Теперь с открытым ртом стоял горец.

Он ни за, что не хотел их отпускать, просил подождать, пока поедет сделать укол заболевшему барану, а потом пригласил их к себе в дом. Но у них уже совсем не оставалось времени, надо было побыстрее добраться до сердца Тянь-Шаня, озера Иссык-Куль. Наверное, такие слова благодарности говорят только на Востоке, но ради этого стоило бы проехать полмира. Они сердечно попрощались и отправились дальше.

Озеро как мираж появлялось на горизонте за горами и исчезало. Прошло еще много часов, пока они добрались до палаточного лагеря у его берега. Когда они были уже рядом, из одной палатки показалась небритая рожа:

– Ой, а я вас знаю – вы Эрик Янович и Мадина Олеговна! Я у вас учился в Риге.

Через час они сидели в окружении бывших студентов, их угощали потрясающим пловом, потом жарили шашлык из баранины. А Олежка очень гордился своими родителями.

С тех пор прошло сорок лет, а кажется, что это было вчера. Эрик давно уже не был в тех краях, сейчас было поближе куда-нибудь в причесанные Альпы, где на автобусе доезжаешь до нужной горы, выходишь на остановке и лезешь вверх. Все чересчур просто и обыденно. Но есть, конечно, места, куда тянет любого альпиниста, – это те вершины, на которых ты не успел побывать. Северная стена Эйгера притягивает многих экстремалов, тем более что первым ее покорил легендарный Герман Буль. Мечтал об этом и Эрик.

И все-таки Мадина поехала вместе с ним. В аэропорту «Рига» задержка самолета – большая редкость, но в этот день им пришлось отсидеть в кафе возле огромного окна с видом на взлетно-посадочную полосу больше четырех часов. Их даже накормили бесплатным обедом. До Цюриха они долетели без приключений, а оттуда на нескольких поездах, ходивших по расписанию с точностью швейцарских часов, добрались наконец до уютного городка Гриндельвальд, где остановились в апартаментах с великолепным видом на Эйгер, который в лучах заходящего солнца казался огромным и неприступным.

На следующий день они взяли маленькие рюкзаки, положили туда пару бутылок воды, несколько бутербродов и отправились обследовать местность.

Вверх к подножию громадины Эйгера вела извилистая тропа. Конечно, туда можно было и доехать на маленьком специальном поезде из нескольких вагонов, в которых поднимали ленивых туристов. Но это было не для них. Вдохнуть свежий утренний воздух гор с ароматом альпийских лугов, наслаждаться открывающимися перед тобой пейзажами, когда по твоему лицу стекают струйки пота, – только тогда ты сможешь ощутить себя частью всего этого величия и красоты. А когда ты все это видишь через прозрачное стекло, ощущение, словно сидишь перед телевизором на мягком диване и смотришь «Клуб кинопутешествий».

Здесь зелень кончалась, и вверх уже шла каменистая тропа. Чем было выше, тем суровей – редкая трава пробивалась среди разбросанных валунов, и ветер уже не казался таким теплым, а с ледников приносило запах зимы, словно включили гигантский кондиционер.

Недаром эту гору прозвали Белой коброй, или Стеной смерти – она казалась совершенно неприступной, страшной и в то же время непреодолимо манящей. И многие под гипнозом этой горы-кобры становились ее жертвами.

Горячий сладковатый чай из термоса, бутерброды, аккуратно разложенные Мадиной на большом валуне, и потрясающий вид Гриндельвальдской долины привели Эрика в приподнятое настроение.

Он смотрел на этот склон и вспоминал всех тех, кто пытался на него подняться. Удалось это немногим, и одним из них был его кумир Герман Буль. Там в далеких пятидесятых прошлого века погиб известный итальянский альпинист Стефано Лонжи. Его тело не могли снять с горы несколько лет, из-за чего в деревне Клейн Шеддег местные жители за большие деньги сдавали в аренду подзорные трубы, чтобы любопытные до неприличия туристы могли полюбоваться на погибшего героя. Может быть, это и есть та смерть, ради которой стоит жить и стремиться к чему-то недостижимому? Правда, один из столпов альпинизма Вальтер Бонатти, не поднявшись на эту гору, сказал: «Никакая гора не стоит человеческой жизни!» Но Эрику так хотелось вдохнуть в себя этот неповторимый дух авантюризма, удачи или поражения.

На следующий день он вышел из дому в пять часов утра с большим рюкзаком за плечами и такими же большими надеждами. Перед самыми дверями его обняла Мадина и тихо произнесла:

– Помни, ты живешь в этом мире не один!

Ему было хорошо знакомо это предстартовое волнение, от которого даже слегка подташнивает. Он размеренно шагал по тропе, но его мысли были не на горе, они были рядом с Мадиной. Он вспоминал, как они познакомились, как впервые, словно случайно, дотронулся до ее щеки губами. Как она родила ему первого сына. И многие другие моменты жизни пробегали перед его глазами: первый поход в горы вместе с ней, потом с детьми; жизнь казалась удивительно длинной, и воспоминаниям не было конца. До подножья оставалось уже совсем недалеко.

Мадина испугалась неожиданного стука в двери, понимая, что ей могут принести любую весть.

