Глубоко посаженные, темно карие глаза Станислава Георгиевича, обрамленные густыми черными ресницами, смотрели на журналистку холодным и неприветливым взглядом.

И с этой мумией я буду говорить о любви, — с ужасом представила молодая женщина.

— Елена Владимировна, — обратился к ней Оболенский без тени улыбки, — можно узнать, как вы вышли на Люсьену Борисовну?

— Меня с ней познакомила Юлия Валентиновна, ее одноклассница.

— Ну хорошо, в принципе, это уже не важно, — заметил он.

— Скажите, в какой форме вы намерены делать передачу, где вы собираетесь снимать, и сколько времени это займет? — продолжил Станислав Георгиевич все тем же деловым тоном.

— Обычно съемки ведутся в домашней обстановке, в виде вопросов и ответов. Насчет времени сказать трудно, все будет зависеть от вас, от вашего желания отвечать или не отвечать на интересующие меня вопросы, — несколько оробевшим тоном ответила Елена.

Зазвонил телефон, Оболенский извинился и стал с кем-то разговаривать.

Боже мой, все больше приходя в замешательство, — думала Лена. Он полностью держит инициативу в своих руках. Разговаривает со мной так, будто мы заключаем сделку купли-продажи.

В это время в кабинет вошел Шура. Такой же высокий и мощный. Но в отличие от Оболенского, он широко улыбался и прямо светился благожелательностью. Радченко был русоволосым, голубоглазым красавцем. Прямо Ален Делон, — подумала Лена.

— Какие люди в нашем захолустье! — воскликнул Шура, подходя к журналистке и целуя ей руку. — Какому богу мы должны быть благодарны за счастие лицезреть вас, Елена Владимировна? — продолжил он, усаживаясь напротив.

— Богу Гименею, — ответила Лена, с улыбкой глядя на галантного красавца.

— Елена Владимировна, так на какое время мы назначим съемку? И когда? — обратился к ней Оболенский.

— Мне бы хотелось начать сегодня, — ответила Елена, — а время назначьте сами.

— Хорошо, сегодня я могу освободиться пораньше. Часов в 15 вас устроит?

— Конечно. Ваш адрес я знаю и приду сразу с оператором.

— Я пришлю за вами машину в 14.50.

— Может не стоит, наша гостиница рядом, — возразила Лена.

— Я пришлю за вами машину, — повторил Оболенский, — это не обсуждается.

— Елена Владимировна, — с улыбкой обратился к ней Шура, — вы не будете возражать, если мы с женой тоже будем присутствовать? Все-таки этот грозный начальник, — он покосился на Оболенского,

— наш самый ближайший друг.

— Я вам буду очень благодарна за такую любезность, — с самой обворожительной улыбкой ответила журналистка.

Когда Елена ушла, Шура накинулся на Стаса.

— Ты совсем офонарел? Набычился, рыкаешь, как лев. До смерти бабу напугал.

— Честно говоря, в душе я надеялся, что она пошлет меня к черту, — со вздохом ответил Стас.

— Размечтался! Она к тебе не на свидание пришла, а работать, — заметил Шура.

Часов в двенадцать Елене на мобильник позвонила Люсьена.

— Ну, как дела, Леночка?

— Кошмар! Согласиться-то Станислав Георгиевич согласился, но как я с ним о любви говорить буду, не представляю, — обреченно ответила журналистка.

— Что? Нагнал на тебя жути наш Стасик? Не обращай внимания. В жизни он совсем не страшный. Вот увидишь. Просто у него имидж такой. В пределах офиса срабатывает условный рефлекс, — не улыбается и разговаривает только официальным тоном.

— У Оболенского один голос чего стоит! Кровь в жилах стынет. Мне кажется, он и улыбаться-то не умеет. А вот в вашего мужа я просто влюбилась. Такой красивый, такой галантный.

— А еще такой вредный, такой хитрый, — со смехом продолжила Люся. — Перед молодой женщиной он, конечно же, как павлин хвост распустил. Знаешь, Лена, есть такая поговорка, что где хохол прошел, там двум евреям делать нечего. Так вот, где прошел мой обаятельный и улыбчивый Шурик, там четырем евреям нечего делать.

— Ой, что уж вы такое про мужа говорите.

— Да нет, Леночка, я шучу. Они, вообще-то, оба мужики славные. И совсем еще не старые и не нудные. У них душа молодая. А Стаса не смущайся. Он получше других о любви говорить умеет. Такую песню собственного сочинения для своей Анюты на свадьбе спел. Я тебе потом кассету покажу.

— Люсьена, я надеюсь, вы на съемке будете? — спросила журналистка.

— Обязательно! — ответила Люся. — Давай до встречи, и держи хвост пистолетом.

Господин Оболенский, как и обещал, прислал за телевизионщиками машину, и в 15 часов они уже звонили в дверь. Открыла Люсьена. Все прошли в зал.

— А где мужчины? — поинтересовалась журналистка у Анны.

— Стас там что-то на кухне колдует, Шура ассистирует, — ответила Аня, — сейчас выйдут. Лена, я думаю, что если беседа будет идти в домашней обстановке, то Стасу не надо быть в костюме и при галстуке? — поинтересовалась она.

— Конечно, нет! Это же не официальная встреча, — ответила Лена.

