Он не такой, как все… будто старше своих сверстников, которых она встречала во дворе колледжа. Он рассказывал, что ездил в товарных поездах. И собирал персики с другими бродягами. Все прошлое лето он провел в Калифорнии, помогал организовывать мигрирующих сельских рабочих. Если его не заберут в этом году в армию, он вступит в Корпус Мира.

После той первой встречи в классе живой натуры они несколько раз виделись. Один раз Лорел столкнулась с ним в студенческом центре, и они болтали более получаса. В другой раз пили вместе кофе, и он, узнав, что она занимается репетиторством в городке, пригласил присоединиться к группе, дающей бесплатные уроки для исключенных из средней школы, пытающихся сдать экзамены экстерном. В общем, ничего интересного. С Джесом всегда чувствуешь себя членом какой-то группы.

Он никогда не пытался поцеловать ее или дотронуться до руки. В этом смысле он похож на Джо – кажется, ему вообще ничего от тебя не надо. Только Джес – это всегда потрясение. От него сердце всегда замирает, как в сильном испуге. И постоянно вздрагиваешь, как при скрипе железа по стеклу. Или при внезапном вое полицейской сирены в темной улице. У него всегда самый невозмутимый вид… и он всегда застает врасплох. В шестом классе он обстреливал ее сзади жеваной бумагой, а теперь организовывал марши протеста и сочинял уничтожающие статьи для «Дейли Орандж».

Лорел нагнулась и погладила собачью голову, затем постучала в дверь. Никто не отозвался. Странно, она только что звонила сюда по телефону, и девушка, взявшая трубку, ответила, что Джес «где-то здесь». Через толстое стекло двери был виден угол комнаты. За столом она разглядела сидящих студентов. Джеса видно не было, но хорошо, что хоть кто-нибудь есть. Она снова принялась стучать.

Наконец вылезла босая девица с длинными косами, в джинсах, в узеньком топике, едва прикрывающем пупок, и с недоумением поглядела на Лорел.

– Ты что, думаешь, тут заперто или что? – проговорила она. – Чего не входишь?

– Извиняюсь, я не знала, – ответила Лорел.

– Здесь никто не стучится, – сказала ее собеседница таким тоном, словно Лорел совершила крупный политический промах. – У нас это не принято.

– А-а… Джес дома? – спросила Лорел, почему-то сразу оробев. Она все так же стояла на пороге, не решаясь войти.

– Наверху, наверно, – ответила та, махнув рукой в сторону лестницы, и отбыла обратно в комнату.

Поднимаясь по скрипучим, расшатанным ступеням, Лорел думала, почему Джес не присоединяется к своим товарищам внизу? Может, он не один… а с девчонкой? Она остановилась на полпути, снова растерявшись и смутившись. Но он же просил прийти. Притом какая разница, один он или не один? Она просто уйдет, и все.

На верхней площадке она услышала шум воды.

Но прежде чем успела войти в комнату, кран закрыли и дверь душевой распахнулась. Оттуда вылетели клубы пара, и в солнечном свете, льющемся из высокого оконца над лестницей, появился Джес, голый и мокрый, только бедра обернуты полотенцем. Мокрые черные волосы облепили голову, и струйки воды сбегали на плечи и грудь.

– Салют, – небрежно сказал он, словно каждый день заставал девушек у дверей ванной комнаты.

– Салют, – ответила она, не зная, что говорить.

А в уме сразу сложилась знакомая стихотворная фраза: «Что делает в столь недостойном месте порядочная девушка, как ты?»

Она было засмеялась, но вспомнила цель своего визита.

– Ты просил зайти по поводу плакатов, – напомнила ему.

– Плакатов?

– Для митинга «Рука помощи».

– А, эти. Конечно. Подожди минутку, сейчас накину что-нибудь на себя.

Он скрылся в одной из спален, но оставил дверь приоткрытой, так что Лорел могла хорошо видеть голую ногу, влезающую в штанину. Затем раздался его голос:

– Заходи.

Комната Джеса была маленькая и аккуратная, постель застлана. Возле кровати стоял упаковочный ящик из-под молока, служивший книжной полкой и ночным столиком, на котором уместилась маленькая лампа. По стенам на полках, сбитых из обыкновенных досок, располагались книги и стопки чистого белья. Больше ничего в комнате не было… как в келье. Единственное, что могло порадовать глаз, это переводная картинка на заляпанном стекле окна, скорее всего, оставшаяся от предыдущего жильца. Розовые блики проходящего сквозь нее света придавали комнате некоторый уют. Окно выходило на заросший сорной травой двор, где ржавел остов старого «форда».

Она оглянулась на Джеса. Он смотрел в упор с чуть приоткрытым от удивления ртом. Затем перешагнул через мокрое полотенце, валявшееся под ногами, и обнял ее за талию прохладной влажной рукой. И поцеловал.

Ее охватило ощущение тепла и нежности. И одновременно резкого протеста. Она отпрянула в сторону.

