Так, — думал Стас, теперь надо решить, что делать, чтобы все исправить. Он набрал номер телефона Шуры, ответила Люсьена.

— Стасюля! Привет, дорогой! Ну, как ты там? Когда тебя ждать домой? — поинтересовалась она.

— Спасибо, хреново, — ответил Стас. — Буду, наверное, дней через десять, не раньше.

— Ой, в Париже и хреново, что так?

— Да понимаешь, выхожу ночью на балкон, внизу Париж, в небе луна, а мне на эту луну волком выть хочется. Хочу домой, хочу поесть Анюткиных беляшиков, нашей рыбки и прижаться к любимой попке своей Кнопочки. Кстати, она у тебя так и не появлялась, не звонила?

— Да как тебе сказать, — ответила Люся, — вообще-то, мы недавно с ней встретились в магазине, и я затащила ее к нам. Часа три сидели, болтали.

— О чем?

— Ну, о чем мы можем с твоей Кнопочкой болтать? О ней, о тебе, конечно, о вас.

— Люся, — взмолился Стас, — не томи, что она говорит обо мне?

— Ой, Господи! Я ей поклялась, что ничего тебе рассказывать не буду.

— Люсенька, милая, ну по-родственному, — простонал Оболенский, — она вспоминает меня? Скучает, хоть немного?

— Кстати, а почему ты ей сам не позвонишь?

— А что я ей могу сказать? Банальное: "Я тебя люблю!". Я ей, между прочим, сразу из Испании звонил. Из Лондона два раза, так она трубку бросает.

— Значит, тогда еще рано было, она еще не созрела для разговора с тобой, — ответила Люся. — А теперь, я думаю, в самый раз. Но, если ты протянешь еще десять дней, то, может быть, станет поздно. Стаська, я тебе расскажу то, о чем обещала не говорить, но ты меня не выдавай.

— Могила, Люсенька! Могила! Клянусь!

— Так вот, слушай. Пришли мы к нам домой, чай пили, болтали, вдруг слышу, мой мобильник звонит, а я его в гостевой комнате оставила. Зашли туда, я поговорила с дочерью и потом вижу, что Анна подходит к стулу, на котором висела рубашка. Я думала это Шуркина. А она эту рубашку прижимает к лицу и говорит: "Это Стаськина рубашка, это запах его тела, я его чувствую". И вот тут у нее слезы градом потекли. В общем, забрала она у меня твою рубашку, сказала, что стирать не будет, а будет с ней спать и вдыхать запах твоего тела.

Еще вот, что я хочу тебе сказать. Вы два дурака. Один в Париже на луну воет, а другая спит с его рубашкой в обнимку. Звони ей немедленно, говори, что хочешь. А лучше всего, бросай ты все и приезжай. Докажи женщине, что она тебе дороже всяких денег. Понял меня? — закончила Люся.

— Люсенька, ласточка, спасибо тебе. Целую! — радостным голосом прокричал Стас и положил трубку.

Господи, — подумал он, какое простое решение — взять и прилететь. Набрав номер телефона Анны, он молился, чтобы она оказалась дома.

— Анечка, только, пожалуйста, трубку не бросай, — сказал он, услышав ее голос.

— Хорошо, — ответила Аня.

— Кнопочка, как ты там? — спросил Стас тихим голосом.

— Как всегда — лучше всех, — так же тихо, ответила Анна.

— А мне вот здесь — хуже всех, — продолжил Стас, — я так по тебе соскучился, что вою на луну. Еще, я познакомился с твоей дочерью и ее мужем.

— А зачем ты с ней знакомился?

— Встретились, поговорили о тебе, она мне давала твои стихи почитать. Я познакомил их с семейством моего сына.

— Нет, я все-таки не пойму, зачем тебе это надо?

— По-моему, я произвел на твою дочь хорошее впечатление, — не обращая внимания на ее вопросы, продолжил Стас. — Надеюсь, что она будет моей союзницей и поможет нам, наконец, помириться.

Анна молчала.

— Анечка, почему ты молчишь? — встревожено спросил Оболенский.

— А что бы ты хотел от меня услышать? — поинтересовалась Аня.

— Одну единственную фразу, что ты меня ждешь. Хотя бы это.

Несколько минут в трубке было молчание.

— Приезжай скорей. Я тебя очень жду, — сказала Анна почти шепотом и положила трубку.

Когда Оболенский принимал решение, он немедленно приступал к действию. Завтра я буду у твоих ног, Кнопочка моя, — думал Стас, набирая номер телефона аэропорта.


Глава 8


На следующий день Анна со Светланой Афанасьевной сидели в кабинете Александра Ивановича. Шура заметил, что впервые за много дней, Аня была в приподнятом настроении. На ней был новый красивый костюм с короткой юбкой.

— Анна Александровна, — обратился он к ней, — почему вы все время носите брюки? У вас, оказывается, такие красивые ножки.

— Спасибо за комплимент, господин Радченко, буду знать, — ответила ему Аня с улыбкой.

Женщинам надо было решить кое-какие производственные дела и получить комиссионные за несколько сделок в бухгалтерии. Пока они разговаривали, наступил обеденный перерыв. Шура предложил дамам дождаться конца обеда в комнате отдыха за чашкой чая или кофе.

