело-золотой мебелью — напоминала в этот промозглый зимний вечер маленький островок весны. Он сел лицом ко мне, с грациозностью танцора вытянув вперед свою больную ногу, и голосом, в котором безошибочно угадывалось притворное или искреннее волнение, сказал:

— Я много думал о вас и с нетерпением ожидал момента, когда мы снова сможем увидеться.

«Ну-ну, не так быстро», — подумала я. Мне хотелось в полной мере насладиться этой обнадеживающей прелюдией.

— Нет ли каких-нибудь новостей? — спросила я, старательно избегая его взгляда и делая вид, что не вполне понимаю смысл его фразы. — В последнее время я не выходила из дома и поэтому не знаю даже, что сейчас происходит в мире.

Талейран опустил свой сапфировый взгляд — он отлично понял мой уклончивый ответ, и на его лице появилась вежливая улыбка.

— В данный момент в Париже спокойно. Общественность пока не знает о секретном договоре между Францией и Испанией, цель которого заключается в разделе территории Португалии. Предлогом для заключения этого договора является отказ Португалии присоединиться к блокаде Англии. Истина, однако, состоит в том, что, таким образом, император собирается без боя ввести французские войска на Пиренейский полуостров, с тем чтобы в дальнейшем распространить господство Франции на всю его территорию…

— Наполеон хочет обмануть бдительность короля Испании, — не выдержала я. — Он прибегает к хитрости.

— Цель оправдывает средства. — Талейран улыбался, поглаживая подбородок. — Впрочем, это плохой план, и я уже решительно высказывался против него. Но мой метод, позволяющий задолго до свершившегося факта предвидеть дальнейшее развитие событий, не очень-то находит понимание. Император предпочитает с максимальной выгодой использовать любую складывающуюся сегодня ситуацию, а при осуществлении собственных честолюбивых замыслов он готов считаться лишь с волею судьбы.

— Все его тайные заговоры продолжают осуществляться по одной и той же схеме, — возмущенно заметила я. — Именно таким путем он сумел победить на выборах подполковника на Корсике. И точно так же он осуществил переворот восемнадцатого брюмера во Франции.

Талейран одобрительно посмотрел на меня.

— Совершенно верно подмечено. Но то, что какой-то прием успешно сработал в первый и даже во второй раз, вовсе не гарантирует успеха в третий раз. Испанцы — гордый, свободолюбивый народ, и они с отчаянным упорством будут сопротивляться любому иностранному правлению на своей земле. Сей испанский план является ошибкой, которая будет иметь непредсказуемые, катастрофические последствия.

Ошибка! Это слово отозвалось у меня в голове, как удар колокола. Наполеон готовится совершить вторую свою ошибку. Сколько еще ошибок предстоит ему допустить, прежде чем он сломает себе шею?

Я позвонила слуге. Он принес нам шампанского, маленькие бутерброды с паштетом из гусиной печени, засахаренные фрукты, сырные палочки и сладкие пироги.

— Кстати, об ошибках, — сказала я, ощущая во рту приятный вкус паштета. — Что слышно о моем друге и вашем покровителе Александре из Санкт-Петербурга?

Талейран отведал засахаренных фруктов.

— Французский посол Кулэнкур переживает сейчас нелегкие времена. Император потчует его сладостями и предлагает запивать их уксусом. Александр стал очень подозрительным. Уже столько разных людей говорили ему о том, как он был одурачен Бонапартом, что французскому послу каждый раз приходится заново завоевывать доверие императора. А уж Александр создает ему в этом немало трудностей. — Талейран с видимым удовольствием отпил из бокала шампанского. — Сейчас он внимателен, а в следующий момент уже раздражен. Дружески расположен сегодня — и резок завтра. У императора Александра было время для того, чтобы поразмыслить о тильзитском обольщении и в какой-то степени освободиться от действия этих чар. — Талейран усмехнулся. — Кулэнкур занят сейчас тем, что пытается носить воду в решете. Он рассчитывает на чистосердечие императора, тогда как на самом деле тот хитрит. Или ему кажется, что его обманывают, хотя на этот раз император вполне искренен. Душу русского человека трудно понять, а постичь ее до конца вообще невозможно.

— Император Александр непредсказуем, как капризная женщина, — заметила я. — Он переменчив и влюбчив. Вот почему мужчинам так трудно бывает иметь с ним дело, тогда как женщины находят весьма привлекательным сочетание в нем чисто женских качеств и несомненных мужских достоинств.

Талейран поудобнее расположил свою ногу. Наша беседа, похоже, доставляла ему удовольствие. Чуть откинув назад голову, он заметил:

— Если бы все женщины могли так же серьезно размышлять и так непринужденно разговаривать о политике, как вы, мадам, не говоря уже о вашей внешней привлекательности, у нас бы давно уже наступил новый Золотой век, не стало бы вражды, войн. Все мужчины сделались бы страстными любовниками, а самые важные победы одерживались бы в постели.