За дверью стоял счастливо улыбающийся Эрик, похожий на озорного, слишком быстро поседевшего мальчишку, а не на степенного институтского профессора.

– Мадиночка! Самую большую высоту в своей жизни я покорил много лет назад! И эта высота – ты! И зачем мне рисковать, если я могу ее лишиться? Ни за что! Дай я тебя поцелую!..

Они целый вечер проболтали, вспоминая свои путешествия по горам, запивая их молодым красным вином и чувствуя, что у них все еще впереди.

* * *

Полная луна и яркие созвездия отражалась на ровной поверхности бассейна. Казалось, что можно разбежаться и нырнуть к самым звездам. Отдыхающие разбрелись по своим номерам и в воздухе повисла тишина, птицы заснули высоко в скалах и кронах пальм. Фарбус лег на влажный от ночного воздуха шезлонг и стал разглядывать небо, словно что-то там искал…

Рядом с созвездием Большой Медведицы появилась едва заметная точка и, словно маленький метеорит, ярко прочертила полнеба и остановилась прямо над ним. Он приподнялся на локте и с любопытством стал всматриваться в знакомый силуэт с луком и колчаном со стрелами за спиной.

– Здравствуй, добрый друг всех мечтающих о любви!

– Привет, Фарбус!

– Что нового во Вселенной?

– Как всегда, свет и рядом тьма! Как ты?

– Ищу!

– Та, что ты видел сегодня, – это не она!

– Знаю. Сегодня я увидел по ее рисунку, что она влюблена! Твоих стрел дело?

Амур чуть заметно улыбнулся:

– И кто-то сегодня объяснил ей это. Ты опять начал заниматься своей работой?

Фарбус задумался.

– Наверное, я никогда и не прекращал.

– Знаю!

– Ты раньше посылал в ее сердце любовь? Или это впервые?

– Нет! Это впервые! Но это из первых лучей солнца на всю жизнь! И они все равно вместе не будут – он монах и необычный человек.

– Такой, как я?

– Нет! Он создан извращением человеческого ума, но, вопреки этому, ему дана чистая душа с незаурядными способностями. Ты же знаешь, не всякий, имеющий руки и ноги, может считать себя человеком.

– Я бы хотел на него взглянуть.

– Нет ничего проще! Он в монастыре на вершине вон той горы, – и Амур указал рукой вверх, в темноту.

Солнечный луч пробился сквозь листву и упал Фарбусу на лицо, отчего тот сразу проснулся. Ранние любители загара с полотенцами подмышкой быстрым шагом, словно могут опоздать, торопятся на берег моря. Более расчетливые еще с вечера бросили свои полотенца на шезлонги и спокойно завтракают на террасе, потребляя в неимоверных количествах немецкие сосиски, жареные яйца, козьи сыры, йогурт, запивая все это свежими соками или бесплатным местным вином.

Запах свежесмолотого кофе приятно защекотал ноздри и заставил подняться. Фарбус немного постоял на краю бассейна, потом скинул с себя майку, шорты и нырнул в отдающую голубизной воду. Остатки сна растворились в прохладной утренней воде. В несколько взмахов Фарбус пересек неширокий бассейн, потом проплыл в обратном направлении, поднялся по ступенькам из воды и долго растирался полотенцем, вспоминая ночную беседу с Амуром, которого почему-то иногда стал забывать, словно он стирался из памяти. И еще раз удивился, как люди не ценят дара любви, меняя его на сытую, быстро проходящую жизнь в окружении таких же заурядных людей, как и они сами.

Конечно, у всех жизнь складывается по-разному…

На все родительская воля

…В девятнадцать лет он уехал в Москву и там связал себя по рукам и ногам узами брака по настоянию родителей. За такую жертву ему были подарены пятикомнатная квартира на Тверской-Ямской и сто пятьдесят тысяч долларов. Родители очень хотели, чтобы в их внуках текла кавказская кровь, и, не дай бог, любвеобильный сын найдет себе подружку другой национальности, как это сделал их старший. Марат был послушным сыном и повиновался желанию родителей.

Его невестой стала полная, хорошенькая девушка Амина, на год моложе его, из очень приличной семьи: папа был заместителем начальника тюрьмы по надзору и хозчасти, а мама – учительницей в младших классах начальной школы. В ее характере было больше папиного – с первого дня она взяла в свои руки всю хозяйственную деятельность, включая контроль за финансовыми потоками в семье.

Марат обладал чутьем на то, где можно заработать, и с увлечением предался предпринимательству. Дома бывал крайне редко, даже, можно сказать, совсем туда не торопился. Когда ему приходилось по нескольку дней находиться с женой под одной крышей, он особенно не страдал. Стол ломился от еды, приготовленной хозяйственной женой, и это напоминало ему поездки к бабушке, где его так же сытно кормили во время летних каникул, но почему-то всегда хотелось побыстрее вернуться в город. Так же было и сейчас – несколько дней он с удовольствием ел, пил, иногда исполнял супружеские обязанности, а потом норовил побыстрее куда-нибудь улизнуть.

После года замужества она обрадовала Марата: «Я была у врача! Я беременна!»