– Ты извини, я ненадолго. Просто очень хотел тебя увидеть, поэтому и такси попросил подождать.

– Я все понимаю, я взрослая девочка!

– Ты знаешь, я без тебя очень скучал!

– И мне тебя не хватало.

– Я позвоню тебе завтра.

– Я буду ждать!

Он сел в машину и попросил водителя:

– А сейчас обратно туда, откуда приехали!

Дочки прильнули к нему и радостно завизжали:

– Папа, папочка приехал!

Больше он ей не позвонил.

* * *

– Всевышний! Фарбус сразу не узнал меня и даже испугался!

– Он просто почти стал человеком!

– Но он же не человек!

– Будь это душа, посланная возродиться на земле, или Ангел – все они забывают свое прошлое, облачившись в эти кожаные одежды. В воспоминаниях живет только божественная искра любви!

Уже больше часа он поднимался по узкой тропе к монастырю на вершине горы. Ему хотелось увидеть вживую монаха, которого написала на холсте Мария. Его лицо показалось Фарбусу очень необычным.

Отсюда, с высоты птичьего полета, было видно, как над морем один за другим идут на посадку самолеты с включенными прожекторами, а под ними по морю в разные стороны скользят катера и яхты, заполненные до отказа неутомимыми путешественниками со всего света.

Фарбус постоял у края обрыва, переводя дух, и пожалел, что не мог, как во сне, одной лишь силой мысли очутиться там, где пожелает. Капли пота, которые он не успевал стирать со лба, попадали в глаза и неприятно щипали. Темно-красная спортивная майка с изображенным на ней лезущим по горам альпинистом местами уже полностью промокла и превратилась в бордовую. Даже верхняя часть коротких штанов стала влажной от пота и натерла бедро. Тропа становилась все более узкой. В воздухе появился аппетитный запах – где-то готовили. Сразу после поворота за бурую с белыми вкраплениями скалу он увидел конечную цель своего похода.

На открытом огне в большом котле варился рис, рядом стоял Курт с бутылкой оливкового масла в руке и наблюдал за процессом приготовления. Его тонкий слух уже давно уловил шаги на тропе, и сейчас он с любопытством ждал, кто у них здесь появится на этот раз.

Незнакомец медленно подошел к Курту.

– Добрый день! Прошу прощения, если потревожил ваше одиночество.

– Бог с вами! Я здесь не одинок. Со мной еще отец Андрей живет. Только он сейчас в отъезде. А мне приятно увидеть нового человека!

– Тут недавно у вас одна художница побывала, вот она мне и рассказала об этом чудесном месте на вершине горы.

– Вы вовремя. Еще чуть-чуть, и будет готов обед. Приглашаю вас разделить со мной скромную трапезу!

Каким-то внутренним чувством Курт ощутил, что его гость не совсем обычный паломник и его визит может что-то изменить.

Пока незнакомец рассматривал иконы в маленьком храме, Курт открыл тяжелую дверь, ведущую в погреб, спустился по крутым ступенькам вниз, где в прохладе хранилось монастырское вино и запасы провизии. Он нацедил из бочки в кувшин прошлогоднего вина, взял головку козьего сыра и две лепешки.

Курт привык к своей замкнутой жизни и не любил общаться с простыми людьми. Его окружали в основном монахи и послушники. Но в этом человеке он почувствовал что-то необыкновенное.

Фарбус отломил кусок лепешки и приветствовал хозяина поднятым бокалом. Сделал глоток. Посмаковав во рту вино, он одобрительно кивнул, выражая свое восхищение. Курт с улыбкой пояснил:

– У нас свои виноградники.

– Да! Недаром легенды о напитке богов сложили именно на этом острове.

– Мы с вами так и не познакомились. Меня зовут Курт!

– Можете называть меня Фарбус.

– Необычное у вас имя.

– Да и вы, Курт, не совсем обычный…

Курт вздрогнул, ему показалась, что пришелец знает его тайну. Фарбус, заметив его смущение, постарался исправить положение:

– Я имею в виду, что не каждый может отказаться от мирской жизни и посвятить себя служению Богу.

Курт посмотрел ему прямо в глаза.

– Мне почему-то кажется, что вы знаете больше, чем многие. И сможете мне ответить на вопросы, которые меня мучают…

– Ну, если смогу…

– Люди проводят опыты и клонируют себе подобных и разных уродов. Это что – непорочное зачатие?

– У каждого свое отношение к понятию «непорочное зачатие». Один представляет это себе необъяснимым явлением, другой видит это по-своему!

– А как это видите вы?

– Да очень просто! Если двое, наполненные божественным чувством любви, а не примитивной животной страстью, соединяются в одно целое, и после этого рождается ребенок, то это и есть непорочное зачатие. В настоящей любви порока нет! Если кто-то вмешивается в это божественное чудо, он грешит. Но в его создании греха нет. Оно безвинно.

Курт на секунду задумался, а потом спросил:

– А что с грешными душами, где этот Ад?