Нет, ей не нужен Джес, она мечтает о Джо. Но ведь Джо отказался от нее. В тот вечер, когда они поцеловались, он отправил ее домой. И разве не он говорил ей прямо в лицо, что они всегда будут не более чем друзья? Друзья? Теперь вся ее душа – сплошная боль. Внутри ничего не осталось, кроме дымящейся воронки, как после взрыва. Прошло уже столько времени, а она все не может перестать думать о нем. Где бы ни была – в классе, или готовилась к экзаменам, или садилась за мольберт, – немедленно начинала бессознательно плыть по волнам мучительных воспоминаний, словно разбитый корабль. И все время ощущала на губах его рот, твердый ободок очков, прижавшийся к ее щеке, слабый можжевеловый привкус джина и тоника, который он пил на вернисаже. И затем ласковый, но твердый, отстраняющий жест рукой. А в глазах – робость и тревога, словно хотел сказать: «Не подумай, будто это что-то значит… Ты просто застала меня врасплох, вот и все».

О, как только она не умерла тогда! Ей хотелось в тот же день убежать, куда глаза глядят, только бы подальше. Сейчас тоже было бы не плохо убежать отсюда.

Но Джесу, видимо, не важно, в экстазе она от него или нет. Его темные, цепкие глаза рассматривали ее со спокойным интересом. И она снова поразилась, насколько он не похож на парней, к которым она бегала на свидания, с их неумелыми поцелуями и неуклюжими объятиями.

– Что, не привыкла к такому обращению? – произнес он с ленивым смешком. – Ходишь на свидания к маминым сынкам и богатым жлобам, которые прежде всего ставят тебе стерео. Потом дают тебе курнуть чего покрепче, купленное на деньги родителей, которые они им присылают. – Он встряхнул головой, обдав ей шею и лицо дождем и туманом. – А я, видишь ли, Дыня, живу без стерео. И не имею ни денег, ни времени, ни травку, – закончил он с утрированным испанским акцентом. Его улыбка стала еще шире. – Но для тебя у меня время всегда найдется. Если хочешь, конечно.

Он насмехался над ней. Лорел почувствовала раздражение и даже немного разозлилась.

– Я думаю, мне надо идти, – жестко сказала она.

Он не сделал ни одного движения, чтобы задержать ее. Только смотрел в упор со своей неизменной ленивой улыбкой. Что в нем такого особенного? Почему она не уходит? Она не отрываясь смотрела на бусинку воды, задержавшуюся в ямке у основания его шеи.

– Я вижу, ты из тех, кто готов съесть зараз целую коробку кукурузы, чтобы добраться до приза на дне, – сказал он. – А я не нахожу в этом смысла. Если хочешь чего-нибудь, зачем идти самым трудным путем? Просто выброси все на фиг и возьми приз.

Она почувствовала, как загорается огнем вся кожа под его пальцами, гладящими ее по лицу. Он поцеловал ее. И на этот раз она его не оттолкнула.

К ее удивлению, ей были приятны его губы, невероятно мягкие и нежные. Но, почувствовав его зубы, она снова напряглась. Вечная опасность, которую она чувствовала в нем, возникла снова… захватывая внутреннюю часть губ… нажимая сильнее, но не больно. Под его ладонями возникли влажные пятна на ее хлопковой блузке, и она затрепетала, но не от прохлады его прикосновения, а от… уверенности, что сейчас произойдет это.

Сама того не сознавая, она стала воображать, что это Джо. Это легкие пальцы Джо спустились вниз к ее талии и вытащили блузку из-за пояса юбки.

Быстрым пинком Джес захлопнул дверь. Услышав, как она влетела на место, Лорел сжалась в тревоге. Необходимо что-то сказать… хоть что-нибудь.

– Девица внизу сказала, что здесь двери не запираются.

– Не запираются для входящих. А для тех, кто уже внутри, – сколько угодно. – Его улыбка исчезла, и красные пятна зажглись на высоких индейских скулах. – Есть одна вещь, которую я всегда желал узнать про тебя, Дыня, с самого шестого класса. Неужели ты вся такая белая, с ног до головы?

Лорел принялась раздеваться, словно в трансе. Ее скомканная блузка упала на пол, за ней последовала цветастая юбка и босоножки. Наконец она сняла трусики и лифчик.

И стояла теперь перед ним обнаженная, в розовом свете, и гусиная кожа покрывала ее руки и ноги. Где-то внизу лаяла собака. А за окном, прямо за плечом Джеса, виднелась свернувшаяся пурпурная головка ипомеи, кивающая на ветру. Но, кроме этой маленькой, успокоительной детальки обычной жизни, не было ничего реального… какой-то сон… и через несколько минут она проснется у себя в комнате на Смит-Холл.

Джес впервые в жизни утратил всю свою самоуверенность. Рот был приоткрыт, глаза стали огромными, лицо покрылось алыми пятнами.

– Господи! – прошептал он в благоговейном ужасе. Затем одним быстрым и точным движением расстегнул джинсы. Она уже видела его обнаженным. Когда рисовала. Но на этот раз он был другой… он был такой властный.

Под его пронизывающим взором ее оцепенение прошло, уступив место панике. Необходимо немедленно прекратить это и уйти. Понял ли он, что она в первый раз?

У нее было достаточно случаев испытать это с другими. Но где-то в глубине души она знала, что никто из этих мальчиков не сможет склонить ее. И не потому, что в самый неподходящий момент они обязательно допускали какую-нибудь нелепость – начинали забавно суетиться и пыхтеть, или оглушительно выпаливали ей в ухо «я тебя люблю!» или запутывались в ее застежках. Нет, главной причиной был Джо. Ей хотелось, чтобы первым был он.