— Когда ваш господин Оболенский вернется? — поинтересовалась Светлана Афанасьевна.

— Вчера вечером он разговаривал с моей женой и сказал, что будет дней через десять.

Зазвонил его мобильник.

— Да, — ответил Шура. — О! Станислав Георгиевич! Приветствую тебя. Вот сидим в твоей комнате отдыха со Светланой Афанасьевной и Анной Александровной. Ждем, когда кассир с обеда вернется. Дамы интересуются, когда ты приедешь.

Телефон неожиданно отключился.

— Что-то связь прервалась, — удивился Шура. — Ну, все-таки из Парижа звонит.

Прошло минут десять, когда в комнату буквально ворвался сам господин Оболенский.

— Оба-на! — воскликнул Шурик, — за десять минут из Парижа — это круто!

Стас был в длинном плаще, его потрясающие локоны распущены, глаза сияли, он улыбался, а в руках держал огромный букет алых роз.

— Вот, что значит, человек в Европе побывал, — с удивлением воскликнула начальница Анны. Таким, она его еще никогда не видела. — Да вы помолодели на десять лет, Станислав Георгиевич!

Стас на мгновение застыл, оглядывая присутствующих, даже не поздоровавшись, он шагнул в сторону Анны.

— Кнопочка, ты сказала — приезжай скорей и я здесь, — произнес он, вставая на одно колено и рассыпая розы ей на колени и на пол.

У Светланы выпала из рук чашка. Она сидела, как громом пораженная, прикрыв, разинутый рот ладошкой.

— Стасик, ну, что ты делаешь, мы же не одни, — проговорила Анна, пытаясь заставить его встать.

— Ничего не хочу знать, ничего ни от кого скрывать, — ответил Стас, целуя ей руки и коленки. — Ты моя, моя, моя женщина! Скажи, что ты простила старого, глупого еврея! — обратился он к Анне, не обращая ни на кого, ни малейшего внимания.

— Да ты не глупый, ты хитрый еврей, — ответила Аня с улыбкой, привычно запуская руки в его шевелюру.

— Хитрый? Пусть так. Это гены, Анечка. Это дурная наследственность, — ответил Стас, продолжая светиться лучезарной, счастливой улыбкой. — Скажи, что ты меня простила и согласна выйти за меня замуж.

— Может быть, дома этот вопрос обсудим, — прошептала Аня, наклоняясь к его уху.

— Нет! Сейчас, сию минуту. Скажи это при свидетелях, — настаивал он.

— Я простила и согласна выйти за тебя замуж, — ответила Анюта. — Все, поднимайся.

— Тогда будем отмечать нашу помолвку, — сказал Стас, вставая и вытаскивая из кейса бутылочку французского коньяку и шоколадку.

Светлана до сих пор сидела потрясенная. Господин Оболенский, такой неприступный, такой отстраненный, казалось бы, от людских страстей человек, стоял, преклонив колено перед женщиной, и просил ее руки.

Стас разлил коньяк по рюмочкам, и все выпили за их счастье.

— А где "горько"? — спросил Оболенский.

— На помолвке "горько" не кричат, — вмешалась Аня.

— Кто, сказал? — возмутился Стас и подарил своей будущей жене нежный, долгий поцелуй.

В это время в комнату вошла секретарша Марина. Увидев, целующегося шефа, она застыла в дверях, не зная, что делать.

— Заходи, заходи, Марина, — сказал Стас, — выпей рюмочку за счастье своего начальника. Я женюсь!

Марина выпила, извинилась и направилась к двери, так и не объяснив, зачем приходила.

— Марина, — сказал ей вслед Оболенский, — информация не секретная, так что не мучайся. Она же умрет, если владея таким секретом, не сможет ни с кем поделиться, — добавил он, когда Марина вышла.

— Светлана Афанасьевна, перерыв закончился. Давайте пойдем в бухгалтерию и не будем им мешать, — сказал Шура.

Они вышли, оставив Стаса с Анной одних.

— Александр Иванович, — обратилась Светлана к Шуре, — вы, конечно, в курсе, скажите — и давно это у них?

— Со дня покупки квартиры Оболенским, насколько я знаю,

— ответил Шура.

— Ну, Анна! Ни слова, ни полнамека! Видно было, что у нее с кем-то роман. Ходила вся, как светом озаренная. Но, чтобы с Оболенским! Мне бы даже в голову не пришло.

— Пора готовить подарки. Очень скоро нам предстоит погулять на свадьбе.

— Вы так думаете?

— Уверен!

Аня со Стасом стояли посередине комнаты обнявшись, и молчали. Казалось, что у них не было слов, чтобы поведать друг другу о своих переживаниях. Однако и без слов они все понимали.

— Анюта! — прошептал Стас.

Анна закрыла ему рот ладошкой.

— Молчи, Стасюля. Пойдем.

Анна собрала цветы, Стас обнял ее за плечи и они вышли из кабинета. По-видимому, сенсационная новость облетела уже весь офис. Из кабинетов выглядывали удивленные лица, в коридоре на них оглядывались. Однако их суровый шеф, которого абсолютное большинство никогда не видело с распущенными локонами, шел в обнимку с женщиной, улыбался, и, казалось, никого не видел.