Тот первым заметил герцога, ослабил хватку, и Анита освободилась.

Увидев, кто пришел, она инстинктивно подбежала к герцогу и ухватилась за него, как тонущий за спасательный круг.

Герцог чувствовал, как она дрожит, прижавшись к нему, но не обнял ее; он просто посмотрел поверх ее головы на лорда Грэшема, который казался несколько смущенным.

Затем герцог спокойно произнес:

— Анита, моя мать просит вас прийти. Ничего не ответив, девушка отошла, не поднимая головы. Герцог услышал, как она побежала к двери. Прервав неловкое молчание, герцог спросил:

— Ну что, старый черт, связался с младенцем? Лорд Грэшем оправил лацканы.

— Хорошенькая штучка, но проста до крайности.

— Да, весьма! — сухо согласился герцог. — Тем не менее предлагаю тебе оставить ее в покое.

Лорд Грэшем улыбнулся:

— Не будь таким напыщенным, Керн. Рано или поздно кто-нибудь преподаст ей урок жизни, и потом, она ведь всего лишь чтец твоей матери.

Герцог прекрасно понял, что имеет в виду его приятель. Это раздосадовало его по только из-за Аниты. Он не выносил мужчин, преследовавших беззащитных гувернанток и даже служанок в чужих домах.

Прежде герцог не предполагал, что Джордж Грэшем — из их числа. Теперь он решил, что их дружбе — если это была дружба — пришел конец и он больше никогда не пригласит Грэшема ни на один оллертонский прием.

Вслух он сказал:

— Полагаю, у тебя сложилось неверное впечатление об Аните Лэвенхэм. Она — гостья моей матери. Ее дед — граф Лэвенхэмский и Бективский, а ее тетка — графиня Чармутская.

— Господи, я не знал! — воскликнул лорд Грэшем. — Я думал, она обедает с нами только для того, чтобы за столом не осталось пустого места.

— Вот здесь ты и допустил ошибку, — ответил герцог.

С этими словами он вышел из оранжереи, не заботясь о том, последует ли за ним лорд Грэшем.

Возвращаясь в бальный зал, герцог понял: в эту ситуацию, которую Анита и вообразить себе не могла, она попала только из-за своей искренности.

Он спросил себя, сколько еще гостей, подобно лорду Грэшему, решили, что Анита — не более чем компаньонка герцогини.

Входя в зал, герцог раздумывал, как должным образом направить то, что сам он начал, избавив Аниту от брака с пожилым священником из Харрогита.

Оркестр снова заиграл романтический вальс, и внезапно герцог понял, как он может без слов разъяснить гостям положение Аниты.

Девушка уже стояла рядом с герцогиней. Интересно, знает ли его мать, что Анита расстроена?

Герцог прошел между парами танцующих, чтобы присоединиться к матери. Увидев выражение лица герцогини, он понял: та все знает.

Герцог взглянул на Аниту.

— Могу я пригласить вас на танец? — спросил он.

Увидев в ее глазах неподдельный ужас, герцог, не дожидаясь ответа, обнял девушку за талию и вывел в центр зала.

Анита была гораздо ниже других дам, с которыми он танцевал, и, как он и ожидал, оказалась легкой как пушинка. К тому же он обнаружил у своей партнерши врожденное чувство ритма.

Герцогу казалось, будто они не танцуют, а парят над полом. Он чувствовал, что девушка все еще дрожит от страха, вызванного в ней Джорджем Грэшемом.

— Забудьте о случившемся, — спокойно сказал герцог. — Но пусть это послужит вам уроком: никогда не ходите в оранжерею с мужчиной, если только не хотите принять его ухаживания. Анита содрогнулась:

— Он попросил меня… Мне не хотелось ему… отказывать. Когда я увидела, что в оранжерее больше никого нет, я поняла, что… поступила… неправильно.

— Скорее несколько опрометчиво. Анита тихо вздохнула.

— Если бы мама была здесь, она бы мне рассказала… об этом. Я, как видите… несведуща.

— Как все мы, вы выучитесь путем проб и ошибок, — сказал герцог.

— Я знаю, — тихо проговорила Анита, — но он… испугал меня.

— Говорю вам, забудьте о нем.

— Я была так счастлива, все было чудесно, ведь это мой первый бал, — пролепетала она, — но я не думала, что мужчины… такие.

— Какие? — с любопытством спросил герцог.

— Как преподобный Джошуа, который хотел… жениться на мне, хотя видел меня всего… два или три раза, или как… лорд Грэшем. Он хотел поцеловать меня, хотя мы… встретились впервые… только за ужином.

Опустив взгляд, герцог увидел на ее нежном, как цветок, личике растерянное выражение и подумал, что может понять чувства преподобного Джошуа и Джорджа Грэшема.

— Полагаю, моя мать лучше всех сможет рассказать вам об опасностях, подстерегающих красивых женщин, — беспечно проговорил герцог.

Мгновение Анита молчала, затем спросила, тихо и недоверчиво:

— Вы имеете в виду… Вы в самом деле считаете… что я… хорошенькая?

Герцог не смог удержаться от улыбки.

Он был совершенно уверен: ни один из присутствующих мужчин, которым Анита могла бы задать этот вопрос, не понял бы, что она вовсе не напрашивается на комплимент. Она действительно не представляла себе, что она не просто хорошенькая, а настоящая красавица.

