– Марципан, – сказала она – маленькие плетеные марципановые корзиночки. А внутрь я положу имбирную карамель и крошечные трюфели. – А про себя она соображала: «Марципан? Боже, я работала с ним всего один раз и то, когда Помпо следил за каждым моим движением. А вдруг я не смогу это сделать?..»

Энни чувствовала, как ее спокойное, уверенное выражение лица исчезает, но постаралась сохранить на нем улыбку.

Фелиция Бирнбаум нахмурилась, как бы задумавшись. Она, конечно, не думала заказывать что-нибудь столь калорийное, как марципан, но так же не думали большинство клиентов Энни. Они покупали шоколад для своих пожилых матерей, клиентов, секретарей, мужей, иногда даже для любовников.

– Конечно, – сказала миссис Бирнбаум, – я никогда не думала об этом… но это было бы отлично, не правда ли? У вас есть образцы… или по крайней мере фотографии?

– Только в моем воображении. – Энни молила Бога, чтобы миссис Бирнбаум не начала расспрашивать ее более подробно. – Я сделаю это специально для вас, миссис Бирнбаум. И ни у кого больше этого не будет.

Женщина успокоилась и облокотилась на витрину холодильного шкафа с плетеными корзинами, такими же, как те, которые стояли наверху и были заполнены конфетами, созданными Энни по ее собственному рецепту: трюфелями с «Драмбьюи» и апельсиновыми цукатами, шоколадными конфетами с лимонным суфле, конфетами с жареными кофейными зернышками внутри и конфетами из молочного шоколада с кокосовой и ромовой начинкой.

– О, – сказала она, – это было бы…

Энни улыбнулась:

– Доверьтесь мне, и все будет отлично.

– Хорошо.

– Сколько у вас будет гостей? – спросила она, вынимая клочок бумаги их ящика под кассой.

– Примерно двадцать восемь, но обед будет в следующий понедельник, то есть всего через неделю. Вы уверены, что успеете?

– Совершенно уверена. – Энни убежденно тряхнула карандашом, а сама представила, сколько ей придется работать в субботу и воскресенье. – Вы сказали, двадцать восемь? Пусть для ровного счета будет тридцать. Поверьте мне, миссис Бирнбаум, у вас ничего не останется.

Через несколько минут миссис Бирнбаум уже бежала под дождем к своей ярко-красной машине, которую она, нарушая правила, поставила на обочине. После ее ухода остался легкий запах духов «Шанель № 5» и чек на триста долларов. Энни убрала чек в кассу, затем пошла и заперла входную дверь и повесила табличку Закрыто». Возвратившись к прилавку, она заметила, что Луиза ушла на кухню, возможно, для того, чтобы прибраться или помочь Эммету. Луиза всегда краснела, когда приходил Эммет. А почему нет? Разве любая свободная женщина в здравом уме могла не обратить внимания на Эммета?

Энни вдруг почувствовала, что страшно устала и не может больше стоять. Она села на старый вертящийся стул, стоящий между стеной и тумбочкой швейной машины, уставленной банками с цукатами из апельсиновых и лимонных корок в шоколадной оболочке. Из кухни послышалось неприятное прерывистое тарахтенье двигателя. Видимо, Дуг не починил его как следует? Может, Эммету все же удастся это сделать? Или его нельзя починить и нужно покупать новый двигатель? Денег на покупку нового двигателя у нее не было, так как каждый цент она тратила на сырье, заработную и арендную плату и оплату счетов за телефон, электричество и т. д. и т. п.

Она вздохнула и задумалась, как сможет она приготовить вовремя корзиночки для миссис Бирнбаум, если тигель сломается, когда она с трудом справлялась с уже имеющимися заказами: один для «Забара» и два для двух других клиентов. Да, все, как в пословице «Уж если пошел дождь, то обязательно ливень», – подумала она. Конечно, она была рада, что дело процветает, и все же очень нервничала. О Боже, зачем она в это влезла?

А Эммет? Честно ли было с ее стороны продолжать с ним отношения, раз она не знала, сможет ли когда-нибудь дать ему больше, чем сейчас?

Она скучала по Джо. Они почти не разговаривали с того дня, когда она пришла к нему в ресторан. Он был все время занят, как и она. Встречаясь в коридоре, они улыбались и кивали друг другу. Иногда он останавливался на минуту, чтобы поговорить с Лорел, которая могла родить в любой день.

В последнее время Джо виделся с Лорел чаще, чем она. Раз в неделю он возил ее на уроки ламаизма, а в другие вечера, когда не очень уставал, звонил Лорел, и она спускалась к нему, чтобы позаниматься дыхательными упражнениями.

Лорел стала очень замкнутой. Она не разговаривала с Энни ни о чем, кроме книги, которую иллюстрировала, или магазина Энни. Но никогда о Джо. Создавалось впечатление, что они заключили что-то вроде молчаливого договора.

Да, Лорел была очень вежлива… и удивительно внимательно слушала, когда Энни рассказывала ей о своем магазине, но у Энни было чувство, что она говорит с куклой… той глупой говорящей куклой, которую Муся однажды подарила Лорел. Эта кукла начинала щебетать, как только ее дергали за веревочку у нее на спине: «Привет, меня зовут Кэтти-Болтушка. А тебя?»

