ГЛАВА 1

Любите ли вы машины так, как люблю их я? Нет, не вылизанные «Ламборгини» или «Бентли», а машины в целом: потрепанные, старые, поломанные, отслужившие своё трудяги; новые и вылизанные красавцы, добавляющие очков к статусу владельца. Любите такие машины? Я — да. Все без исключения. Мама обычно шутит: «Потому что ты родилась в машине». И это правда. Я появилась на свет в старом «Форде» отца, когда он вёз маму с фермы в родильное отделение местной больницы. К счастью, роды принимал врач, иначе папу хватил бы удар: он не может видеть мамину боль, паникует и суетится. Да, схватки у мамы начались по дороге, но родилась я уже на парковке больницы. Отец потом сутки не спал, говорил, стоило закрыть глаза, как ему снилось, что мама рожает, а больница пуста.

Хотя сказать, что папа трус... Нет, вы никогда не сможете так сказать, когда познакомитесь с ним. Грегори Стар сделал себя сам: начал с низов, работая на ферме, копил деньги, затем усердно учился, стал маркетологом. Потом годы долгого и упорного труда сначала на важных шишек, а позже — на себя. У папы талант и потрясающая интуиция на выгодные инвестиции: он умеет вкладывать деньги в перспективные сделки и учит этому других. В общем, большой босс: жёсткий, авторитетный и практически безапелляционный. Чтобы он поверил вам в каком-либо вопросе, нужны неоспоримые аргументы.

А я? А я, Розали, родилась в машине папы, почти всю жизнь провела в автомастерской своего дяди Джека, подавая ему инструмент. Отец в это время строил карьеру, а мама пыталась стать писателем. Нет, она пишет до сих пор и удачно издаётся, но её книги не для широкого круга читателей. Мама... она... ну, в общем, учит трахаться. Ага, я не ошиблась. Эмили Стар, жена начальника крупной компании, светская львица и женщина с потрясающим чувством стиля и такта, учит других людей заниматься сексом. Это не «Камасутра», не руководство «Что и куда сунуть», а подробные книги обо всем, что касается интимных отношений. По маминым словам, они невозможны без духовной составляющей.

Ну, вернёмся к мастерской. Как я туда попала? В садике было неинтересно, все дети казались тупыми и избалованными, поэтому я взбунтовалась. После череды драк и скандалов родители сжалились над другими детьми и забрали меня на домашнее пребывание, которое вскоре сменилось пребыванием в мастерской. А все потому, что няню мы себе не могли позволить, а родители выбивались в люди. Так что оставался один вариант: меня поручили дяде Джеку.

На тот момент ему было 23 года. Он много курил, пил много пива, матерился. У него в мастерской все время зависали друзья с какими-то девушками в мини-юбках и весьма откровенных топах. Конечно, при мне они старались вести себя прилично, но иногда проскакивали шутки и слова не для детских ушей. А ещё у дяди проскакивали технические подробности ремонта автомобилей. Проще говоря, он ремонтировал машины «вслух»: любое своё действие он сопровождал бормотанием с подробными инструкциями. Так что в пять лет я уже чётко знала, что такое карданный вал, где он установлен и чему служит. И так обо всех мыслимых и немыслимых запчастях практически любой марки автомобиля.

Когда я пошла в школу, то продолжила приходить к Джеку в мастерскую каждый день. Маму это насторожило. Она пыталась привить мне «девчачесть»: отдавала на танцы, фортепиано, курс благородных манер в местной элитной школе. Я посещала все занятия, а после них мчалась в мастерскую дяди. Хотя бы на пару часов, даже на тридцать минут. Я стала как наркоманка и к пятнадцати годам уже не могла прожить ни дня без запаха бензина и масла.

Мама сдалась, решив, что я перерасту эту привязанность к железкам, и сосредоточилась на моей подрастающей сестре Элли, которой на тот момент исполнилось двенадцать. Она стала воплощением маминой мечты: элегантная, манерная, спокойная, с гладко зачёсанными волосами и неизменным платочком с анаграммой в стильной сумочке. В отличие от меня: вечно растрепанной, в драных джинсах или шортах, с безумным блеском в глазах и с нестираемыми пятнами смазок и машинных масел на одежде. Мы даже внешне сильно разнились. Я фигуристая, как бабушка: уверенный третий размер груди, округлые, слегка пышные бедра; при этом я достаточно высокая, почти 170 см. Элли блондинка, как и мама, невысокая, хрупкая и утонченная, словно фарфоровая статуэтка. Даже глаза у нее голубые, тогда как у меня — зеленые. Мы с сестрой абсолютно разные, но от этого наша любовь не стала меньше. Мы как минус и плюс.

Сейчас она готовиласьк главному событию своей жизни — замужеству с выпускником Гарварда, гордостью курса и родителей, всегда элегантным и с неизменным свитером на плечах, Робертом Палмером. Ее мечта, любовь и надежда. Роберт стал первой страстью Элли в широком понимании этого слова. Сестра никогда не совершала безрассудных поступков, никогда не шла против слова родителей и никогда не шокировала общественность. До Роберта. Наш мальчик оказался тем самым обладателем чертей в своем тихом омуте. Они с Элли сбегали с занятий, чтобы поехать на пляж, ночью сбегали из дома, чтобы заняться безумным сексом в машине на обочине дороги. Парочка собиралась бросить Гарвард на третьем курсе, чтобы путешествовать и искать свой дзен. В общем, из примерных воспитанных детей чопорных родителей они превратились в нарушителей семейного спокойствия. Так что, когда они заявили о своей помолвке, никто даже не пытался спорить. Мои родители и Палмеры решили разрешить детям свадьбу и посмотреть, что из этого выйдет. Ну и что, что Элли всего двадцать один, а Роб лишь на год старше? Они счастливы, и это главное.