Но герцог знал: причина ее непосредственности в том, что она недооценивает свою внешность.

Увидев ее сестру Сару, герцог понял, почему Анита так неблагосклонна к себе.

Сара блистала яркой красотой Английской Розы, идеала художников всех стилей и направлений.

Когда герцог узнал, кто эта девушка, он подумал, что ее золотые волосы, голубые глаза и бело-розовое личико привлекут внимание всех присутствующих мужчин и исполнят их восхищением.

Анита была другой.

Она походила на маленькую белую фиалку, прячущуюся в зеленой траве, или скорее на крошечную орхидею-звездочку, приколотую к ее платью.

Такие орхидеи были большой редкостью, и герцог весьма гордился, что их удалось вырастить в оллертонской оранжерее.

Однако гости, осматривавшие растения, восторгались пурпурной Каттлеей и алым Софронитисом, едва замечая любимый цветок герцога.

Ответить на вопрос Аниты было просто, но герцог хотел, чтобы девушка ему поверила.

— Я считаю вас очень привлекательной, — сказал он. — Надеюсь, вы понимаете, что это вовсе не комплимент. Мои слова соответствуют действительности.

В глазах Аниты снова зажглись звезды. Герцог почувствовал, что она больше не дрожит.

— Теперь я снова счастлива! — воскликнула она. — Обещаю, я больше не буду делать глупостей и не пойду в оранжерею, если только там не будет много народу.

— Возможно, еще разумнее будет не ходить в церковь! — поддразнил ее герцог.

— Сначала я выясню, женат ли викарий, — ответила Анита, и герцог засмеялся.

Он заметил, что позже, пока он танцевал с другими гостьями, в том числе с леди Розмари и Элис Даун, Анита после каждого танца неизменно возвращалась к герцогине.

У Аниты не было недостатка в партнерах, и не раз, когда она проплывала в танце мимо герцога, он слышал, как она оживленно беседует с кавалером.

Иногда она смеялась звонким радостным смехом, искренним, как у ребенка.

Поздно ночью, когда гости, приглашенные только на бал, наконец разъехались, герцог сказал матери:

— Полагаю, тебе следует лечь, мама. Твои доктора наверняка не одобрят, что ты все еще не спишь.

— Я наслаждалась каждым мгновением, — просто сказала герцогиня. — Но Анита уже сообщила мне, что завтра у меня все будет болеть, так что я послушаюсь тебя.

Тут к герцогине подбежала Анита. За ней следовали два рослых лакея с креслом, в котором они поднимали герцогиню по лестнице с тех пор, как ее сковал ревматизм.

Герцогиня с сомнением посмотрела на кресло.

— Я в состоянии идти сама! — запротестовала она.

— Не сегодня, — сказала Анита. — Пожалуйста, мэм, будьте благоразумны, иначе завтра мне целый день придется заваривать травы.

Герцогиня засмеялась и сдалась.

— Вы с Керном немилосердно меня третируете, — сказала она, — впрочем, полагаю, я ничего не могу с этим поделать.

— Кроме как поскорее пожелать нам спокойной ночи, — ответила Анита. — Знаете, мэм, вы были несомненной, непревзойденной Королевой бала!

— Верно, — согласился герцог. — Жаль, я не сказал этого первым.

— Тебя обошли на финише, Оллертон! Это на тебя не похоже, — заметил один из гостей.

— Должно быть, старею, — ответил герцог.

— Это не так, — сказала Анита, — просто иногда соперник подкрадывается незаметно, когда вы меньше всего ожидаете.

С этими словами Анита последовала за герцогиней, которую лакеи понесли в спальню. Герцог и стоявшие рядом с ним гости провожали девушку дружным смехом.

— Это самое чудесное дитя, какое я встречал за свою жизнь! — заметил пожилой генерал.

Герцог и сам мог бы сказать то же самое, но не успел он заговорить, как графиня Клайдширская набросилась на него со словами о том, какой великолепный был бал.

Рядом с матерью стояла леди Миллисент. Герцог подумал, что она намеренно не смотрит в его сторону и даже не пытается произнести хоть слово одобрения.

«Какая зануда!» — подумал герцог.

Однако, глядя на леди Розмари Кастор и Элис Даун, он даже не мог себе представить, что одна из них будет сидеть напротив него за столом или сопровождать его в Букингемский дворец.

«Возможно, при более близком знакомстве леди Миллисент будет вести себя иначе, — решил герцог. — Если же нет, то я не стану делать ей предложение».

Едва эта мысль мелькнула у него в голове, как он понял, что это означает. Снова приемы, подобные этому; снова матери, подобные графине, станут пресмыкаться перед ним в предвкушении грядущего родства.

Еще много дней придется потратить на увеселение людей, которых герцог считал занудами, вместо того чтобы развлекаться на скачках, играть в поло или общаться в кругу принца Уэльского.

Герцог знал: если он женится, изменится все.

— Как же мы можем устраивать прием без вас? — сказала ему леди де Грей всего лишь несколько недель назад. — Все красавицы стоят на цыпочках в надежде, что именно их заметит ваш блуждающий взгляд. Как бы дерзко вы себя ни вели, их мужья терпят вас, ибо знают: вы прекрасно осознаете собственную значимость и никогда не допустите скандала.