– Здесь не все так просто! Свою душу человек выращивает сам. Из той божественной капли. И если вместо чистых душ вырастают уродливые, то они горят в Аду – это то, что вы называете земной магмой, – а потом застывают в виде камней и смотрят на этот прекрасный мир своими каменными глазами, ничего не могут сказать или сделать, просто смотрят и страдают оттого, что не жили праведной жизнью или хотя бы просто не приносили никому зла!

Курта передернуло, и он переспросил:

– Так значит, магма – это горящие души? А как они горят?

– Они горят в своих необузданных страстях, в боли, которую кому-то причинили, в пороках! Это все энергии, похлеще атомной, и если бы не прощение, которое рано или поздно придет, их мука была бы вечной!

– Ну, христиане считают по-другому.

Фарбус посмотрел на него с сожалением и сказал:

– Настоящие христиане – это те, кто причислен к лику святых за то, что жили по заповедям и были подвижниками, их по пальцам пересчитать можно! Остальные – просто сочувствующие с крестиками на шее!

– Думаю, что меня за такую крамолу из монастыря быстро бы выгнали!

– Вряд ли, некоторые так и думают, просто ни с кем не делятся своими мыслями. Курт, а ты попробуй, поделись с кем-нибудь!

– И я буду им это рассказывать, постукивая своими копытами? Да они меня в два счета или на кресте распнут, или на костре сожгут, это же просто миряне!

– Зато потом тебя обязательно канонизируют, и ты будешь висеть где-нибудь в храме в виде иконы «Козлокопытный святой исцеляющий», принося церкви немалую прибыль, – с иронией сказал Фарбус. – В Бога больше не верят, это невыгодно.

– А сам ты веришь?

– Для меня это смысл всей жизни. Если бы я не верил, то не задержался бы на этом свете ни на одну минуту, без него все становится бессмысленным! Ну а люди, когда пресытятся и начнет попахивать могилой, застучат по асфальту своими «копытами» в сторону церкви, рассчитывая на прощение. Всю жизнь поганил, поганил, крестился иногда… Такое ощущение, словно они Бога за неразумного младенца принимают! Но, сами того не ведая, все равно ищут Его по всей земле, и в Иерусалиме, и даже сюда, на Крит, приезжают…

– Есть в твоих словах истина!

– Удачи тебе, Курт!

– Постой! Открой мне еще какую-нибудь тайну!

– Да, наверное, ничего особенного. Ну, например, мне известно, что одна женщина явно влюбилась в очень необычного монаха и теперь всю жизнь будет вспоминать о встрече с ним!

– Я вижу, как ей помочь, чтобы вылечить этот недуг раз и навсегда, оставив у нее в памяти чувство ужаса и омерзения, – сказал Курт.

– Ты плохо знаешь, о чем говоришь! Стрелы Амура поражают не тело, а душу. А это совсем другое! Конечно, иногда неразумный человек бывает похож на примитивное животное с его инстинктами. Но не в этом случае. Эта женщина, которая перепутала чувство любви и счастья с благополучием!

– Я буду за нее молиться!

– Дай бог, чтобы ей это помогло!

– Фарбус! Мы с тобой еще увидимся?

– Обязательно, Курт!

Они пожали на прощание друг другу руки. Фарбусу предстоял еще долгий путь вниз.


В продвинутой Европе шла борьба защитников животных с любителями мехов, овчинных дубленок и прочих отходов мясо-молочной промышленности. Эти «борцы» без зазрений совести кидали в этих любителей тухлые яйца, некоторых даже обливали чернилами. После чего шли домой, где с удовольствием уписывали баранью отбивную или стэйк из теленка, кожа которого пошла на дорогое мужское пальто или обувь, не говоря уже о тушеных в сметане кроликах, из шкур которых делают великолепные полушубки и теплые шапки.

Необразованные приезжие из восточной Европы по старинке любили приодеться в теплые шубы и дубленки, ведь у них на родине царили сорокоградусные морозы. Но тут, в избалованном теплой погодой мире, не знали, что такое настоящий холод и пурга.

Европейское сообщество защитников среды привезло в Баварию представителя дикого племени с берегов далекой Амазонки как пример родства человека с природой. Они не знали, что иногда он баловался людоедством согласно древним обычаям своего народа.

Этих исследователей радовало, что индейцы ходили полностью обнаженными и в основном употребляли в пищу фрукты и корнеплоды.

Но защитники природы не догадались, что во время их пребывания вождь наложил табу на употребление в пищу мясного. Во время последней стычки с соседним племенем победителям досталось много провианта в виде пленников, и некоторые воины объелись и захворали. Вождь одновременно исполнял роль шамана и считался тут лучшим знахарем, поэтому он и посадил всех на жесткую диету.

Тарири был самой обычной, не очень свежей пятидесятилетней живой консервой. Его не успели съесть, и он покорно ждал своего часа, но тут ему спасло провидение. Вождь, уберегая соплеменников от соблазна нарушить диету, подарил его на прощание пришельцам за то, что те привезли всякого бесполезного барахла – трусов, маек и бюстгальтеров.

Когда Тарири попал в Лиму, он был поражен количеством народа. А небоскребы напоминали ему термитники. Его одели в потертые джинсы и майку с портретом Че Гевары и обычные кроссовки. Внешним видом он совершенно не отличался от цивилизованных индейцев этого города.