Как можно уже догадаться, мне двадцать четыре. И я не замужем. И даже не планирую, несмотря на желание родителей. Они не сдаются, особенно мама, которая практически на каждый воскресный обед приглашает своих подруг и просто знакомых с их холостыми сыновьями. Во время одной из таких встреч я познакомилась с потрясающим Грегори Монтгомери — имя претенциозное, он кто-то там в каком-то там поколении. Но кому до этого дело? Ему двадцать шесть, он главный дизайнер в модной студии. Тысячи толстосумов приходят к нему, чтобы оформить интерьеры своих крутых квартир в престижном районе. У него обалденное чувство юмора, красивейшая улыбка с ямочками, бездонные голубые глаза и пресс с положенными шестью кубиками. Он мог бы стать воплощенной мечтой любой женщины и был бы рад помочь нашим матерям устроить наш счастливый союз, если бы это было возможно. Приведя его к нам на обед, миссис Монтгомери не учла маленького нюанса: Грег не интересуется женщинами. Никакими. Вообще. И, конечно, его родители не могли смириться с этим, как мои не могли смириться с моим нежеланием выскочить замуж и нарожать детишек. В общем, мы с Грегом сошлись на почве заговоров против воли наших родителей и желания быть свободными. От всего...

Так что мы стали друзьями, очень близкими. Мы регулярно выбираемся на прогулки и встречи, ходим в ночные клубы и спортзал. Никогда туда не ходила. И вы не увидели бы меня там, если бы не Грег — он бывает очень убедительным.

Итак, что мы имеем? Как и у всех героинь всех мелодрам, у меня есть набор из трех подруг: Грег, Моника и моя сестра Элли. Я в нашем союзе играю потаскушку, Грег — ну вы поняли — друг гей, Элли — благопристойная девица и абсолютно сумасшедшая Моника.

С Моникой Грейнджер я познакомилась во время драки. Да-да, именно так. Мы были в клубе с ребятами из моей мастерской, пили, веселились. А потом в клубе началась потасовка.

— Смотрите, это женский бой! — крикнул Майк.

Я повернула голову к танцполу и увидела, как белая макушка мелькает над толпой. Ее розовое, абсолютно неприличное платье было наполовину стянуто и демонстрировало кружевное нижнее белье кричащерозового цвета. Мы подошли ближе.

— Я лесбиянка! Не лапала я твоего парня! Я встречаюсь с девушкой, дура ты! — услышали мы, как блондинка кричала своей сопернице

— И где твоя девушка? — прокричала в ответ рыжая, густо накрашенная девица, килограмм на десять превосходящая по весу блондинку.

— Здесь!

То, что голос был мой, я поняла лишь после того, как ко мне обратились десятки пар глаз, включая глаза блондинки, во взгляде которой сквозило недоумение. Но оно быстро прошло. Она взяла себя в руки и, прокричав рыжей «Пошла на хер со своим козлом!», решительно подошла ко мне, схватила рукой за затылок и притянула к себе, впившись своими губами в мои. Шок? Неожиданность? Недоумение? Ещё с десяток чувств я испытала за какие-то пару минут нашего поцелуя. Она оторвалась от моего рта, развернула спиной к танцполу, шлепнула по попке (что?) и, положив руку мне на талию, повела прочь.

— Где твой столик? — спросила она.

Я взяла ее за руку и отвела к нашему столику, где с лукавыми усмешками сидели ребята.

— Вот это представление, дамы! — Стив кричал и смеялся одновременно.

— Потише, здоровяк, не то надеру тебе зад за эту девочку, — отозвалась блондинка и повернулась ко мне. — Спасибо. А ты неплохо целуешься. — Она подмигнула.— Я, кстати, Моника.

— Розали. Или просто Роуз. — Улыбнулась я в ответ. Уже тогда я поняла, что она мой человек.

— Так, может, повторите на бис, раз уж познакомились и обе, полагаю, отлично целуетесь? — выкрикнул Френк.

— Иди на хрен! — ответили мы в один голос.

— А вы подружитесь, — засмеялся Марк.

— Да, прекрасный тандем, — добавила его девушка Алиса.

Вот так и началась история нашей дружбы. Мы, конечно, больше не целовались, потому что абсолютно гетеросексуальны, но наши походы в клубы, бары, а также на шоппинг, тихие домашние кинопросмотры и посещения салонов красоты стали традицией.

Уже позже мы все узнали, что Моника — журналист в достаточно серьезном экономическом издании и только в ночи субботы позволяет себе быть оторвой. Остальное время она респектабельная, спокойная и рассудительная. Ну, естественно, с перчинкой и задором.

После одной из таких суббот, плавно перешедших в воскресенье, я до самой среды чувствовала похмелье.