Шесть лет назад Энни не могла бы себе представить, что она когда-нибудь будет ревновать к своей сестре… но сейчас это было так. Она могла смириться с тем, что Лорел была влюблена в него. Но он, неужели он тоже влюбился в Лорел? Это казалось неправдоподобным. Она чувствовала, что это невероятно. Но почему нет? Лорел была красивой, веселой, и он ей был очень нужен…

«Какое право я имею ревновать к Лорел? Особенно сейчас. У меня, по крайней мере, есть магазин… а что есть у нее? Выдуманный муж и ребенок, которого она вот-вот лишится?»

Один или два раза она входила и видела, как Лорел тихо сидит, обхватив руками свой огромный живот, словно старается защитить его, а лицо у нее такое, как будто она находится в состоянии агонии. Не физической боли… а каких-то внутренних душевных страданий, что, возможно, было еще хуже. Неужели сейчас, когда она уже решила отдать ребенка, она жалеет об этом?

Но Энни знала, что сейчас ей лучше молчать. Она уже зашла слишком далеко, вмешиваясь в жизнь Лорел. Разве Лорел не сказала ей об этом достаточно ясно? Кроме того, в глубине души Энни еще не до конца простила ее за то, что она встала между ней и Джо.

Вдруг она услышала, как в кухне тягель перестал грохотать и начал равномерно работать. Она почувствовала облегчение. Ну, слава Богу, не придется беспокоиться хотя бы об этом, по крайней мере, некоторое время. Эммет, сохрани его Бог, опять спас ее.


В небольшом итальянском ресторанчике «Паоло» на Малберри-стрит обшивка стен была вся исцарапана спинками стульев, а сами стены увешаны фотографиями обедавших там знаменитостей с их автографами. Здесь были Фрэнк Синатра, Дин Мартин, Фиорелло ля Гардия, Тони Беннетт. Стеклянная панель, с выгравированным на ней рисунком, отделяла длинную дубовую стойку бара от зала ресторана. За столом около задней стены Энни заметила смуглого широкоплечего человека, одетого в двубортный костюм, застегнутый на все пуговицы, за ворот его рубашки была заткнута салфетка, а перед ним стояла большая тарелка со спагетти, которые он жадно поглощал. Недалеко от него, за маленьким столиком, сидели два молодых человека, которые, несомненно, были его телохранителями, их глаза все время блуждали по заполненному народом залу.

– Они настоящие? – насмешливо шепнула она Эммету. Она не могла избавиться от мысли, что эти парни были актерами, нанятыми хозяевами ресторана, чтобы разыграть живую картинку и создать ощущение достоверности.

Через несколько секунд, когда их посадили за стол, расположенный всего в метре от того стола, за которым сидел смуглый мужчина, Эммет наклонился к ней и прошептал:

– Это Чезаре Тальози. Он – глава семьи Боннано. Я встречался с ним по делу о продаже двух магазинов оптовой торговли в Ред-Хук. Тальози и Эд Байт, это тот парень, который продает магазины, выступают как деловые партнеры. Но я думаю, это такое деловое партнерство, в котором Тальози играет первую скрипку, а Эд подыгрывает… я думаю, ты понимаешь, что я имею в виду.

Энни через плечо посмотрена на сидящего сзади человека, жадно поглощающего спагетти.

– Ты хочешь сказать, что все происходит, как в кино? – шепнула она Эммету. – Боже я сейчас умру. – Она замолчала и нахмурилась: – Нет, умирать не будем. А лучше прогоним его к черту.

Эммет мгновение пристально смотрел на нее, затем улыбнулся и покачал головой:

– Конечно, и на другой день твое тело выловят из Ист-Ривер. Ты должна смириться с мыслью, что существует нечто такое с чем ты не можешь справиться.

– Я такого никогда не встречала. – Она подумала о Джо. О, если бы их разделяло обычное препятствие или забор, через который она могла бы перелезть.

– Нет, встречала. – Она замолчала, глядя, как официант налил в бокал немного заказанного Эмом вина. Он сделал глоток и кивнул официанту. Затем Эммет посмотрел на Энни и сказал:

– Это я. Ты не можешь справиться со мной. Непринужденная улыбка исчезла с его лица, и Энни увидела, как много она для него значила. Как могла она не замечать этого раньше? Разве не то же самое она чувствовала по отношению к Джо?

Он посмотрел на нее, его голубые глаза немного затуманились, а светлые ресницы золотились в серебристом свете уличных огней, проникающем сквозь занавески окна.

– Послушай, Эм… Я виновата, по… – Как ей это сказать? Как ей все объяснить? Он ей нравится. Если бы не Джо, она, наверное, полюбила его.

Он накрыл ладонью ее руку и сделал это так решительно, как будто старался заставить ее замолчать.

– Нет, – сказал он, – никаких оправданий. Послушай, я не дурак… и я не сумасшедший, чтобы не понять. – Уголки его рта чуть искривились. – Во всяком случае, пока. Энни Кобб, я скажу тебе об этом только один раз. И если тебе это не интересно, я больше никогда не буду заводить об этом разговор. – Он замолчал и взял свой бокал вина, но не за ножку, а за верхнюю часть, причем так крепко, что Энни вдруг показалось, что из бокала выплеснулось красное, как кровь, вито. – Да, черт возьми, я влюблен в тебя, и я знаю, что ты меня не любишь. Но если ты считаешь, что есть хотя бы один шанс, что когда-нибудь ты сможешь полюбить меня, пусть даже этот шанс очень маленький, используй его. Я не требую обещаний… просто рискни и все. Твои карты против моих.