— Ну, слава богу, а то я измучилась в сомнениях.

— А что, Станислав Георгиевич сам готовит? — удивилась журналистка.

— Лена! Да Макаревич отдыхает, когда у плиты Стас, — с улыбкой ответила Анна. — Он пришел около двух часов и даже на кухню нас с Люсей не пустил. Сказал, что такую обаятельную молодую женщину, он угостит своим фирменным блюдом.

— Станислав Георгиевич так сказал? — изумилась Елена.

— А чему ты удивляешься? Стас большой ценитель женской красоты, особенно в сочетании с умной головой. Просто во время вашей встречи он был еще весь в сомнениях и злился, скорее всего, на себя. Сейчас я их позову.

В это время в зал вошли Шурик со Стасом. Оболенский был в потертых джинсах и объемном пуловере. Невероятно густые смоляные кудри, с легкой проседью на висках, рассыпались до плеч. Он был весел и светился поистине Голливудской улыбкой.

— Еще раз добрый день, Елена Владимировна. Я приношу вам свои извинения за холодный прием в офисе, — обратился он к журналистке, глаза его лукаво щурились. — Я уже получил нагоняй от всех троих — жены, Шуры и Люсьены.

Виноградова стояла совершенно ошеломленная его видом. От строгого, делового и элегантного господина Оболенского не было и следа.

— Станислав Георгиевич, да вы оборотень, я бы в таком виде на улице вас никогда не узнала, — сказала она.

— Оборотень? — рассмеялся Стас, — вот так меня еще никто не называл.

Наконец все расселись. В объективе телекамеры были только Оболенский и Елена.

— Станислав Георгиевич, Люсьена рассказала мне историю вашей первой любви. Для зрителей я сделаю пересказ вашей истории в несколько сокращенном виде. А теперь давайте построим нашу беседу так — я буду задавать вам вопросы, чтобы понять суть ваших поступков.

— Хорошо, — ответил Оболенский, — только, пожалуйста, обращайтесь ко мне хотя бы без отчества, у меня слишком длинное имя. А я, если не возражаете, буду называть вас просто Леночка. Идет?

— Идет, — ответила журналистка. — Но до начала записи ответьте мне на один вопрос: как Анне удалось уговорить вас на съемку? Что она вам сказала?

— Уговорить? — переспросил Стас. — Нет, Леночка, уговорить меня очень сложно. Моя жена это знает, и даже не пыталась. Просто я имел несчастие жениться на очень мудрой женщине. Всегда считал, что сам принимаю решение, а, оказывается, делаю то, что хочет она. Вот такой я несчастный мужик.



Глава 2


Оператор включил камеру, и съемка началась.

— Если вы не возражаете, вначале мы поговорим о вашей первой жене, — начала журналистка. — Люсьена посвятила меня в некоторые подробности вашей юношеской любви.

— Да нет, — пожал плечами мужчина, — не возражаю. Коли согласился, чего уж теперь. Спрашивайте.

— Станислав, когда вы узнали, что Ирина ждет ребенка, что вы почувствовали? Ведь вы были так молоды. Вы испугались?

— Да бог с тобой, Леночка, почему испугался вдруг? Восторга, по поводу будущего отцовства, я, конечно, не испытывал, но испугаться — нет. Помнится, тогда я не спал всю ночь и к утру пришел к выводу, что детство кончилось. Мне надо было принимать мужское, командирское решение. Как учил мой дед Моисей, молодому коршуну пора было становиться на крыло и защищать свое гнездо. Ведь, по сути, в том, что произошло, был виноват только я один.

— Ну отчего же? — возразила Лена, — Ирина была достаточно взрослой девушкой и, наверное, знала, откуда берутся дети?

— Иринка была просто влюбленной в меня девчонкой, которая мне полностью доверяла. Нам приходилось до этого даже ночевать вместе, и я всегда, как говорится, умел вовремя остановиться. Дело в том, что к тому времени, когда у нас с Ириной все это произошло, я уже имел кое-какой сексуальный опыт, — с легкой улыбкой заметил он.

— Даже так? — удивилась Елена, — значит, вы все-таки изменяли своей девушке?

— Я не изменял, — искренне возразил Стас, — я учился. После окончания девятого класса мы с Шурой отдыхали на юге, а там нравы намного свободнее. В общем, — с легкой иронией произнес Стас, — " Школу молодого бойца" мы прошли. И вернулись в родной город, ощущая себя уже опытными мужиками.

— Стас, ну все-то секреты не выдавай, — вставил Шура.

— Ой, секреты! Да мы с Ирой сразу догадались обо всем. Вы ходили гордые, как павлины, — заметила Люся.

— Так уж получилось, — продолжал Стас, — что не сумел я в тот день вовремя остановиться. Это случилось в день нашего примирения после длительной ссоры.

В Новогодние каникулы мы с Иринкой очень сильно поссорились. Придя однажды на школьный каток, я увидел, что моя Ира катается с парнем из другой школы за руку. Он даже обнимал ее за талию. Парня этого я прекрасно знал и ненавидел изначально. Дело в том, что в течение некоторого времени он был партнером Иры по бальным танцам. Пытался ухаживать за ней, часто звонил и получил от меня уже два предупреждения.